Вика скромно пожала плечами. Она собиралась доложить, что некогда окончила консерваторию, но не успела.

— А языками вы тоже владеете?

Вика посмотрела на хозяина выразительно, едва удержавшись от колкости. «Как же! — подумала она. — И консерватория, и языки, и крестиком вышиваю. И делать мне больше нечего, кроме как к тебе в няньки наниматься».

— Нет, языки я не очень, — призналась она. И сразу вспомнила, как они с Мариной в детстве возвращались по четвергам с хора и всю дорогу болтали на тарабарском языке: «При-я при-хо при-чу при-мо при-ро при-же при-но при-е. — При-плом при-бир!»

Первые слоги можно было менять и тем самым разнообразить лексику до бесконечности. Другими языками она в свое время не увлекалась.

— Нет так нет, — отозвался он. — Надеюсь на интуицию жены. Прошлых двух нянь нанимал я сам и.., как видите.

Он развел руками. Вика скромно промолчала.

— Я, собственно, зашел сказать, что пора ехать за девочками. Машина внизу, вот ключи.

Он положил на пианино ключи от машины. Виктория остолбенела. Она воззрилась на ключи как баран на новые ворота.

— Я не умею водить, — проблеяла она с теми интонациями, с которыми пассажиры тонущего корабля молят о спасательном жилете. Хозяин уставился на нее.

— Как? Не умеете водить? — Поскольку она молчала, он прошел к окну, не скрывая разочарования. — Не знаю, что вам и сказать… Но ведь в моих пожеланиях, оставленных в агентстве, ясно сказано: обязательны водительские права! Разве с вами это не обсуждалось?

Виктория быстро соображала. Это промашка Марины. Она даже не упомянула, что в обязанности няни входит возить детей по городу.

— Нет, — непритворно засокрушалась Вика. — Этот пункт как-то упустили из виду.

Макс взглянул на часы. Возникшее обстоятельство ему явно не нравилось. Перспектива самому мотаться несколько раз в день в разные концы города вызвала у него нескрываемую досаду.

— Обсудим это позже, — буркнул он. — А теперь собирайтесь. Поедем вместе.

Виктория с готовностью вылетела в коридор. Весь путь от дома до школы она напряженно пыталась запомнить дорогу. Зачем, спрашивается? Можно подумать, что завтра она сядет за руль. Так или иначе, но расслабиться не удавалось. Напряжение достигло критической точки, когда машина остановилась и от школьного крыльца отделились две яркие точки и покатились, как горошины. Дети Марины попрыгали в машину и сразу уставились на Викторию. Широко распахнули все четыре глаза…

— Рената, Карина, поздоровайтесь. Виктория Викторовна — ваша новая няня.

— Здравствуйте! — хором сказали они, не сводя с нее глаз.

Она улыбнулась и протянула им обе руки сразу. Девочки, не долго думая, уцепились за нее. Так и поехали — за руки. Виктория с интересом вблизи рассматривала дочек Марины, а те, в свою очередь, с ответным интересом рассматривали ее.

— А сколько вам лет? — поинтересовалась малышка.

— Тридцать. А вам?

— Мне десять. А ей — шесть. — Это старшая.

А младшая немедленно поправила:

— Шесть с половиной.

— И ты уже учишься?

— В нулевом классе. Мне не нравится — спать заставляют, как в детском саду.

Имя Карины ей действительно очень подходило. Глаза у нее карие, немного восточные. А волосы темные, как у отца. Плотная, как спелое тугое яблочко, и к тому же подвижная, как ртуть, девочка не могла не вызывать к себе мгновенную симпатию. Знала это и без стеснения, с невинным детским кокетством этим пользовалась.

Рената казалась старше своих лет, стойко держа на себе груз старшинства. В ней уже угадывалась будущая женщина — с загадочным молчанием, затуманенным многозначительным взором и прочими штучками. Но пока еще в ней то и дело прорывался ребенок, с трудом отстаивающий у своей младшей соперницы маленькие привилегии, положенные ей по статусу старшей сестры.

— Карина, не болтай ногами! — цыкнула она на сестру и моментально получила обратную реакцию — девочка выдвинула ноги в проход и принялась демонстративно ими крутить, не сводя глаз с Виктории. Виктория лишь повела бровью.

