Настроение у Дмитрия Залесова было чудесное. Он шагал по университетским лестницам, перепрыгивая через ступеньки, и напевал себе под нос засевшую в голове песенку из прошлогоднего шлягера: “Давай вечером умрем весело, будем опиум курить. Давай вечером начнем с бабушкой по-французски говорить”. Некоторые слова из песни он не помнил и заменял на собственные, не менее веселые и замечательные. Восемь минут назад он сдал лохматым первокурсницам в кислотных куртках три “корабля” с чуйской травой, называемой в простонародье “зелеными штанами”, и даже “дунул” с ними пару затяжек, чтобы проверить качество товара. Качество было не ахти, потому что перед продажей он собственными руками подмешал к траве полусырого зеленого табака типа “махорка”. Однако зацепило его хорошо, и теперь, поднявшись на третий этаж, он вдруг увидел в конце коридора силуэт рогатого мужика в зеленоватом свечении. Захотелось догнать инфернального субъекта и ради смеха надавать ему по морде. Митя припустил по коридору, но мужик исчез за поворотом, а вместе с ним исчезло и желание бить кого-либо. “Вот скажу людям Марата, они быстро тебе рога пообломают”, – весело подумал Залесов. Марат у них был главным по траве. Выше всех, даже ректора. Говорили, он этих своих “зеленых штанов” даже пальцем не касается. Лежит где-то в укромном университетском уголке большой мешок с “чуйской долиной”, а рядом с ним басмачи с ружьями сидят, спичечные коробки наполняют – те самые “корабли”– пускают их в плаванье по длинным университетским коридорам. А там уж их штурманы типа Мити дожидаются, чтобы весело было лохматым первокурсницам в кислотных куртках. А Марат на персидских коврах лежит, пачки с деньгами линейкой измеряет. Большому кораблю большое плаванье, как говорится. Никто его в глаза не видал, но все знали: в случае чего, и долги выбьет с помощью своих крепышей, и на иглу посадит, а то еще что-нибудь похуже… Митя вспомнил о цели своего путешествия, взглянул на номер аудитории – как вовремя! – следующая дверь. Он замедлил шаг, вчитался в слова на табличке: “Кафедра русского языка для иностранных учащихся. Зав. кафедрой – доктор филологических наук, профессор Киреева З.П.” Митя постоял некоторое время перед дверью, обдумывая начало разговора, перекатывая на языке “здрасьте” на разный лад: с вызовом, с почтением, с подобострастием – ведь главное – понравиться этой бабе с первого взгляда, а там уж… Он потянул на себя железную дверь, за ней оказалась вторая, деревянная. Митя толкнул ее, но вторая дверь не подалась – она уперлась во что-то, чуть приоткрывшись. “Стул, что ли? Поди трахаются!” Митя толкнул дверь, послышался скрежет, он протиснулся внутрь. Перед его глазами что-то мелькнуло, со звоном лопнули, стеклянными брызгами разлетелись по полу лампочки. Железная лестница-стремянка перед дверью закачалась, норовя опрокинуться.

– Держи, сукин сын, держи! – раздался над его головой визгливый женский голос.

Митя торопливо схватился за стремянку, пытаясь ее удержать, глянул наверх, где под потолком, вцепившись в ступеньки и закрыв глаза, сидела бледная пожилая женщина. На ее полных ногах были старомодные лакированные туфли и плотные чулки.

– Извините, ради бога! – пробормотал Митя, смущаясь и краснея.

– Снимите меня немене… немедленно! – приказала женщина, не открывая глаз.

Митя на мгновение растерялся, потом схватил стул, приставил его к стремянке, взгромоздился на сиденье, подпер женщину снизу плечом, чувствуя дрожь в ее ногах.

– Руку, руку давайте! Я вас держу, не бойтесь!

Она протянула Мите руку.

– Давайте тихонечко, вот так, осторожно, осторожно! – он помог ей спуститься со стремянки. Только оказавшись на полу, женщина наконец-то открыла глаза. Она опустилась на стул, на котором только что стоял Митя, и облегченно вздохнула.

– Черт возьми, вы чуть не убили старуху! Вон там, вон там, – она показала рукой на стол около окна, на котором возвышалась большая хрустальная ваза с букетом роз, – в верхнем ящике валидольчик.

