— Документики ваши можно посмотреть?

Валерик пригласил старшего лейтенанта войти, пошел в комнату за паспортом. Участковый внимательно изучил паспорт, вернул его владельцу.

— А хозяева где? — поинтересовался он, оглядываясь. — Мать с дочкой, кажется, да?

— На рынок ушли, — сообщил Валерик.

— Вы давно здесь гостите?

— Четвертый день. А что, возбраняется?

— Да нет, что вы! Документы в порядке, гостите сколько угодно. Просто сейчас мы выясняем обстоятельства одного преступления. Вчера была сожжена машина начальника охраны нашего супермаркета. Здесь, на соседней улице. Начальник утверждает, что сделать это мог кто-то из местных “мойщиков”. Так называют тех, кто ворует в магазинах, — пояснил участковый. — Может, слыхали что-нибудь интересненькое? Анька-то девица оторвяжная, во дворе с парнями все время тусуется. Случайно ничего по этому поводу не говорила?

— Да нет, вроде, — пожал плечами Валерик, чувствуя, что начинает волноваться. — Она у нас теперь дома сидит, за ум взялась. К школе готовится.

— Значит, ничего?

— Ничего, — покачал головой Валерик.

— Ну, ладно, тогда извините, — участковый козырнул на прощание.

Валерик закрыл за ним дверь. Он направился было в комнату, чтобы включить пылесос и продолжить уборку, но остановился на полпути, наморщил лоб и громко произнес вслух: “Хрен вам, ублюдки!”

В следующее мгновение Валерик уже опять открывал входную дверь. Участковый стоял у дверей квартиры справа, давил на кнопку звонка.

Услышав звук открываемого замка, он обернулся.

— Товарищ старший лейтенант, я кое-что вспомнил, — сказал Валерик, высовываясь из дверей. — Зайдите к нам на минуточку.

Алиса глянула в дверной глазок. На лестничной площадке стоял Моисеев.

— Вам кого? — спросила девушка.

— Я вам звонил. Мы с вами договорились о встрече, — сказал Сергей.

— А, это вы, — Алиса открыла дверь. — Пожалуйста, проходите. Обувь можете не снимать — у меня грязно.

Моисеев прошел в гостиную, огляделся.

— Кофе будете? -спросила Алиса гостя.

— Не откажусь, — кивнул Сергей, разглядывая постеры в рамках.

Алиса ушла и через минуту появилась с подносом, на котором дымились крохотные чашки с кофе.

— Так что случилось? — спросила Алиса, отхлебывая напиток.

Сергей не знал, с чего начать: то ли с отравления Владимира Генриховича, то ли с подарка. А вдруг она его безумно любит и сейчас начнет реветь как белуга?

— Хорошие у вас картинки, — кивнул на постеры Моисеев. — Дорогие, наверное?

— Да что вы! Это же обычные плакатики, — усмехнулась Алиса его невежеству.

— Владимир Генрихович сейчас находится в коме в реанимационном отделение токсикологии. Его отравили кадмием, который находился в ручке “Паркер”. Вы случайно не знает, кто подарил ему эту ручку? — скороговоркой, безразлично сообщил Моисеев.

Алиса побледнела, позеленела, покраснела. Губы задрожали. Из ее руки выпало блюдце с ложкой, благо что на палас, перевернулось вверху дном.

— Почему в коме? — задала Алиса глупый вопрос. Из глаз выкатились слезы.

— Потому что его хотели убить, — просто сказал Сергей. — Кто подарил ему ручку? Наверняка он вам ею хвастался, показывал. Сказал — кто.

Алиса мотала головой, бессмысленно глядя в одну точку.

— Господи, я так и знала, что-то будет. Сердцем чувствовала! — сказала она, наконец, утирая слезы.

— Это вы ее подарили? — догадался Моисеев. — И кто ее вам дал?

