— Кто это? — задернув меня за спину, поинтересовалась Ольга, напрасно пытаясь нащупать на поясе меч. Вспомнив об его отсутствии, она выхватила левой рукой нож.

— Одно невоспитанное привидение, — пояснил я, сверля его гневным взглядом.

— Откуда?!

— Из замка.

— А что он здесь делает? — удивилась валькирия, делая плавные пассы выставленной вперед правой рукой.

— Велни месь, волье!

— А чего он кричит?

— Хочет, чтобы я ему меч отдал, — признался я.

— Ему-то он зачем? — удивилась Ольга.

— Он мой! — заявил призрак, бочком выбравшись из ложа. Затем стремительно подхватил брошенный топор и, зловеще хохоча, завертел его над головой.

— Держись за моей спиной, — сказала валькирия, сбрасывая накидку и наматывая ее на руку.

Более прелестной картины трудно себе представить! А уж передать словами можно лишь бледные отголоски эмоций, возникающих при виде ее открытой взору красоты. Это очаровательно, пленительно, обворожительно…

— Мой… мой… — потеряв нить мысли, лепечет призрак. Я смотрел на Ольгу и улыбался.

— Мой… мой…

— Вай! — воскликнул джинн со свистом вылетев из кувшина. — Ты меня достал!

— А это кто? — спросила валькирия, нервно передернув плечами.

— Я джинн из кувшина, — сообщил сотканный из дыма дух, вытаращив на нее глаза. — О…

— Мой… мой… — словно заведенный бормочет беззубый призрак, роняя на грудь слюну.

Джинн, справившись с потрясением, поспешно отрастил себе вторую голову — с пупырчатой синей лысиной, бородавкой на носу, тремя волосками на бороде и без глаз. Наверное, чтобы не отвлекалась. Новоявленная голова задумчиво пошамкала губами и заявила:

— Значит, так…

Джинн, не отрывая умильного взгляда от засмущавшейся валькирии, достал из кармана ставших малиновыми шаровар стеклянную пробирку и пинцет. Затем удлинил руку, дотянулся до призрака и выдернул из наброшенной на его плечи шкуры пару шерстинок. Поднеся их под украшенный бородавкой нос, он внимательно принюхался и, признав годными, аккуратно поместил в пробирку. Для чистоты проводимого эксперимента джинн плюнул туда и, выдернув из своей бороды одну из трех сохранившихся волосинок, бросил ее следом.

— Песчинка как родит пустыню, шерстинка пусть родит зверину. Роди!

Взмахнув пробиркой, джинн вытряхнул из нее комочек слизи, которая на землю упала уже огромной волосатой тварью. Единственной выступающей частью тела у нее являлась клыкастая пасть. Зубки у Тихона побольше будут, но вот их количество… Оскалившись, существо стремительно бросилось к своему генетическому отцу.

Беззубый призрак взвизгнул и бросился бежать со всех ног. Видимо, наброшенная на плечи шкура дорога ему как память и он не желает с ней расставаться, либо она намертво приросла от длительного ношения.

— Вот так-то, — сказал джинн. И временная голова со звонким хлопком рассосалась.

Ольга поспешно набросила на себя накидку, поняв, что мне на данный момент ничто не угрожает. Разве что избыток адреналина в крови. Последним из поля моего зрения исчез крохотный силуэт дракона на ее плече, который вполне может оказаться знаком посвященного куда-то там с правом допуска в храм.

Джинну, в отличие от меня, не удалось сдержать разочарованного вздоха. Убрав в карман пинцет и пробирку, он пожал плечами и молча скрылся в своем серебряном жилище.

— А я тебе покушать принесла, — вспомнила валькирия, наклоняясь над упавшей корзинкой. — Даже вина раздобыла.

— Не пролилось?

— Нет.

— Умница.

— С Тихоном все в порядке?

— Это с мутантом из Диких пустошей? — переспросила валькирия, наполняя деревянную плошку молодым вином из литрового бурдюка.

— Он не из пустошей… но не важно.

— А что с ним станется? Сожрал целую гору костей, забрался в нору и дрыхнет.

— А Викториния?

— Принцесса Викториния… э… тоже пребывает в полном здравии.

