— Я не знаю, как объяснить разгром в квартире Ульриха, — призналась она, открывая дверь с табличкой на каком-то из языков центральной части материка.

За ней оказался рустикального вида интерьер, пропитанный запахами пива и кухонного масла. Леди Гринберг, нисколько не смущаясь обстановки, кивнула хозяину за барной стойкой и, показав ему три вытянутых вверх пальца, уселась за ближайший стол.

— Садитесь, — похлопала она по скамье рядом с собой, — сейчас нам принесут самый лучший — и крепкий — кофе в городе. Здесь довольно уютно, не правда ли? И очень удобно, потому что пан Блажей совершенно не понимает по-имперски. Мы поэтому часто заходили сюда с Ульрихом.

— Вам было что скрывать?

Детектив Эйзенхарт выбрал место напротив девушки и теперь сверлил ее взглядом.

— Всем нам есть, что скрывать, детектив, разве нет? — леди улыбнулась и почему-то оглянулась на меня.

Ответить Эйзенхарт ей не успел, потому что принесли кофе. И если леди Гринберг схватила свою кружку сразу, то я на миг задержался, почувствовав сладкий запах малинового гайста, перебивавший аромат кофе.

— Крепкий во всех смыслах, не так ли, леди Гринберг? — спросил я; Эйзенхарт тоже заметил запах и кивнул мне.

— Я же сказала, вы можете звать меня Эвелин. И, да, обычно я так всем и говорю, — подмигнула мне она.

Эйзенхарт, пребывавший в легком раздражении, потребовал, чтобы леди наконец перешла от светской беседы к разъяснениям.

— Я не знаю, кто был в квартире Ульриха и что он там искал, но я знаю, что означали эти чеки. Ульрих не шантажировал меня. Это я платила ему жалованье, — нехотя призналась леди Эвелин.

— Жалованье? За что?

— За то, чтобы он изображал моего жениха.

Этим она сумела поразить даже Эйзенхарта.

— За что? — удивленно переспросил он.

— Наша помолвка с бароном Фрейбургом была фиктивной, — со вздохом объяснила она. — Мне нужен был жених, и я предложила Ульриху исполнять его роль за деньги.

Мы с Эйзенхартом переглянулись.

— Но, ради всех Духов, зачем вам это? Вы богатая, молодая, даже в определенной степени привлекательная особа…

— "Даже"… — пробормотала леди Эвелин, сардонически изогнув бровь. — Умеете вы делать комплименты, детектив.

— Вы легко нашли бы себе мужа, не прибегая к противозаконным методам!

— Но я вовсе не искала себе мужа! — горячо возразила леди Гринберг. — Я искала жениха, и то только на время.

Мы промолчали.

— Возможно, Вам стоит попробовать начать с начала, — со вздохом предложил Эйзенхарт, увидевший, что дальнейших разъяснений никто давать не собирается.

Леди Гринберг согласилась и достала из сумочки сигареты.

— Моя зажигалка осталась в жакете. Не поможете?.. Благодарю, — она вернула мне зажигалку и, вновь оглянувшись на меня, попросила. — Раз уж вы так добры, доктор, не могли бы вы снять очки? Ужасно отвлекает, знаете ли, когда не видишь глаза собеседника.

Просьба застала меня врасплох. Каждый из духов, благословляя нас при рождении, оставляет нам не только Склонность и Дар, но и частицу себя. Кому-то везет: экзотические перья, растущие на голове вместе с волосами, выглядят оригинально и придают зачастую определенную изюминку внешности; я знал также не одну танцовщицу, чьей карьере немало помог пушистый хвостик, доставшийся от Лайлы-Кошки. Другим везет меньше: мало кто хочет жить с оленьими рогами или, в моем случае, со змеиными глазами на человеческом лице. Это не называется вслух уродством — было бы оскорблением Духов даже думать о проявлении их воли подобным образом, — но, зная реакцию окружающих, я предпочитал скрывать глаза за синими стеклами очков.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Я же не прошу вас снять перчатки, — резонно заметила леди.

Подумав, я решил отделаться малой кровью и уступить.

— Это не самое приятное зрелище, — предупредил я.

— Думаю, вы преувеличиваете, доктор.

