“Ничего, ничего, жара спадет, и всю мою болезнь как рукой снимет, — стала мысленно утешать себя Анька. — Надо взять себя в руки. А мать-то у меня молодец!”
На пороге дома появилась Нина Владмировна с ножовкой в руке.
— Анюта, пойдем чего-нибудь перекусим, — предложила она.
— Пойдем, — согласилась Анька, глотая ком.
Иван вошел в супермаркет. Здесь было прохладно, по торговому залу бродил вспотевший народ, попискивали машинки, считывая штрих-коды, в кафетерии шла бойкая торговля молочными коктейлями и мороженым. Галдела по-летнему полуголая детвора.
Иван взял себе бутылку пива, отошел в сторону, встал около книжного киоска, стал неторопливо отхлебывать из бутылки. Смотрел по сторонам. Вот он заметил охранника Олега, который неторопливо шел по проходу, приветливо махнул ему рукой. Олег отвернулся, сделав вид, что не заметил Ивана.
Иван поставил недопитую бутылку на пол и решительно направился в торговый зал.
— Молодой человек, у нас вход с другой стороны! — окликнул его охранник, но Иван только махнул рукой и ринулся по проходу. Охранник недовольно посмотрел ему вслед, но останавливать не стал.
— Олег! — окликнул Иван.
Охранник обернулся.
— А, привет! — сказал он, оглянувшись по сторонам. — Ты просто так зашел или…? Смотри, у нас теперь не воруют. Все очень строго.
— Просто так, — кивнул Иван. — Мне с тобой поговорить надо.
— Не могу я с тобой долго разговаривать — служба, — объяснил Олег.
— Пять минут.
— Ну, ладно, если пять, — охранник опять оглянулся, опасаясь появления Кулакова. Они неторопливо двинулись по проходу.
— Что с Анькой случилось?
— С какой еще Анькой? — охранник спрятал глаза.
— У нас одна Анька — Павликова, — сказал Иван. — Будто не знаешь!
— Да тут столько Анек ходит! — пожал плечами Олег. — Я за ними не слежу. Некогда мне.
— Темнишь, Олег, думаешь не вижу! — Иван посмотрел на охранника недоброжелательно. — Пошла Анька сок покупать и исчезла на весь день, а теперь бегает от меня, как от чумы. Во двор носа не кажет. Не гуляет. “Мойщиков” забросила.
— Слушай, Иван, мне ваши заморочки до одного места, — сказал Олег. — У меня своих хватает.
— Да нет, ни до одного… — Иван прищурился. — Ты про свои пятнадцать процентов забыл? Или напомнить, сколько раз мы под твоим прикрытием “мыли”? Кто по пьянке плакался, что детей кормить нечем?
— Это что, шантаж или так — разборка? — недобро ухмыльнулся Олег.
— Понимай, как хочешь. Что тогда было?
— Дура она, твоя Анька, — произнес Олег со вздохом. — Я ей денег дал, а она…
— Поймали?
— Ну да, — кивнул Олег. — Только я тут ни при чем. Лоханулась она. Слишком уж наглая.
— Ментов, конечно, не вызывали?
— Когда мы ментов вызывали, парень? Вызовешь, а потом тебе же за это начальство по башке настучит. Сор из избы не выносят.
— Ладно, дальше что?
— А что дальше? — пожал плечами Олег. — Я же говорю — ни при чем! Я, как всегда, около касс в торговом зале работал. Потом уже вернулся в комнату охраны, мне мужики и рассказали, что еще одна “мойщица” попалась. Кулаков с ней лично разбирается.
— Что значит — лично? — нахмурился Иван.
— Ну, не знаю. У себя в кабинете внушение делает. Жизни учит. С пацанами понятно — навтыкать им по почкам, чтобы жизнь медом не казалась. А с девками… Да нет, не бил он ее, не бойся. Поговорил, наверное, по душам, мол, если еще раз… У нас теперь новая установка: всех, кто уже был в краже замечен, на порог “маркета” не пускать.
— Как это не пускать?
— Ну так, разворачиваешь перед входом и — гуляй, Вася!
— Ой, Олег, что-то ты недоговариваешь! — Иван взял с полки упаковку с гречневой крупой, повертел в руке, положил на место.
— Иван, ты пойми, мне служба дороже этих ваших пятнадцати процентов. Выпнут меня, и что? Умыться? Я ведь ничего больше не умею, кроме как в охране… Пока новую службу найду, моя семья с голоду сдохнет. Да еще Кулаков подгадить может: пошлет по телефону “волчий билет” — ни в одну порядочную фирму не возьмут. Знаешь, какие у него связи по “ментовской” линии?
