Об особенностях воздушных боев с «мессершмиттами» нам было известно достаточно много, но сдавшиеся плен летчики еще раз подтвердили достоверность имеющихся сведений о самолете и тактике противника.
– Нисходящий вертикальный маневр у «мессершмиттов» лучше, чем у русских самолетов, – подтвердил один из летчиков по имени Антон, довольно сносно владеющий русским языком. – Это потому, что немецкий истребитель тяжелее по весу.
– Зато на восходящем вертикальном маневре «спитфайр» заметно превосходит «мессершмитт», – добавил к словам Антона второй летчик.
– Это мы тоже знаем, – потрогал Савченко еще болевшую шею…
– Постойте, а откуда вы знаете об особенностях воздушного боя со «спитфайрами»? – спросил командир полка. – Ведь на нашем аэродроме их нет.
– Со «спитфайрами» нам туго приходилось. В мае этого года они немцам много крови попортили, да и потери от них были большие.
– Вы сказали, что встречались в воздухе со «спитфайрами»? – напомнил Савченко.
– Встречались и не один раз, – улыбнулся Антон. – А вот восьмого июня, когда прикрывали немецкий аэростат-корректировщик, тоже встретились со «спитфайрами», но в бой не вступили. Зачем нам это было делать? Ведь мы давно собирались перелететь к русским.
– Постой, постой! Какого числа вы прикрывали аэростат? – спросил я Антона.
– Восьмого июня, – повторил он.
– А сколько вас было?
– Четыре «мессершмитта».
– Так ведь в этот день мы тоже звеном вылетали на уничтожение аэростата и вели бой с «мессершмиттами». Вот какая получается история!
– Все возможно. Я летал, вот с ним, со своим ведомым, – показывает Антон на соседа, – а во второй паре были немцы. В группе «Хорват» есть эскадрильи из летчиков чехов, хорватов, сербов. Однако мы всегда летали вперемежку с немцами.
– Не доверяли вам?
– Наверное, так. Предполагали, что мы можем в любое время поступить также, как поступили сегодня.
– А кроме ваших были еще тогда самолеты? – спросил я Антона.
– Да, был «Фокке-Вульф-189». Он корректировал огонь артиллерии.
Случай, о котором рассказывал Антон, произошел возле города Темрюка. В этом районе к реке Кубань прилегают огромные пространства плавней – камышовых зарослей, залитых водой. Пробираться по камышовым джунглям можно только на лодках-плоскодонках. Других путей не было. Линия фронта здесь четко не определялась.
Для того чтобы корректировать огонь своей дальнобойной артиллерии и наблюдать за нашими тылами, немцы соорудили плот, установили на нем лебедку с мотором и с этого плота поднимали на тросе аэростат. В подвешенной корзине находился наблюдатель, сообщавший на землю обо всем, что он видит в нашем тылу.
Обычно немецкий аэростат поднимался рано утром или перед заходом солнца и причинял нашим войскам серьезное беспокойство. Командование поставило задачу сбить аэростат. Но сделать это было не так просто. Как только мы вылетали на уничтожение аэростата, немцы тут же включали лебедку и опускали его. Найти в плавнях, в зеленом море камыша, замаскированный плот очень трудно. К тому же плот был прикрыт сильным огнем зенитной артиллерии.
И все-таки истребители не давали фашистам безнаказанно работать. Однажды успели сблизиться с аэростатом и атаковали его. Наблюдатель выпрыгнул с парашютом, а аэростат, как потом мы смеялись, «испустил дух». Летчики радовались, но на следующий день, к вечеру, аэростат был снова на месте. Теперь уже его прикрывали с воздуха истребители.
Вместе с «мессершмиттами» стала вылетать и «рама» – «Фокке-Вульф-189», имея задачу наблюдать за нашим аэродромом. Как только увидит немец, что «спитфайры» поднимаются в воздух, аэростат тут же опускается, а немецкие самолеты уходят на свою территорию.
8 июня. Наше звено только что вернулось с боевого вылета. Техники заправили самолеты, доложили о их готовности. В это время над плавнями появляется ненавистная «колбаса». Взвивается ракета, загудели моторы, и мы четверкой взлетаем.
Не теряя ни минуты, веду звено в направлении к аэростату. Захожу со стороны солнца, пару самолетов держу выше, сам с ведомым иду в нижнем эшелоне.
