Дубина Имайры крушила сталь, мой меч разрубал доспехи стражей, словно ткань, стрелы Атары свистели в воздухе и поражали стражей и клириков, словно молнии с небес… Морйина объял великий страх смерти. Я чувствовал, как сердце дрожит в его груди, и страх расходится волнами, поражая окружающих. Воистину, теперь они сражались как обезумевшие животные, а не как люди, с криками сгрудившись вокруг Морйина.

– Отступайте! Отступайте к воротам! – Его голос перекрыл звон стали.

Командир, который не может обозреть сразу все силы, брошенные против врага, найдет, что битва – это огромное кипящее облако неизвестности. Для воина, пойманного в гуще сверкающих лезвий и потоков крови, битва – тоннель огня. Сжимая в руках Ясный Меч, я вдруг увидел яростную битву в тронной зале Морйина и с высоты птичьего полета, и как яростно сражающийся рыцарь – все сразу. И видение мое было потрясающе ясно. Множество людей впереди двигались на юго-восток – очевидно, Морйин собирался сбежать не через западные врата залы, а через дверь, ведущую в его личные покои. Уже один из клириков выбежал из круга и открыл дверь. Хотя плотно стиснутые стражники и закрывали мне обзор, но я слышал, как простучали по полу его башмаки, а тетива Атары спела свою звенящую песнь смерти. И также я «видел», как он хватается за грудь и падает на пол. Каким-то образом мне было видно, как Лильяна за моей спиной проводит меч сквозь защиту стража и вонзает стальное острие в кольчугу, прикрывающую живот врага. Неподалеку Мэрэм скрестил мечи с мастером-воином. Звон стали отдавался в моей крови, а друг мой бился с яростью и умением, которых я за ним никогда не замечал. Воистину, в тот момент он бился как рыцарь валари, с сердцем, полным огня. Прикончив противника быстрым ударом, он тут же повернулся к следующему.

В этой самой безнадежной из битв мы вдруг получили помощь из двух неожиданных источников. В центре звезды, чьи лучи образовывали Кейн, Лильяна, Мэрэм, Имайра и я, стоял мастер Йувейн с сияющим зеленым джелстеи, вливающим в наши усталые тела и души новую жизнь. Когда же мы начали пробиваться к двери, ведущей в комнату Морйина, из-за колонны неожиданно метнулся Дэй и схватил брошенное кем-то копье. Он бежал, безжалостно приканчивая раненых и умирающих, что лежали на полу, мыча и корчась. Один из стражей, разъяренный таким безрассудством, подобрался к мальчику и обрушил алебарду на его голову. Дэй пригнулся, поднырнул под удар и ткнул врага копьем, попав стражнику прямо в пах. Тот издал отвратительный крик и следующим ударом вышиб бы Дэю мозги, если бы не подоспел Имайра со своей ужасной дубиной.

– Вэль! – закричал Кейн справа от меня. – Не дай Морйину сбежать!

Я был ближе к врагу, чем Кейн, и сквозь толпу впереди уловил блеск туники Морйина. Он все еще пригибался, прикрываясь своими отчаянно сражающимися стражами. Однако Атара выпустила последнюю стрелу, могучий лук смолк, а сама она выпрямилась и обнажила меч. Морйин отыскал меня глазами через двести ярдов залитого кровью пола. Он исходил ненавистью и попытался убить меня неожиданным ударом вэларды. Однако сияющая силюстрия моего меча защитила меня от смертельного нападения – и моих товарищей тоже. А когда я поднял высоко над головой Элькэлэдар, Морйин посмотрел на него и увидел свою смерть.

Я сражался с редкой яростью, желая убить его, но не просто из мести. Единственным для меня способом охранить камень Света было уничтожить моих врагов. И двигали мною не страх, злоба или ненависть, но знание, мастерство и необходимость, может быть, даже любовь – великая и страшная любовь, требующая уничтожения болезненных тварей, подобных Морйину, ради того, чтобы могла появиться другая, более великая жизнь. Он был ядовитой змеей, заслуживавшей смерти, ибо я хотел защитить других. Более того, он был треснувшим сосудом, что не мог более удерживать свет – лишь тьму. Этот человек слишком долго жил, и много времени прошло с тех пор, как Единый вылепил из этой глины новую чашу.