— Видите ли, полтора месяца назад у меня странно и неожиданно появился загадочный поклонник. — начала Алиса свой рассказ. — Я от него отбрыкивалась, как могла…

Серафима Дмитриевна лежала на пляже, подставив южному горячему солнцу свою веснушчатую спину. Ласково шумели волны, слышались крики детворы, упруго отскакивал от рук играющих волейбольный мяч. Серафима улыбалась с закрытыми глазами. Проклятая двойная бухгалтерия осталась там, в далекой пыльной Москве, а здесь только фрукты, крик чаек, вода, поджаренные на солнце полуобнаженные тела. Тела, тела, тела. Хоть бы какой завалящий сморчок посмотрел на нее! Нет, даже сморчки теперь любуются семнадцатилетними девицами в умопомрачительных купальниках, пускают слюни и владеют ими в своих мыслях. На глазах у Серафимы люди знакомятся, танцуют, гуляют — возникают кратковременные курортные романы, которые она так люто ненавидит. “Вот, милочка моя, раз тебе не нравятся все эти плотские утехи безо всякой любви, никто к тебе и не подходит. Глаз не горит, флюиды не исходят, все корабли проплывают мимо! А клюет на тебя одно только жулье, видя твою беззащитность,”— Серафима Дмитриевна до того расстроилась от дурных мыслей, что ей даже расхотелось купаться.

Она поднялась, встряхнула махровую простыню, сунула ее в плетеную сумку и зашагала с пляжа с босоножками в руке. Все, с нее хватит! Хватит этого ленивого и скучного города, где только трахаются и пьют, не давая пищи для пытливого бухгалтерского ума, — пора уезжать, тем более, что через два дня ей нужно быть на работе.

Серафима Дмитриевна зашла в летнее кафе, заказала себя порцию шашлыка. Она ела шашлык и с презрением наблюдала за прогуливающимися парочками.

Кирилл поджидал Катю в холле. Мимо спешили озабоченные люди. Бегали курьеры, бомжеватого вида мужчина в кепке выяснял отношения с дамой из бюро пропусков, возмущался, что ему не выдают пропуск в редакцию без паспорта. Катя задерживалась, и Кирилл поглядывал на часы.

Наконец девушка вышла из кабины лифта. На ней была короткая юбка и модный длинный пиджак с большими лацканами. Кирилл направился ей навстречу.

— Привет, какова сегодня культурная программа? — спросила Катя, подставляя щеку для поцелуя.

— Культурной программы сегодня нет, — слегка растерялся Кирилл.

— Ну, так не годится, — поморщилась Катя. — В твою коммуналку с разобранными телевизорами? В койку?

— Можно зайти в кафе, кофейку попить, — еще больше смутился Кирилл. Он стал шарить по карманам, выискивая деньги.

— Хочешь, анекдот? Женщина жалуется подруге: муж приходит с работы, щи и в койку, щи и в койку. И так каждый день. Подруга ей советует — потребуй от него культурной программы.

— Знаю, — кивнул Кирилл. — Ты Рембрандта читала?

— Не читала, — рассмеялась Катя.

— В койку! — потешно скомандовал Кирилл, заставив оглянуться пожилую редакторшу с хозяйственной сумкой в руке.

Вышли из здания редакции. Катя взяла Кирилла под руку, и они прогулочным шагом направились вниз по улице.

Серафима Дмитриевна открыла калитку и вошла в заросший зеленью двор. Пахло жареной рыбой и молодым вином. В беседке с плетеным куполом, заросшим виноградной лозой, сидела незнакомая компания. Разговаривали, громко смеялись.“Еще одни курортники!”— неприязненно подумала Серафима, поздоровавшись с компанией. Из летней кухни показалась хозяйка — пышнотелая женщина со здоровым румянцем на щеках. Она несла блюдо с большими кусками рыбы. Завидев Серафиму Дмитриевну, улыбнулась.

— Накупались? А ко мне сегодня брат из Питера приехал. Присаживайтесь к столу — попразднуем.

— Да нет, спасибо. Что-то голова разболелась, — соврала Серафима, вешая простыню на протянутую между абрикосом и стеной дома наискосок веревку.

— Вот мы ее сейчас и вылечим, — сказала хозяйка, дыхнув на Серафиму винным запахом.

— Нет-нет, вряд ли, — Серафима Дмитриевна открыла дверь небольшой побеленной пристройки.

В комнате было душно. О мутное окно бились жирные мухи. Серафима распахнула окно, взяла полотенце и стала гонять мух. Потом она открыла створку шкафа, сняла с вешалки платье и стала переодеваться.

— Серафима Дмитриевна! — раздался в окне незнакомый мужской голос.

— Ой! — бухгалтерша прикрывшись створкой, выглянула из-за шкафа. В окне торчало незнакомое, раскрасневшееся от выпитого лицо. Правильные, благородные черты лица, небольшая бородка.

— Здрасьте, — поздоровался мужчина, улыбаясь. — Я брат хозяйки, Валентин. Майя сказала, вы из Москвы?

— Из Москвы, из Москвы, — пробормотала Серафима Дмитриевна. — Вы мне дадите переодеться или нет?