На следующее утро Скиф проснулся по будильнику с одной мыслью – взять фото Ники во что бы то ни стало.

Скиф скользнул равнодушным взглядом по фотографиям в рамочках… Кто-то будто бы в издевку вывесил на стену его фото с полковником Павловым в Афгане. Были и другие, где он с Лешей Беловым, командиром роты из его батальона…

Понятно – дают понять, что прихлопнули его в западне, как воробушка. Или же ему подают какой-то знак те парни, которые направили на эту квартиру…

Но что все это означает?

Скиф перевернул фотографию, на обороте только дата: 1986 год. На других снимках себя он не увидел, зато почти везде красовался все тот же командир полка. Настоящая выставка портретов бравого героя-афганца. Вот он с веточкой, вот с девочкой… И девочка какая-то знакомая с виду. Раздвоенный, как у командира, подбородок, ямочки на щеках – дочка. У Павлова, помнится, было две девочки, он не носил фотографии дочерей в бумажнике.

Девочка чем-то походила на хозяйку квартиры.

Тетка, сестра или.., она сама и есть? На фото ей лет пятнадцать-шестнадцать, теперь должно быть двадцать семь. Что-то не очень на эти годы выглядела та женщина, но все же… Этого еще ему не хватало: вперся в квартиру к дочери бывшего командира, который, можно сказать, спас его от "пятнашки", отправив до начала следствия и ареста из Афганистана в Союз. Да еще нахамил ей. Хорошенькая благодарность.

Скиф решил сегодня же разыскать полковника и извиниться перед Аней. В квартире напротив на его звонок никто не ответил, и он как оплеванный вышел из подъезда.

У кинотеатра, рядом со станцией метро, выстроились уличные торговцы. Скиф прошелся сквозь строй торгашей, купил пачку самых дешевых американских сигарет и нырнул в подземку.

На темном стекле вагона в метро ему рисовались фотографии незнакомой девчонки. Он попытался представить себе фотокарточку его Вероники. Так и вглядывался в темное стекло до самой Кольцевой.

Пересев на Кольцевую, он снова уставился в темное стекло… Отражения трех парней за его спиной показались ему слишком знакомыми: вислоухая ушанка, лыжная шапочка и вязаный берет. Они ехали за ним от самого кинотеатра.

На станции "Парк культуры" Скиф выпрыгнул из вагона, пробежался по перрону и еле успел запрыгнуть в другой вагон. Из троицы за ним поспела только лыжная шапочка, перед двумя топтунами захлопнулись створки дверей.

Топтун в лыжной шапочке снова дышал в затылок.

Хиленький весь из себя, с вытянутым, как у ищейки, лицом и улыбочкой, которая открывала с боков прекрасные зубы.

Недалеко от "Кропоткинской" Скиф обернулся к нему:

– Вы не сходите? – Быстро вытащив из кармана свой бумажник, он резко заломил руку топтуна за спину и вложил его ему в потную пятерню. – Граждане, берегите деньги и документы!.. Я поймал карманника.

– Блин, что ты лепишь, сука долбаная? – реакция последовала незамедлительно.

Пассажиры, как бабочки от тени, выпорхнули из вагона. Скиф врезал ищейке короткий прямой с левой, ткнул его лицом в свое колено и успел выскочить в закрывающуюся дверь. Хиленький с виду топтун оказался живучим, рванулся за Скифом, но двери прищемили его вытянутую физиономию.

У Павла Лопы из-под папахи торчали только длинные заиндевевшие усы. Он пристукивал сапогами друг о дружку и потирал красные руки без перчаток.

– Слышь, Павло, за мной в метро трое увязались, – обрадовал Скиф казака своей новостью.

Лопа только равнодушно огляделся. Не заметно было, чтобы донец кого-нибудь опасался в Москве.

На проходной в гаражном кооперативе ветхий дед отмахнулся от документа Скифа покрытой седой шерстью рукой:

– Документ твой давно просроченный, а рожу твою я навсегда запомнил, хоть и при седой бороде.

Болтали про твои геройства. Уже выпустили?

– А сам не видишь?

– Глазам правды нет, а вот документ – достоверно. Только вот документик свой поменяй. У нас сейчас вместо корочек такая карточка под пленкой… Жены твоей бывшей сто лет тут не было, а замок на дверях в полной сохранности, постарался.

– Спасибо, отец.

– Погодь, я с тобой мальчонку пошлю, а то ты в наших катакомбах заблудишься…

Шустрый мальчик с руками в черных цыпках от мытья машин на морозе привел их к боксу.

– Баксы промышляешь? – спросил казак.

– Ага, у меня целая банда на мойке.

– А ты у них, значит, босс?

– Ага…

– А в школу твоя банда ходит?

– А когда баксы делать?

– Понятно… Держи за знакомство.

Лопа сунул мальчишке в карман доллар и повернулся к Скифу:

– У меня двое таких же. Только тихие, как телята, – отличники в школе… Замордует их потом в жизни такая вот безграмотная шпана.

– У меня тоже дочка есть, – сказал Скиф. – Только моя благоверная меня к ней не подпускает.

Гараж казаку понравился. В нем можно было разместить целых три малолитражки. "Жигуль" был в полном порядке, лишь только заменить аккумулятор.

Бойкий мальчонка свел их с дельцами из местной же фирмы, через час автомобиль был на ходу.

– Знатная жилплощадь, – прицокнул от удовольствия языком Лона и потрогал длинные трубы центрального отопления. – Ну, шо, обратно уже на своих колесах.

– А почему бы и нет? – ответил Скиф. – Машинка еще походит.

– А вы больше нет! – в проеме ворот возникли двое в милицейской форме. – Кто из вас гражданин Скиф?

– Таких нет, – ответил Скиф.

Казак подошел к ним, и ему тут же лихо заломили за спину руки.

– Это не менты! – захрипел скрюченный Лопа. – Бандюги. У них на кокарде краб еще советский. Беги!

– От нас не сбежишь, – засмеялся один из милиционеров. – Выходи и ты.

– Иду-иду, – поспешно закивал Скиф и скользнул вдоль стены к выходу.

– Руки вверх! – скомандовали они в один голос, направляя на Скифа револьверы.

– Ну вот он я, – это было последнее, что услышали оба "милиционера".

Старая выхлопная труба, стоящая у стенки, мелькнула в воздухе пропеллером, и двое налетчиков рухнули на пол с расквашенными физиономиями.

– Тоже мне, казюня сопливая! – заметил Скиф, освобождая ключом руки Лопы от наручников.

– Я ж сперва подумал, что они менты правдашные, – смущенно оправдывался казак и ловко защелкнул наручники на руках одного из "милиционеров".