Прошла первая неделя их ночного извоза.

Однажды Ворону позвонила женщина, попросила позвать Скифа и по-простецки отрекомендовалась Аней. Такой поворот судьбы Ворону понравился, и он велел Баксику разбудить дядю Игоря.

Скиф, хмурый спросонок, что-то невнятно буркнул в трубку.

– Игорь, это я, Аня…

– Ах, Аня… Доброе утро.

– День давно, Игорь… Знаете, мы с вами давно не ходили в кино.

– Аня, говорите громче. Вас слышно, как из потустороннего мира.

– У меня так телефон работает.

– Вызовите монтера с АТС.

– Вызывала… Но мы с вами обязательно должны сегодня сходить в кино. Вы меня понимаете?

– Хорошо, я выезжаю.

В сквере за кинотеатром утром, должно быть, было потрясающе красиво. Пушистый иней уже почти облетел с отяжелевших от наледи ветвей, но утром тут царила настоящая зимняя сказка.

Аню он не узнал издалека. Стояла себе под елочкой фигурка, замотанная платком. Скиф уже было отвернулся, но она издали помахала ему рукой. Полное алиби – свидание двух влюбленных в тихом сквере.

– Вам были два звонка, один веселый, другой не очень-то… – Аня испуганно проследила за выражением лица Скифа – правую щеку у него передернула судорога.

– Кто был этот весельчак?

– Он не назвался, но все время балагурил. Звонок был из Калужской области, какой-то город, я уже не помню.

– А что вы вообще помните? – у Скифа снова задергалась щека.

– Не сердитесь, я, наверное, действительно дура.

Но я помню все, что он велел передать Василию Петровичу Луковкину.

– Луковкин – это я.

– Я сразу догадалась. Вот его слова. Он заставил меня их два раза повторить:

"Брат Александр выписался из больницы и поправляется успешно и просит не беспокоиться".

– Угу, спасибо. Говоривший не назвался?

– Нет, сказал, вы его все равно узнаете по воле божьей.

– Еще раз спасибо, обрадовали. А невеселый звонок?

– Он от нашего общего хорошего друга. Он настойчиво рекомендует вам уехать подальше за Урал.

Иначе не гарантирует безопасность.

– Передайте ему, о своей безопасности я сам позабочусь. Кто он? Вы мне его можете назвать? Ходите вы вокруг да около, в пионерские тайны играете.

Аня снова примолкла и отвернулась.

– Он просил называть его просто хорошим другом.

Уверял, что вы с ним давно знакомы, но сейчас не время раскрывать карты. Связь с ним будете держать через меня. Он так мне сказал.

– Ваш телефон прослушивается, я уверен.

– Он звонит всегда мне на работу, а у нас тысячи звонков за день в "Скорой".

Аня отошла в сторону, потом со смешным вызовом глянула на Скифа:

– Я вам не навязываюсь. Я только передала слова вашего друга.

– Губы накрасила тоже для друга? – как бы извиняясь, улыбнулся Скиф.

– Но только не для вас.

Аня надула накрашенные губки.

– Тогда пойдем!

– Куда еще? Никуда я с вами не пойду.

– Мы пойдем смотреть кино в целях конспирации, – сказал Скиф, согревая ее руку в варежке в своих ладонях. – Только сначала зайдем в магазин и купим видеомагнитофон. Не бойтесь – деньги заработаны честным трудом. Только вот налоги не плачены.

– Вот видите, вы всегда идете на нарушение закона.

Аня с укоризной глянула ему прямо в глаза.

– Я столько в своей жизни заплатил налогов, в том числе и собственной кровью, что можно мне простить этот маленький грешок. А с вас государство тоже взяло налог немалый – мужа и отца, так что совесть ваша может быть чиста до самой смерти.

Он не рассказал Ане, что перед самым звонком видел ее во сне с вязаньем в руках. Нитки рвались и путались, а Скиф помогал ей, держа натянутую нить.

В сны свои он уже не верил, а если все-таки они сбывались, то это уже были не сны, а что-то другое, пугающее.

В Афгане он увидел точь-в-точь такие же красновато-коричневые горы, как в детских снах. Сновидения повторялись и продолжались, словно он просматривал в них одну большую киноленту неизвестной ему жизни. Теперь он уже знал, что случилось с полковником Павловым. С Павловым они во сне добирались на разбитой афганской "кукушке" к какому-то контрольно-пропускному пункту, стоявшему на выходе из горных ущелий на широкую плоскую равнину.

В поезде они ехали среди душманов, от которых будто бы скрывались. На КПП у них долго и придирчиво изучали какие-то белые листы бумаги, служившие пропусками. Солдаты отобрали эти листки и стали заворачивать в них черные шарики опия и бросать в корзину, доверху наполненную такими шариками, завернутыми в бумагу.

Потом их посадили в "Волгу", за рулем которой сидел незнакомый генерал. По дороге он вытащил пистолет, обернулся и выстрелил сначала в Павлова, затем в Скифа.

Скиф недолго возился с телефоном старинной советской конструкции. Дело было в проводках, которые не хотели давать плотный контакт.

За работой Скиф иногда бросал взгляд искоса на хозяйку, которая почему-то не хотела одна без него смотреть кино по новому видику, а терпеливо ожидала, когда наконец ее злополучный телефон вернется на свою полочку.

Скиф жалел Аню как сестру-вековушку, может быть, поэтому его ухаживания были такими неловкими, мальчишескими. Ему просто хотелось подойти и погладить ее по голове. Благо он на это так и не решился.

Фильм из гангстерской жизни китайцев в Гонконге смотреть было неинтересно, но уйти просто так раньше времени было бы нетактично.

– Ты на экран смотри, а не на меня, – недовольно проворчал Скиф, краем глаза поймав ее взгляд.

– Это я так, – потупилась Аня. – Вы очень похожи на моего отца. Вы все, афганцы, на него похожи.

Скиф круто повернулся к ней и привлек к себе ее руки.

– Анюта, что мне сделать, чтобы не было так больно?

– Лучше никогда не вспоминайте об этом со своими друзьями…