Все три понимали, что в этой ситуации она не может командовать. Главный тут — отец. А он как раз не видит.

— Карина, кому говорят! — Зеленые, как у матери, глаза Ренаты сверкнули нарастающим гневом. Она покосилась на Викторию, явно сожалея о том впечатлении, которое произвела на новую няню сестра. — Всегда ты так!

Девочки начали толкаться.

— Что такое? — раздалось наконец с водительского места. Виктория заметила в зеркальце выразительный взгляд Макса. Проказницы утихли.

— Папа, новая директриса запретила нам ходить в джинсах, — сообщила Рената, глядя в затылок отца и руками охраняя от назойливости своей сестры коленки — той вздумалось щипаться.

— И нам, и нам! — радостно подхватила Карина и придвинулась к сестре, чтобы отцу лучше было видно ее в зеркальце.

— Ну и что же, что вам! — одернула ее Рената, отодвигаясь в сторону Виктории. — У тебя из джинсов только шорты, ты в них в школу не ходишь. А у меня и комбинезон, и сарафан, и куртка, и штаны.

— Ну и что?

— А то, что мне теперь все новое придется покупать!

Рената показала малышке язык, а та открыла рот, распахнула глаза и захлопала густыми темными ресницами. Она была явно убита тем, что не догадалась взглянуть на дело с такой сугубо практической стороны.

— А мне… И мне! — наконец опомнилась она и с беспокойством заерзала на своем месте. — Папа! Мне тоже надо новое! Почему все время Ренатке?!

— Не надо делать проблему из ерунды, — остановил ее отец, раздраженно поморщившись. — Виктория Викторовна поедет с вами в супермаркет и все купит.

Девочки немедленно, как по команде, повернули к ней симпатичные мордашки.

— А у вас есть вкус? — спросила старшая.

Вопрос был поставлен в лоб. Виктория не знала, что сказать. О том, что ее вкус весьма ограничивается размерами зарплаты? Развитие вкуса в одежде исчерпывалось вылазками на рынок перед 1 сентября и Рождеством. Вот и весь вкус. Две мордашки терпеливо ждали, пауза затягивалась.

— Я думаю, что втроем мы справимся, — полуутвердительно заметила она.

Ответ удовлетворил. Они кивнули и отвернулись от нее.

— Папа, мы учили новую песенку, — сообщила Карина, обрадованная тем, что первая нашла повод завладеть вниманием отца. Отец не отреагировал, погруженный в собственные мысли, и Карину это удовлетворило — по крайней мере он не выразил протеста. Девочка старательно изобразила на лице нечто, по ее понятиям, вбирающее в себя образ песни, и запела. Это была песня про жука. Как догадалась Виктория, мелодией Карина бесцеремонно манипулировала, перевирая мотив, но не это было главным в ее исполнении. Как она изображала жука! Как двигала бровями, вытягивала губы и закатывала глаза! Виктория поняла, что перед ней великая актриса. Макс, по всей видимости, так не считал и, едва запикал мобильник в его кармане, безжалостно прервал выступление. Девочка недовольно надулась.

— Вечно ты со своими выступлениями! — забухтела Рената. — Папе за дорогой надо следить, у него и так дел полно, а ты всегда выскакиваешь!

Упругие щеки Карины задрожали, нижняя губа выдвинулась вперед, глаза увлажнились.

— А кому же мне петь? Кому, скажи, пожалуйста! Мама в больнице, а ты, ты…

— Мне, — неожиданно для себя встряла Виктория. — Если хочешь, пой мне. Я это ужасно люблю. Поверь мне, у тебя здорово получается. Редко кто из детей без специальных репетиций сумеет исполнить так выразительно.

Снова четыре глаза прилипли к Виктории. Они смотрели на нее с недоверием, но где-то в глубине зрачков Карины теплилась надежда.

— Я очень люблю слушать, — добавила Виктория.

— В самом деле? — по-взрослому переспросила Рената.

— И.., стихи? — с хрупкой надеждой уточнила Карина.

— Особенно стихи!

Своим признанием Виктория вызвала заметное оживление — девочки зашептались, завертелись. Хорошее настроение вернулось.

— Я знаю много! — затараторила Карина, снова схватив Викторию за руку. — И «Белая береза», и «Черемуха душистая», и «Кто стучится в дверь ко мне», и «Мы с Тамарой ходим парой».