Вот и Азов. Немцы наконец отстали, а мы идем на посадку, Сели и ужаснулись: у самолета Алексеева на плоскости отбит элерон – одни тряпки болтаются. Некоторые самолеты буквально изрешечены пулями и осколками зенитных снарядов. Без пробоин нет ни одного истребителя.

– Где капитан Картузов? – с тревогой спрашивает командир полка.

– Сел на вынужденную в районе Азова, – докладывает комиссар. – Его прикрывал и вместе с ним сел младший лейтенант Алвахашвили. – Если бы не он, не сдобровать Картузову.

– Послать за ними машину и техников, – приказал Осипов.

К аэродрому мчится чья-то «эмка». Подъехала, остановилась. Из нее вышел невысокого роста генерал-майор авиации, представился. Оказалось – начальник противовоздушной обороны Ростова Степан Георгиевич Король.

– Кто у вас парой шел в лобовую атаку? – спросил генерал.

– Я со своим ведомым, младшим лейтенантом Ивановым, – ответил капитан Ильин.

– Молодцы, товарищи!

– Это Иванов молодец, – улыбнулся комиссар, – а у меня в тот момент уже не было чем стрелять.

– Верно, в лобовой атаке сбил немецкий самолет ведомый. Я наблюдал за ходом боя, видел, как был сбит «мессершмитт» и даже, как он догорал на земле.

– Во время боя я не мог видеть, куда девался самолет противника после лобовой атаки, – ответил я.

– Я официально подтверждаю, что самолет противника сбит ведомым летчиком пары истребителей, атаковавшей «мессершмитты» в лоб. Кто это был, вам виднее – сказал генерал.

– Да, это младший лейтенант Иванов, – еще раз подтвердил комиссар эскадрильи.

Сбитый «мессершмитт» был записан на мой личный счет.

Чу, что ж, приглашайте товарища генерала отведать жареного гуся, – кивнул командир полка.

– А что это у вас за гуси? – поинтересовался Степан Георгиевич.

– У нас появилась такая традиция, у соседей переняли: за каждый сбитый самолет противника жаловать летчика жареным гусем. Сегодня они на столах у летчиков Азарова и Иванова.

– О, это здорово придумано! – восхитился генерал Король. – Я бы тоже с удовольствием отведал гусятины, но дела требуют к себе. Спасибо за приглашение и желаю вам успеха.

Генерал уехал. У всех было хорошее настроение: задачу по разведке выполнили, людских потерь нет. Залатать же дыры в самолетах было хотя и не просто, но вполне возможно. Эту работу сделают наши техники. Только самолет Алексеева придется сдать в ремонтную мастерскую.

Наши учителя, летчики соседнего полка, имели на своих столах гусей почти к каждому ужину, но вскоре и мы не стали от них отставать.

В этот вечер ужин у меня проходил в особо торжественной обстановке: первый сбитый самолет – не шутка! И гусь, старательно обжаренный, лежал на блюде во всей своей красотище.

– Вот бы так почаще! – смеются ребята.

– А это, между прочим, от вас зависит, – причесывая волосы, говорит начальник штаба Апаров.

Наутро – снова боевые полеты, радости и тревоги. Воздушные бои под Ростовом научили нас воевать. Мы постоянно стали видеть противника, грамотно вести с ним бои, используя отдельные преимущества самолета И-16 и недостатки фашистских истребителей. Освоили тактику атаки бомбардировщиков «Хейнкель-111», «Юнкерс-88» и успешно сбивали их.

Научились вести и разведку наземных войск, аэродромов, прикрывать с воздуха свои войска, сопровождать бомбардировщики и штурмовики, а также штурмовать живую силу и технику врага.

Нередко, после сопровождения бомбардировщиков, командованию полка звонили и сообщали: «Истребители задачу выполнили успешно. Потерь не имеем».

Воздушные бои под Ростовом шли с рассвета до темноты. Времени едва хватало на еду да на заправку истребителей горючим и боеприпасами. Словом, летали в полную силу.

А морозы стояли крепкие. Легче было сражаться с немцами, чем защищаться от проклятой стужи. У многих лица обморожены. Вылетаем – градусник показывает 30 ниже нуля. А в воздухе еще холоднее. Но когда завязывается воздушный бой, тут уже некогда думать о своем внешнем виде. Чуть высунул голову за козырек кабины, и мороз, как огнем полоснет по лицу. Не успеешь осмотреться, а щеки и нос уже побелели.

