Митя почувствовал, как Вика провела пальцем по его носу, и открыл глаза. Яркое солнце заглядывало в окно спальни через щель между бежевыми шторами, слепило.

– Хватит спать, лаборант. Иди с дочерью гуляй, – сказала Вика.

– Сколько сейчас? – Митя сладко потянулся, пытаясь прогнать остатки сна.

– Почти одиннадцать.

– Ого! – он сел на кровати, поискал ногами тапочки, направился в туалет. – Я через час должен быть в библиотеке.

– В какой еще библиотеке? Сегодня суббота! – возмутилась Вика.

– Вот-вот, суббота. А когда мне еще наукой заниматься? – отозвался Митя из туалета. – На кафедре нагрузили – не вздохнуть. Вчера какой-то проспект для Крошки Цахеса печатал. В понедельник турков провожать. Зося требует отчета по литературе.

– Крошка Цахес, это кто? – поинтересовалась Вика, убирая постель.

– Наша новая заведующая. Ее так Маркуша прозвал.

– Хорошее имечко. А когда ты семьей займешься, ребенком?

Митя из туалета перекочевал в ванную.

– Завтра займусь.

– Слушай, ну это же свинство! Дашка скоро забудет, как выглядит ее папаша.

– Не забудет, – отозвался Митя. Из ванной послышался звук льющейся воды.

– Ну нет, этот номер у тебя не пройдет! – тихо сказала Вика. Она подошла к ванной, открыла дверь. Митя мылся под душем за занавеской. Вика быстро разделась, отдернула занавеску. – Куда ты там собирался, муженек? В библиотеку? – она залезла в ванну. – Будет тебе сейчас библиотека!

В детской заплакала Дашка.

– Ребенок ревет, – сказал Митя, покрывая тело жены поцелуями.

– А ты не знал, что все дети в этом возрасте ревут? – спросила Вика, крепко обнимая его. – От тебя вчера духами пахло.

– Не может быть! Это, наверное, Крошки Цахеса духи. Она ими всю кафедру провоняла.

– Не ври! – Вика прикусила его за нижнюю губу так, что он ойкнул. – Почему ты все время поздно?

– Вам же с Дашкой деньги нужны, – Митя стал слизывать капли с ее упругой, налитой молоком груди.

– Такие деньги нам не нужны.

– А юг? Кто хотел в августе на юг?

– Если ты собираешься нас выпихнуть туда с мамой, обломайся! Поедем вместе, понял? А то вся квартира духами провоняет.

– Что ты городишь? Мне другие бабы не нужны!

– Нужны, нужны! Всем вам, мужикам, что-нибудь эдакое надо, чего в доме нет! Смотри мне, если узнаю, убью! – Вика застонала от желания. – Ну что ты телишься, возьми меня скорей!

Через десять минут Митя, накинув Викин халат, выскочил из ванной, зашлепал босыми ногами в Дашкину комнату.

Ребенок стоял в кровати, взявшись за деревянную спинку, и отчаянно вопил. Митя подхватил дочь на руки, стал успокаивать.

– Ну что ты, Дашка, не понимаешь, что ли, у мамы с папой любовь-морковь! Ничего-ничего, не переживай, сейчас переоденемся и гулять пойдем.

Дашка поревела еще немного и успокоилась.

Митя катил коляску с Дашкой по тенистой аллее Измайловского парка. Ребенок вертел головой по сторонам и теребил привязанные к коляске погремушки. Митя с нежностью смотрел на дочь и вспоминал вчерашний вечер. А ведь Вика была права. Вчера, провожая Настю до дому после кафе, где они просидели больше трех часов, болтая о студенческой жизни, перемывая кости общим преподавателям, которые уже стали для Мити прекрасным прошлым, он не удержался, и поцеловал ее в кабине скрипучего допотопного лифта. Настя отстранилась, посмотрела на него с удивлением и сказала не без иронии:

– Молодой человек, мы с вами второй раз видимся. Ваше поведение более чем бестактно.

– Не второй, а третий, – улыбнулся Митя. – Третий.

– Третий? – удивилась Настя. – Не припомню.

– Ты хотела показать маме новый купальник, а в ее кабинете оказался нежданный гость.

Лифт замер на этаже.

– Черт возьми, так это ты! – Настя рассмеялась. – Свет слепит, я вижу – какой-то мужик сидит. Испугалась дико. Маме скандал закатила – предупреждать надо! Она сказала – ее ученик.

– Ну, в общем, верно сказала. Я буду у нее диссертацию писать.