– Выше нас «мессершмитты», – докладывает ведущий второй пары Иван Саянный.
– Свяжи их боем, – приказываю лейтенанту.
– Понял, – отвечает Саянный, – атакуйте аэростат, возле него одна только «рама».
Саянный, увеличив обороты мотору, с набором высоты начинает подбираться к «мессершмиттам». Я иду на аэростат. Обстреляли его, но попасть не удалось – скорость сближения слишком велика. Саянный кричит:
– Атакую «мессершмиттов»!
Аэростат быстро снижается. Смотрю, возле него крутится «рама». Я за ней. «Рама» начинает уходить. Летчик «фокке-вульфа» энергично работает моторами и бросает свою машину из стороны в сторону.
Выполнил атаку – летит. Захожу на вторую. Но как ни вертелся фашист, снаряды все же его настигли. Боясь упасть в плавни, летчик выбрал площадку на берегу Азовского моря и поспешно сел на песчаную отмель. Мы снизились парой и подожгли самолет.
В это время возле нас пронеслись «мессершмитты», энергично сделали горку, потом спикировали, но почему-то огонь не открыли, а развернулись и ушли в сторону Анапы. И вот теперь, в Тихорецкой, перелетевший летчик Антон рассказывает, что это были он и его ведомый. Для достоверности Антон предлагает проверить дату полета в его летной книжке.
– Посмотрите в мою книжку, – говорит ведомый Антона, – мы были вместе.
– Одну минутку, я тоже хочу заглянуть в свою летную книжку! – и бегу в штаб.
Читаем поденную запись вылетов: «8.6.43, вылет на уничтожение аэростата, воздушный бой с четырьмя Ме-109, подбит ФВ-189.
Сомнений нет, мы встречались с перелетевшими к нам летчиками и все было именно так, как рассказывает Антон.
– Теперь я понимаю, почему вы тогда нас не атаковали, – говорю сдавшимся в плен летчикам. – А я думал, что струсили.
– Мы же еще до этого случая договорились перелететь к русским, – улыбается Антон.
Мы искренне трясем друг другу руку. Даже не верится, что эти сдавшиеся в плен ребята были недавно нашими врагами.
– А ведь я мог тебя сбить, – говорю Антону.
– Кто знает, – говорит он лукаво, – мог бы и я тебя сбить.
Оказалось, что Антон опытный летчик. До войны закончил школу воздушной акробатики, много летал, имеет большую практику.
– А почему вышли из боя летчики вашей второй пары?
– Ведь они улетели раньше вас? – спрашиваю Антона.
– У них кончилось горючее. На тех машинах были немцы.
– Ну, а как чувствуют себя сейчас фашистские авиаторы? – поинтересовался командир полка.
– Плохо, русские сильно побили. Покрышкин, Глинка, Савицкий…
Антон рассказывает, что немецкое командование предупреждало их об опасности при встречах с советскими асами: «Особенно Покрышкина остерегайтесь. У него нет постоянной, шаблонной тактики. Каждый раз он строит маневр неожиданно и сбивает с толку даже очень опытных немецких летчиков».
Перелетевшие летчики чувствуют себя непринужденно. Антон снял с головы шлемофон.
– На Кубань есть жарко.
Мы смеемся. Засмеялись и сдавшиеся в плен гости.
– Смотрите, а ведь Иванов и этот Антон похожи друг на друга, вроде, как братья, – послышался чей-то голос. – И волосы у обоих курчавые, и роста одинакового.
– Конечно, братья, – говорит Осипов, – по крови. Братья-славяне.
– О, да! – восклицает Антон, – сербы, чехи, хорваты и русские есть братья.
– Братья-славяне небось проголодались? Идемте в столовую подкрепимся.
Во время ужина было много разговоров. Антона и его ведомого уложили спать в комнате, рядом с дежурным по части. Отправились и мы на отдых. Долго я не смыкал глаз, все думал, и не верилось, что такое может произойти.
Утром, после завтрака, перелетевшие к нам летчики уехали в штаб армии. С тех пор мы с ними не встречались.
28 августа в полку большой праздник: нам вручали гвардейское знамя. Об этом событии узнали еще накануне. Полк достойно подготовился встретить и принять полковую святыню.