Многие пытались одевать маски из кротовых шкурок, которые неплохо предохраняют лицо от обмораживания. Но они очень стесняют летчика в действиях, ухудшают обзор. Поэтому часто вылетали без масок – тут и случалась беда. Полковой врач, Зеня Давидович Штерн, не успевал ликвидировать последствий обморожения. И хотя тебе щеки и нос спиртом и снегом оттирают, мажут гусиным жиром, обмороженное тело болит долго и сильно. Приходилось лицо забинтовывать: летать-то надо!

Забинтовывал Зеня Давидович искусно и на совесть. Вид у нас перед полетом был как у «Человека-невидимки» из романа Уэллса.

Во время полетов бинты присыхали и боль утихала – летишь и радуешься. Но стоит только появиться «мессерам» – и начинается. Повернешь голову направо, налево, вверх – присохшие бинты вместе с кожей сдвигаются с места. Домой возвращаешься – лицо в крови.

Техникам тоже было не легче. В перчатках работать неудобно. Снимут их, а руки к металлу прилипают. Приходится их отрывать, оставляя клочки кожи. Жгучая боль, а человек работает. Нам, летчикам, не сладко было, но посмотришь, как вкалывают техники, механики, оружейники, и по-дружески жалко их: ведь они-то и спят всего по два-три часа в сутки!

Полусонные, усталые до смерти, они почти всю ночь безропотно трудятся на своем посту. И весь день будут трудиться, потому что самолеты непрерывно садятся и взлетают. Их надо встретить, заправить горючим и боеприпасами, тщательно осмотреть.

Мы понимали, что техническому составу, ох, как достается, и помогали ребятам чем могли: заправляли самолеты горючим, маслом, заряжали оружие. Что поделаешь – война!

Все мы, как-то по-особому сдружились, жили и трудились единой семьей. И радости наших побед, и неудачи делили поровну.

Трудное это было время. Но рабочие, колхозники, все советские люди героически трудились для победы над врагом и старались помогать нашей армии, приободрить фронтовиков.

Мы получали много писем и посылок от разных людей. Перед Новым годом прибыло несколько машин с подарками от рабочих Донбасса. Начальник штаба Апаров сложил их в отдельную комнату и опечатал ее.

– Получите в самый канун Нового года, – сказал он.

Кончался последний день 1941 года. Командир полка приказал Апарову раздать личному составу подарки. Летчики по очереди подходили к майору, и он вручал им посылки.

Чего только здесь не было! Но главное, вниманием и любовью было проникнуто каждое письмо, задушевное, ласковое.

Сердце сжималось, когда я читал в своей посылке волнующие строки: «Мы не знаем вас, дорогой товарищ. Может, вы танкист или пехотинец. Может, летчик или воин другой специальности. На войне все рода войск важны. Но кто бы вы ни были, все равно, вы нам дороги, как сын и брат, как самый близкий человек. Бейте проклятых фашистов!».

В каждом письме читали о ненависти к врагу и об уверенности в победе. Как мне тогда хотелось получить хотя бы небольшую весточку от родных! Но, увы, город, в котором они жили, был окружен врагами. Ленинград героически сражался в блокаде.

Мы пригласили отпраздновать вместе с нами встречу Нового года летчиков соседнего полка.

Столовая шумела веселыми голосами. На столах расставлены скромные закуски. Трое баянистов старательно выводили задушевную мелодию. Не было только новогодней елки. В этих местах достать ее невозможно.

– Товарищи! – послышался голос командира полка. – До Нового года осталось десять минут. Тяжелым для нашей страны был прошедший 1941 год. И все же, несмотря на огромное превосходство противника в воздухе, мы имели неплохие успехи. Наши войска наносят все новые и новые ощутимые удары по врагу. Провалился фашистский план окружения и взятия Москвы, освобождены города Елец, Тула, Клин и Калинин, разгромлена волховская группировка противника, освобождена Калуга. А вчера и сегодня группа войск Кавказского фронта во взаимодействии с военно-морскими силами Черноморского флота обеспечила высадку десанта на Крымском полуострове и после упорных боев заняла город и крепость Керчь, а также города Феодосию и Судак.