Митя залез в ящик, протянул женщине упаковку. Она сунула под язык таблетку.

– Этих чертовых электриков не дождешься! С утра поставили лестницу и поминай как звали! Не знаю, как вы, а я без света работать не могу. Кстати, вы не электрик? Что вам понадобилось на кафедре?

Митя достал из кармана рубахи лист бумаги, развернул его, протянул женщине. Она прищурилась, вчитываясь в содержимое.

– Ага, значит Дмитрий Алексеевич, – протянула ему руку. – Ну что же, на самом деле приятно познакомиться. Зоя Павловна Киреева, заведующая всей этой богодельней, – женщина обвела взглядом уставленную столами кафедру со шкафами по углам, набитыми книгами и бумагами, с портретами ученых по стенам, с цветами на подоконнике. – Как там ваш Виктор Андреевич, в добром здравии?

– Он сейчас в Сеуле. Контракт продлили еще на год. Так что… – Митя пожал плечами.

– То, что вы его ученик, о многом говорит. Но знаете, Дмитрий, – Зоя Павловна посмотрела на него строго и, как ему показалось, недоброжелательно, – ставок у меня свободных нет. С чего это Виктор Андреевич решил, что у меня будут места? Вуз технический, мы тут сбоку припеку, как Золушки в каморке. Того и гляди сокращать начнут.

Митя с тоской посмотрел на запылившийся портрет Ломоносова. Его научный руководитель предупреждал: вредная старуха, прежде чем взять, потешится вволю. Он бы и сам взял Митю к себе, но эти бесконечные командировки по загранкам, зарабатывание валюты для своих многочисленных семей, халтуры, суета, отсутствие времени на кафедральные дела – в общем, по большому счету, Виктору Андреевичу было на Митю наплевать – у него за пятнадцать лет профессорства этих учеников было, как котят в помойке. Можно подумать, Мите нужна эта их убогая ставка за триста целковых!

– … если только вы согласитесь поработать у нас лаборантом. Ну а что вы хотели? Все через это прошли. Я, например, два года на машинке у академика Виноградова стучала, и ничего, как видите, не развалилась. Ну что, согласны?

– Согласен, – кивнул Митя. Ему, честно говоря, было абсолютно все равно: хоть лаборантом, хоть ассистентом, хоть заварочным чайником на столе…

– Очень хорошо. Садитесь, пишите заявление. Ну а потом у нас через год один из сотрудников собирается в Камерун, и я смогу взять вас на его ставку, – неожиданно смягчилась Зоя Павловна. Мите показалось даже, что глаза у нее мгновенно изменили цвет – потеплели. Покладистость и смирение – необходимые лаборанту качества.

– В Камерун? – оживился Митя. – А что, есть такие возможности? – Он представил себе статуэтку страшного африканского бога, напичканного килограммами первосортного героина, а потом чемодан с долларами. Чемодан почему-то был фибровый, с какими ходят сантехники.

– Вы сначала защититесь, молодой человек, а потом будете про Африку рассуждать. Виктор Андреевич не рассердится, если вы будете писать диссертацию у меня?

– Навряд ли, – улыбнулся Митя. – У него теперь корейских Еноков и Ендоков полон рот – не до меня.

– Ну что ж, прекрасно. В таком случае надо нам с вами как следует обдумать тему, – Зоя Павловна решительно поднялась со стула, но ни сделав и шагу, тут же снова села. Ее лоб покрылся испариной. – Господи, ноги совсем ватные! Чуть не уморил ведь! Дмитрий, когда вы доживете до моих лет, поймете, какой это ужас – вкручивать лампочки на собственной кафедре, боясь грохнуться с лестницы. Вам придется вести старуху домой. Давайте заявление, я подпишу.

Митя подал листок, Зоя Павловна вывела на нем: ”Не возражаю” и расписалась. Он отодвинул от двери лестницу-стремянку, помог женщине подняться.

– Сумочку подайте! – приказала Зоя Павловна.

– А букет? – услужливо напомнил Митя.

– Вы женаты?

Митя смущенно кивнул. Он не любил, когда его спрашивали о семейном положении. Тут же пол университета будут знать, и никаких тебе производственных романов.