– Точно – третий! Нет, но каков! – девицу в краску вогнал! Ладно, тогда можно, – Настя подставила щеку, но Митя поцеловал ее в губы. Следовало бы сказать какие-то нежные слова, но он не мог – от волнения перехватило дыхание.

Внизу кто-то забарабанил по металлическим дверям лифта.

– Эй, сколько можно ждать? Немедленно освободите кабину! – раздался старушечий голос.

Настя с Митей рассмеялись и выскочили из лифта, захлопнув дверь.

Он снова хотел ее поцеловать, но Настя приложила палец к его губам.

– Иди домой, к жене.

– Но Настя! Я ненадолго, только чайку попьем. Ты тогда в купальнике была такая!…

– Иди, я сказала, подхалим! Иначе я больше не буду с тобой встречаться.

– Все понял! – Митя поцеловал ей руку и стал быстро спускаться по лестнице.

У подъезда на скамейке сидела старушка с палкой. Она с ног до головы оглядела Митю.

– Это вы в кабине сидели, молодой человек?

– Ну я! – с вызовом сказал Митя. – А это вы по лифту палкой колошматили?

– Кому надо, тот и колошматил, – сказала старуха.

– Не стыдно: людей потревожили, а сами никуда не поехали. Зачем, спрашивается?

– А чтоб вы в кабине не сидели!

– Ну уж нет, бабуля, теперь я всегда у вас в лифте сидеть буду! – гордо сказал Митя и зашагал восвояси.

Вечером приехали тесть с тещей – навезли внучке подарков. Женщины секретничали на кухне, а Митя с тестем потихоньку попивали коньячок в гостиной, закусывали лимоном и обсуждали итоги футбольных матчей. В футболе Митя разбирался как свинья в апельсинах, но трансляции заставлял себя смотреть регулярно, чтобы при случае ловко “подыграть” родственнику, в конце концов, он должен быть им благодарен: полгода назад Викины родители отдали им свою квартиру, а сами переехали жить на дачу, верно решив, что дети не должны жить с родителями. Не должны – это точно. Митя знал, что тесть не одобряет его научной карьеры – нищенская зарплата, пользы людям никакой, разве что собственные амбиции потешить. Сам-то он всю жизнь проработал в Инторге, потом с друзьями создал собственную фирму. Предлагал после окончания МГУ работать у себя, но Митя отказался – весь день под неусыпным оком, да и потом, не дай бог, разозлится на что-нибудь. Тут уж никаких “кораблей” не попускаешь! А канал у Мити был надежный, второй год работал. Правда, неудовольствие свое тесть высказывал за глаза, Вике. Но, как говорится, муж и жена -… А куда ему еще с его специальностью? Переводчиком с английским? Их по всей Москве как собак нерезаных, не протолкнуться. В свободное плавание, на репетиторство, на курсы, на уроки? Ну, так он освоится на кафедре, и все у него потихоньку появится. Абитуриенты каждый год поступают, и всем надо сочинения писать. И потом на кафедре с иностранцами рано или поздно появляется возможность поработать за границей. В общем-то он любил своих родственников. Они в его семейную жизнь не лезли, уму-разуму не учили, а так – коньячку попить за приятной беседой – милое дело.

– Напился? – спросила Вика, когда родственники уехали.

– Да нет, ты что! – пьяно улыбнулся Митя. – Это мы так, по-родственному.

– А я тобой по-родственному курнуть хотела. А потом любовью заняться.

– Курнуть – это можно, – Митя полез в тайник на антресолях, достал из него фарфоровую трубку и жестяную коробочку с крошками гашиша. Раньше, еще до беременности, до свадьбы они с Викушей частенько на досуге баловались этим делом, но потом Вика отказалась, более того, запретила и ему, сказав, что он своим дурацким обкуренным видом будет плохо влиять на ребенка. Он не возражал, ушел в “подполье”. За год это была первая просьба жены, и она его удивила.

Они сделали всего по три затяжки, после чего, голодные и радостные, занялись любовью на паласе в гостиной, и Митя совсем перестал думать о Насте.

В понедельник он проснулся от пиликанья будильника, приподнялся на локте, нажал на кнопку, с удивлением посмотрел на пустую подушку рядом с собой. На улице монотонно шумел дождь. “Вика кормит Дашку, а на дворе дождь”, – подумал Митя, закрывая глаза. Он прислушался к себе и понял, что на душе как-то тягостно и нехорошо, будто с перепою. “Наверное, что-то случилось в этом мире, – подумал он. – Кто-то сбросил на город бомбу или застрелил собаку на помойке”. Когда по утрам на душе было неспокойно, он всегда придумывал какие-нибудь глупости и произносил их про себя. Иногда помогало. Сегодня – не сработало.