Леди Эвелин искренне мне улыбнулась, и я, на удивление, не сумел удержаться от ответной улыбки. Я не мог сказать, каким именно образом, но манера, с которой держалась леди Эвелин, изменилась. Отстраненная вежливость сменилась искренностью, пусть и не всегда любезной, и это новое лицо леди Гринберг мне нравилось гораздо больше.

— Мы живем в крайне прогрессивной стране… — леди Эвелин затянулась сигаретой и начала свой рассказ.

— Когда я сказал "с начала", леди, я не имел в виду сотворение мира, — перебил ее детектив, но это не произвело на леди Эвелин никакого впечатления.

— Возможно, вы все же хотите поговорить с мистером Норбертом, моим адвокатом? Нет? Почему-то я так и думала. Как я уже сказала, Империя идет на гребне прогресса: мы вторые в мире по объему промышленности, на тридцать лошадиных повозок в Гетценбурге уже приходится два автомобиля, а в столице и все пять, электричество проведено во все дома в большинстве крупных городов. Но в то же время женщины не могут голосовать, учиться в университете и даже иметь свой капитал. Если она замужем, то все ее деньги принадлежат ее мужу, а если нет, то откуда ей взять деньги! Она не может заключать контракты на суммы, превышающие карманные расходы, не может пойти работать без разрешения отца, а в большинство завещаний вставлена клаузула [7] о семейном положении. Право, какая дикость!

— Да вы феминистка!

— Я женщина, — ответила леди Эвелин таким тоном, словно это все объясняло.

— И считаете, что сами распорядились бы деньгами лучше?

— Конечно. Или вы из тех мужчин, которые считают, что женщина все деньги в мгновение ока спустит на тряпки, детектив? В любом случае, я распорядилась бы лучше, чем мой шурин, вложивший все приданое моей сестры в бриквайтские алмазные копи. Он бы еще купил акции "Южно-роденийских железных дорог".

"Экономический вестник Империи" давал их акциям самый положительный прогноз, поэтому я не удержался и спросил:

— Почему?

— Через пару месяцев узнаете. Или раньше, если сходите в торговую палату и заплатите шиллинг за просмотр их отчетности, — леди Гринберг неодобрительно покачала головой и продолжила. — Я уже возвращаюсь к делу, детектив, успокойтесь. Моя бабушка оставила мне небольшое наследство. Но она выросла и жила в то время, когда считалось, что женщина не приспособлена для ведения серьезных дел, поэтому поставила условие: если к двадцати одному году я не выйду замуж или хотя бы не буду обручена (в ее время, знаете ли, любая незамужняя женщина старше двадцати считалась ненормальной старой девой), деньги перейдут под контроль моего отца, пока он не решит, что я достаточно взрослый и, — леди Эвелин скорчила гримаску, — почтенный человек, чтобы ими распорядиться. А он так не решит никогда.

— Поэтому вам пришло в голову нанять барона Фрейбурга на роль жениха?

Леди Эвелин виновато улыбнулась:

— Если вкратце, то да.

— А еще говорят, что правильное воспитание позволит укротить преступные наклонности! — пробормотал детектив.

— Вообще-то я выросла в семье банкиров. Пока вы учились ловить убийц и спасать людей, они изучали тысячу и один способ уйти от налогов, — заметила леди Эвелин.

Увидев, что кофе за столом кончился, хозяин принес нам еще поднос. Пробормотав слова благодарности, леди Гринберг продолжила:

— До меня доходили слухи о его долгах, а у меня были деньги. Полгода назад я решила спросить Фрейбурга, не согласится ли он оказать мне небольшую услугу, и мы обо всем договорились. Каждый месяц я платила ему определенную сумму, а он в обмен на это выходил время от времени со мной в свет. Мы договорились, что наша помолвка продлится до февраля, чтобы я успела получить наследство. После этого он должен был завести с кем-нибудь интрижку, чтобы скомпрометировать меня в обществе, и мы оба расстались бы, крайне довольные друг другом. Как вы видите, детектив, у меня не было никакого резона убивать Ульриха. Более того, — с тоской произнесла она, — его смерть мне крайне невыгодна. Если бы его убили месяцем позже!.. Тогда я смогла бы получить наследство, но теперь моим планам не суждено сбыться.