Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Не думаю, что кто-то из вас победил.

Глаза Бенджамина сердито сверкнули, и чашка дрогнула в его руке, пролив чай на ковер покойного червячника.

— Проклятый Джонатан! — сказал он. — Не надо было вообще пускать тебя сюда. Ты столько соплей тут напустил, что у Данло пропало всякое желание сопротивляться Хануману.

Теперь и Данло рассердился тоже. Если изумрудные глаза Бенджамина напоминали тигриные, у Данло они горели, как дикие синие звезды.

— Что ты знаешь о желаниях? — спросил он, потирая старый шрам на лбу. Боль, бушующая позади глаз, на миг унялась, и Данло добавил тихо, почти шепотом: — И что ты знаешь о сострадании?

Бенджамин опустил глаза на пятно от чая на ковре и сказал:

— Я не хотел тебя обижать, однако вижу: на то, что ты возглавишь нас в борьбе с Хануманом, надежды мало.

— Я готов вас возглавить, — ответил Данло, и Бенджамин с надеждой вскинул на него глаза. — Я готов, но лишь в том случае, если мы будем бороться путем сатьяграхи.

— Это слово мне незнакомо.

— “Сатьяграха” значит “сила души”. — Данло объяснил, что фраваши, создавая свою мокшу, взяли это слово из древнего санскрита. — Должен быть способ воспротивиться Хануману без насилия, одной только силой наших душ.

— Какое же это сопротивление? Это всего лишь продолжение Джонатановой мечты.

Данло закрыл глаза, вспоминая прекрасный и ужасный свет внутри света.

— Не только. Это гораздо больше.

— Значит, эта твоя душевная сила помешает воинам-поэтам убивать моих людей?

— Нет, — признал Данло. — Но ты не представляешь себе, какой огромной может быть эта сила.

— Я освободил тебя не для того, чтобы это слушать.

— Ты полагал, что я так просто переступлю через свой обет ахимсы?

— А ты полагал, что просто придешь сюда и убедишь нас сложить оружие? — осведомился Бенджамин, кивнув на вооруженного лазером Карима.

— Я надеялся на это, — с грустной улыбкой ответил Данло.

— Из-за твоей ахимсы умер по меньшей мере один из моих людей. Ты сам сказал, что перехватил руку Макана и тем позволил воину-поэту метнуть в него свой дротик.

— Я… не хотел этого. Я просто пытался помешать ему причинить вред воину-поэту. Притом его пули могли попасть в невинных людей.

— Что ж, ты преуспел в этом, верно? Макан теперь мертв.

Данло взглянул на свою руку, остановившую пистолет Макана. Холод металла все еще обжигал его пальцы и бежал по руке и шее в мозг, как электрический ток.

— Мне жаль, что он умер, — проговорил Данло.

— Ну, убил бы Макан воина-поэта — что из того? — продолжал Бенджамин. — Зато Тобиас и другие были бы живы.

— Я сожалею, — не поднимая глаз, сказал Данло.

— Ты мог бы спасти пять жизней, пожертвовав одной, — понятно это тебе?

— Разве я купец, чтобы заключать такие сделки? — ответил на это Данло, взглянув Бенджамину в глаза.

— Нет. Но ты человек, а людям порой приходится делать трудный выбор.

— Я свой выбор уже сделал. Никогда не убивать, никогда…

— Ты мужчина, который мог бы возглавить других мужчин. И женщин, — быстро добавил Бенджамин, взглянув на Поппи, Зенобию и Лизу Мей. — Ты представляешь хотя бы, сколько людей готовы пойти за тобой?

— Пойти за мной… чтобы убивать?

— Разве ты сам не готов убить немногих, чтобы многие могли жить?

— Нет..

— Если бы судьба предоставила тебе такой выбор, разве ты не убил бы Ханумана, чтобы избавить от голода сотню детей?

— Хануман был самым близким моим другом.

— Только один человек, Данло! Ты не готов убить одного человека, чтобы помешать десяти тысячам других погибнуть на этой дурацкой войне?

Данло закрыл глаза, считая удары своего сердца.

Бум, бум, бум, бум.

— Один человек против десяти тысяч, Данло. Безумный и злой человек.

Бум, бум. Стучит молот судьбы.

Данло открыл глаза и посмотрел на Бенджамина.

— Мне жаль, но я не признаю таких расчетов, когда речь идет о чьей-то жизни. Либо убивать нельзя, либо можно. Я верю, что нельзя.

— Никогда?

— Никогда, — сказал Данло, но тут его глаза затуманились сомнением: он увидел у себя на руках маленького мальчика с лицом, искаженным от боли и голода. Мальчик был очень мужественный, очень гордый, но жизнь угасала в нем, и Данло видел, как меркнет свет в его глазах — глубоких и синих, как вечернее небо. — Нет, — прошептал Данло, — нет, нет.

Бенджамин, уловив этот момент его слабости, положил руку ему на плечо и спросил:

— Так ты согласен возглавить нас?

— Нет. — Данло все еще смотрел в эти синие глаза, глядящие на него из глубин памяти и времени. — Сила души, ее огонь — должен быть способ.

Бенджамин, неверно поняв его, метнулся к одному из столов, инкрустированных лазурью и золотом, выдвинул его ящик и достал лазер.

— Вот как проявляется сила души в мире, населенном такими, как Хануман, — заявил он, протягивая оружие Данло.

— Нет, — снова пробормотал тот.

Бенджамин опустился на колени, держа лазер в протянутых к Данло руках.

— Возьми его, Данло.

Поппи, Карим, Масалина — все смотрели на Данло с надеждой, и в их молчании тоже слышалось: возьми. Джонатан и Зенобия затаили дыхание. Лиза Мей, всей душой преданная миролюбивому Джонатану, тоже, видимо, втайне желала, чтобы Данло взял этот лазер, и объединил заново две половинки Каллии, и победил Ханумана.

— Пожалуйста, Данло, — сказал Бенджамин, протягивая ему блестящий ствол.

— Пожалуйста, — подхватили Поппи, Масалина и Карим.

Пожалуйста, папа.

Голоса звучали внутри и снаружи, из далекого прошлого и неосуществленных еще мгновений. Тысячи пар глаз смотрели на Данло — карие глаза Джонатана, и зеленые Бенджамина, и много, много других. Но только одни не давали ему покоя — их тайный свет, их синева внутри синевы; смотреть в эту ужасную и прекрасную синеву было до того мучительно, что Данло хотелось вырвать собственные глаза.

Пожалуйста, папа.

Целую вечность Данло смотрел на блестящий в предвечернем свете лазер и наконец сказал:

— Не могу.

— Твой отец взял бы лазер, — заметил Бенджамин. — Если он когда-нибудь вернется — а я верю, что так будет, — он сделает то, что необходимо.

92
{"b":"30714","o":1}