— Да уж, — усмехнулся я. — Здоровье у нее лошадиное. — Не восприняв шутку, Ольга наморщила лобик и в очередной раз за эту ночь напомнила:

— Нам нужно уходить отсюда.

— Я ведь не против, — улыбнулся я, — но к чему такая спешка? Поживем некоторое время на полном довольствии, я раны залечу, и можно в путь-дорожку. Организую почетный эскорт, лепестками роз нам путь усыпать будут и все такое прочее… Ты согласна?

— Да, — кивнула Ольга. — Но нет.

— Отчего же?

— Времени больше нет. Завтра утром начнется воззвание к Великому дракону.

— Ну и что? — Я непонимающе смотрю на валькирию, такую прекрасную в ореоле лунного света, что это отрицательно влияет на мою способность сосредотачиваться на чем-либо ином. — Пускай себе поют.

— Да как же!.. Наверное, я должна кое-что рассказать тебе об обряде возвращения дракона.

— Какого? Дневного или ночного?

— Он един.

— Понятно. Вернее, ничего не понятно, но… рассказывай.

— Я послушаю, вы не против? — поинтересовался джинн, высунув из погнутого горлышка кувшина голову в тюбетейке. А затем, не дожидаясь нашего согласия, выбрался по пояс, держа в правой руке свиток чистой бумаги, а в левой — остроконечно заточенное павлинье перо. — Ну-ну…

— А разве не полагается кувшин пробкой закупоривать? — поинтересовалась рыжеволосая валькирия.

— Не отвлекайся, — сказал я. — Рассказывай о моих местных поклонниках.

— Да-да, — поспешно поддакнул джинн. — Будьте так любезны, утолите информационную жажду истосковавшейся по хорошему рассказу души…

— Для начала расскажу, наверное, о сущности обряда возвращения дракона на Яичницу, а затем о различиях, которые существуют в практическом его проведении различными народами, — решила валькирия. — Сам обряд возвращения, как видно из названия, должен вернуть дракона-прародителя на Яичницу, чтобы он изгнал с нее появившееся зло и вернул мир к гармонии и процветанию.

— С этим все понятно.

— Помедленнее, — попросил джинн, в две руки конспектируя сказанное.

— Чтобы дракон вернулся, нужно разбить оставленное им яйцо, и он выйдет из него.

— Как? Он же улетел!

— Это не важно, — отмахнулась Ольга. — Он же дракон. Ему подвластно все.

— Понятно.

— Вернувшийся дракон наделит тебя могуществом и его меньшие братья станут покорными твоей воле, как покорны его.

— Заманчиво, — признался я. — А как будет осуществляться управление ими? Голосом, мысленными командами или какими-то специальными жестами?

— Какое управление?

— Простое. Что-то вроде того как: «лети туда-то, сожри того-то».

— Кто может постичь замыслы Великого дракона?

— Ладно. Продолжай. С этим разберемся в свое время.

Валькирия отобрала у меня опустевшую плошку и поставила ее поверх ставшего плоским бурдюка. Сплетя пальцы на колене, она продолжила свой рассказ:

— Все народы ждут Сокрушителя, который пробудит дракона, вернув на Яичницу благополучие. Кроме общего прозвища каждый народ дал ему свое, основанное на представлении о характере и сущности Сокрушителя. Имперцы верят в приход Повелителя драконов, идайцы ожидают появление воплощения Великого дракона, ханийцы ищут Наездника драконов, а русичи готовятся к приходу витязя Триединого дракона.

— И это все я?

— Да, Сокру…

— Мы ведь уже договорились, — погрозив ей пальчиком, напомнил я. — Меня зовут…

— Иван.

— Умница.

— Да, Иван, это все ты, — произнесла зарумянившаяся валькирия.

Вот уж не ожидал…

— Если бы собрать четверых, больше шансов пробиться к яйцу.

— Но ты один, — напомнила Ольга. — И ты пробудишь дракона.

— Так что там у нас с обрядом?

— Вот здесь существуют серьезные разногласия. Сокрушитель, по мнению имперцев, в одиночку дойдет до центра гнезда и своим сияющим мечом расколет скорлупу яйца, вернув дракона и став Повелителем драконов. Но до этого он должен сперва пройти обряд благословения на ратный подвиг, во время которого перед его мечом преклонятся все бароны, князья и сам император, наделяя его силой веры всех имперцев.