— Понятно — испугался, значит, не прикрыл! Вот ее и поймали.
— Дуру не прикроешь. Все, твои пять минут прошли, — Олег отвернулся, зашагал прочь.
— Ну, ладно, я тогда с вашим Кулаковым побазарю, как он там лично разбирается, — сказал вслед ему Иван.
Олег, не поворачиваясь, пожал плечами — мол, твое дело, Ваня!
Журналистка Оксана Павленко сидела за компьютером в “ньюс-руме”. Был вечер, и все редакционные уже разошлись по домам, а у нее в послезавтрашний номер материала на пол полосы, как говорится, начать да кончить. Зам. главного всю статью красным маркером перечеркал — стилистика не понравилась, говорит, слишком много эмоций и мало фактов. Интересно, куда она свои эмоции спрячет? Публицистика — это дело такое — с кровью сердца. Их так на журфаке учили…
“Сухарь!”— мысленно обозвала Оксана заместителя главного редактора.
“Наезды” начались после того материала о супермаркете. Приперся сам директор, Владимир Генрихович, кажется? — у них с заместителем был долгий полуторачасовой разговор, потом ее “вызвали” на ковер и велели писать опровержение. Мол, факты оказались непроверенными, недостоверными, статья не была объективна, потому что сама журналистка в погоне за сенсацией совершила незаконные действия, которые подпадают под какую-то там статью уголовного кодекса. Оксана отказалась. Был скандал. Опровержение написали без нее, после этого началось: то один материал завернут, то другой, то третий. Раньше шел разговор о “штате”, теперь никто даже не заикается. Она уже даже стала подумывать о том, что заместителя просто “купили”, а главный все это дело покрыл. Да нет, бред какой-то! Солидная газета не будет пачкаться… А, может, наоборот — припугнули? В общем, дело темное… Договорились.
На столе зазвонил телефон. Оксана сняла трубку.
— Слушаю.
— Здрасьте, Оксану Павленко можно к телефону позвать? — раздался в трубке девичий голос.
— А кто ее спрашивает? — осторожно поинтересовалась Оксана.
— Знакомая одна, — ответила девица.
— Я слушаю, — Оксана посмотрела на экран монитора, заметила опечатку, подвела курсор, стерла лишнюю букву.
В трубке замолчали. Было слышно только легкое дыхание.
— Ну, говорите же, что вы хотели?
Раздались короткие гудки. Оксана положила трубку, задумалась. Голос был до боли знакомый. У Оксаны была хорошая память на голоса. Ну, конечно, это та самая девица — бандерша, как окрестила ее про себя Оксана. Малолетняя красотка с замашками воровского “авторитета”. Жестокая, расчетливая, безжалостная. Придет время — она через чью-нибудь жизнь переступит.
“Ну, и что им еще от меня надо? — подумала Оксана, глядя невидящим взглядом в текст на экране. — Мало опустили? Странный у нее какой-то голос. Не такой, как в прошлый раз. Не наглый. Скорее — виноватый. Может, все-таки что-то случилось?”
Евгений Викторович устало откинулся в кресле своего автомобиля. Ворота отъехали, и он вырулил со двора супермаркета. Глаза сами собой закрывались. Он так и не смог уснуть прошлой ночью. После внеочередной ночной разгрузки по вине водителя, не проверившего исправность машины перед рейсом, он возвращался домой, чертыхаясь. Ладно бы “левый” товар, деньги с которого осядут в его карманах, а то — обычный, законный, со всеми документами, оформленный по всем правилам. Какие-то гребаные шоколадки, которых он терпеть не может! Его остановили “дэпээсники”, долго проверяли документы, приказали открыть багажник, дверцы, совершенно наглым образом обыскали всю машину. Евгений Викторович пробовал с ними и договориться, и поругаться — менты были неприступны, как сфинксы.
Домой он приехал возбужденный, принял ванну с успокаивающим настоем трав, но так и не заснул. Через три часа надо было тащиться назад на работу.
Евгений Викторович вырулил на широкую оживленную улицу, не торопясь, поехал по крайней правой полосе, боясь заснуть за рулем. Впереди резко затормозила “Ауди” с номерами, покрытыми густым слоем пыли. Евгений Викторович нажал на тормоз. Дремотное состояние тут же улетучилось. Евгений Викторович высунулся в окно, чтобы простыми русскими словами сказать водителю “Ауди” все, что он думает по поводу подобной езды, но не успел — из стоящей впереди машины выбрались двое. По их массивным шеям Евгений Викторович сразу определил род их занятий. Он понял, что удирать поздно — придется разговаривать.