Словно разрушительный гнев Единого сошел на меня и засиял в молниеносных ударах меча. Я взмахнул Элькэлэдаром и снес голову стражу, сделал выпад и проткнул острием кольчугу, прикрывающую грудь другого, пронзив его тело насквозь, а заодно и грудь прижатого к нему другого стражника. Высвободив клинок, убил еще двоих. Несколько мгновений спустя какой-то стражник попытался парировать быстрый удар – мой меч рассек сталь меча противника и вошел тому прямо в плечо, разрубив пополам. Страх перед Элькэлэдаром поверг в панику стражей впереди. Однако они столпились вокруг Морйина слишком тесно, чтобы просто убежать.

В конце концов я осознал валарийский идеал бесстрашия, чистоты и благородства не только разумом, но и в непередаваемом ощущении черного нефрита рукояти меча, в биении сердца и глубоко в душе.

Бесстрашие: я был един и со смертью, что нес другим, и с бешеной жаждой жизни, исходившей из меня. Если я видел, что копье стража может ударить в мой доспех, то не уклонялся, но доверялся силе стальных колец, выкованных мастерами-оружейниками Меша. Свободный, я мог рубить и колоть сам, как вихрь обрушивая серебряное лезвие на противников, нанося удары, парируя и убивая – без остановки танцуя дикий и изящный танец смерти.

Чистота: обретенное мной изящество было таково, что ничто не могло повредить алмазную чистоту моего знания и желание исполнить то, что предначертано. Душа моя заключалась в мече, меч – во мне, и гак, сквозь сталь и плоть, я прорубал себе путь к Морйину.

Благородство: безнадежная битва со стражниками, крутящимися, рубящими и уклоняющимися, имела логику и стройность, которые контролировал не я. Но, как в бурю на море, существовала точка спокойствия, вокруг которой яростно завывали все ветра, и это место тишины находилось во мне. Я стал един с узором битвы, протекая мимо людей, как вода, минуя красные течения смерти и неуклонно продвигаясь к великому Красному Дракону, чье имя было Морйин.

Кейн и остальные мои друзья сражались бок о бок и охраняли мою спину, так что я смог пробиться ближе. Теперь нас разделяли лишь два высоких стража, направивших на меня копья. Я посмотрел мимо них и встретился взглядом со своим врагом. Он ждал, направив на меня меч, обещая бесконечные мучения, но у него больше не было и никогда не будет власти над иллюзией, чтобы заставить меня почувствовать все это. Безобразие Морйина поразило меня. Теперь я понял, что на самом деле он благоухал не розами, как казалось раньше. Напротив, омерзительная смесь запахов крови, гнили и смерти, густой запах страха исходил от него, ударяя в живот, подобно молоту. У меня ломило кости от желания уничтожить это извращенное создание. В круге изрезанного камня под нами слышалось бульканье крови множества убитых, утекавшей в дыру драконьей пасти. Этот звук напоминал рычание, доносившееся откуда-то из глубин самой горы.

– Морйин! – закричал я, рассекая на части двоих стражников. Крик его соединился с моим и эхом отразился от холодного камня зала.

– Валари!

Мы скрестили мечи. Яростный натиск отнес его назад, в толпу стражей. Острое лезвие алебарды врезалось в кольчугу, прикрывающую мой бок, но я почти не почувствовал боли. Копье ударило в лицо, но я отвел голову и наконечник просвистел в нескольких дюймах от глаз. Элькэлэдар поднялся вверх.

– Вэль! – Сильный чистый голос Атары как колокол донесся с верхушки трона. – Ты не должен убивать его!

Я вдруг вспомнил пророчество о том, что смерть Морйина станет смертью Эа.

– Вэль.

Кто-то говорил мне, что Морйин лучше всех в Эа владеет мечом. Может, так и было. Но теперь его подвели ненависть и страшное желание завладеть моей головой. Я ощущал его смертоносные намерения и в последний момент уклонялся от страшных ударов меча. А потом, стремительно двигаясь, я увидел свой шанс и через плечо быстро закрывшегося стража вонзил меч в горло Морйину. Это была ужасная рана, смертельная рана – но она не убила его.

– Его судьба – твоя судьба, – крикнула Атара. – Убив его, ты убьешь самого себя.

– Мне все равно!