Услышав ее голос, старик, вокруг которого бесновались обезумевшие фанатики, попытался пробиться к экипажу.

— Дайте же ему пройти! — занервничала дама. — Уверяю вас, это Рамус, ученый Рамус.

Но разъяренная чернь поняла лишь одно: женщина в карете заступается за еретика. Дверцы экипажа не украшали гербы, стало быть, дама не принадлежала к знатному роду и потому фанатики могли действовать, как им заблагорассудится. И вот уже кто-то завопил:

— Смерть гугенотке! Обоих на костер!

Вокруг экипажа сомкнулось плотное кольцо, и, опьяненные видом беспомощных жертв, горожане уже грозно надвигались на даму. Она испуганно вскрикнула, окровавленный Рамус из последних сил вцепился в дверцу кареты.

— Позвольте! Позвольте! — прозвучал чей-то решительный голос.

Через толпу к экипажу пробился юноша, обнажил длинную шпагу и, ловко орудуя ею, отогнал фанатиков от кареты. Это был, конечно, шевалье де Пардальян.

Молодая дама, косясь на нежданного защитника, осмелилась открыть дверцу, схватила Рамуса за руку и втащила его в экипаж.

— Сегодня вы спасли мне жизнь, — тихо проговорил старик, — но несчастна страна, в которой люди столь злы и жестоки…

Толпа ревела, видя, что жертвы ускользают, но Жан, рассекая воздух Молнией, никого не подпускал к экипажу. С другой стороны подоспел Пардальян-старший. Вытащив шпагу и ринувшись на фанатиков, он быстро рассеял скопище людей и привел в себя самых ярых защитников святой веры. Теперь экипаж смог наконец тронуться; отец и сын шагали рядом с ним.

Поскольку большая часть прохожих так и не поняла, что случилось, никто не бросился за каретой, лишь те, кто яростнее прочих атаковал экипаж, погрозили ему вслед кулаками. Оба Пардальяна вложили шпаги в ножны, и отец возмущенно зашипел на сына:

— Ну во что, во что ты снова ввязался?!

Шевалье промолчал. Его внимание было поглощено совсем другим: экипаж направлялся на улицу Барре, прямо к тому особняку, куда ходила когда-то Жанна де Пьенн.

Старый Рамус вышел из кареты, за ним выпорхнула юная дама.

— Зайдите ко мне, отец мой, — улыбнулась она ученому. — Вам необходимо отдохнуть.

— Пожалуйте и вы, господа, прошу вас, — ласково обратилась женщина к Пардальяну с сыном.

Они последовали за хозяйкой, которая провела их в роскошную, изящно убранную гостиную. Немолодая служанка подала вино и прохладительные напитки.

— Я Мари Туше, — с очаровательной улыбкой промолвила юная дама. — Пожалуйста, скажите мне, как вас зовут. Я должна знать, кто спас меня от верной смерти.

Шевалье хотел было представиться, но отец, наступив ему на ногу, торопливо поклонился:

— Мое имя — Бризар, мадам, в прошлом сержант королевской армии, а мой молодой друг — господин де Ла Рошетт, дворянин.

Мари Туше искренне и горячо поблагодарила своих защитников и взяла с них слово непременно навестить ее еще раз. Почтенный ученый крепко пожал руки храбрецам, и Пардальяны покинули уютный особнячок на улице Барре.

«Что связывает эту женщину с Жанной де Пьенн?» — спрашивал себя Жан.

А его отец сердито ворчал:

— Ну почему мы должны рисковать жизнью ради незнакомых дам и неведомых стариков? К тому же вы чуть не выболтали, кто мы такие!.. А ведь кругом враги… Помните: нужно постоянно быть настороже!

— Батюшка, вы в самом деле считаете, что женщина, которую мы вырвали из лап фанатиков, донесет на нас?

— Нынче такое время, что и от самого близкого друга жди удара в спину!

Назавтра Карл IX, как обычно, Нансе тайный визит Мари Туше. Она рассказала ему о том, что случилось накануне, и воскликнула:

— Сир, если я хоть немного дорога вам, умоляю, разыщите и отблагодарите бывшего сержанта Бризара и юного смельчака, дворянина де Ла Рошетта!

Карл IX нежно улыбнулся и кивнул:

— Непременно, бесценная моя Мари! Они получат достойную награду!

Этот визит к Мари Туше имел целый ряд последствий.

Во-первых, король повелел во что бы то ни стало разыскать отставного сержанта Бризара и молодого дворянина Ла Рошетта. Обнаружив, их следовало немедленно препроводить к его величеству.

Во-вторых, в тот же вечер был оглашен королевский указ, запрещающий монахам собирать пожертвования у подножия статуй святых по всему Парижу.

В-третьих, торговцу лечебными травами и снадобьями с улицы Сен-Антуан было предписано немедленно сменить вывеску над лавкой — в противном случае указанная лавка будет немедленно закрыта.

Первый приказ короля так и остался невыполненным: несмотря на все усилия, ни Бризара, ни Ла Рошетта найти не удалось. Карл был очень раздосадован, а парижский прево попал в немилость.

Третий приказ выполнили незамедлительно и без всяких затруднений. Офицер, ознакомивший торговца с распоряжением монарха, сам проследил за тем, чтобы приглашенный маляр тщательно замазал на вывеске слова «под покровительством великого Гиппократа».

— А что написать? — спросил мастеровой.

Торговец ухмыльнулся и ответил:

— Раз уж мне велели сменить вывеску, пиши: «под покровительством святого Антония».

Офицер одобрил столь христианское название и заверил, что его величество будет вполне удовлетворен.

Но второй приказ короля, тот самый эдикт, что запрещал собирать пожертвования, вызвал в городе недовольство. Во всех храмах проповедники клеймили короля. Одного из глашатаев, зачитывавших эдикт, забросали камнями. Еще одного швырнули в Сену. По всему Парижу прокатилась волна беспорядков, столицу охватило волнение.

Вот так Пардальян-младший, в очередной раз ослушавшись Пардальяна-старшего, нечаянно вмешался в ход истории.

Покинув особнячок на улице Барре, Пардальяны двинулись вдоль берега Сены, размышляя, где бы им лучше отсидеться. Разговаривая о своих делах, они миновали какой-то кабачок, и Жан, проглотив слюну, вздохнул:

— Я просто умираю от голода!

— А я от жажды, — откликнулся ветеран. — Зайдем! Ты наскребешь на два омлета и бутылку вина?

Шевалье пошарил в карманах и печально покачал головой.

— Я все деньги отдал Като! О нас с тобой и не подумал!..

— Не жалейте об этом, батюшка. Ведь если бы не Като…

— Да знаю, знаю… Она спасла нас. Но стоило ли так цепляться за жизнь, если нас все равно ожидает голодная смерть?.. Нам необходимо найти кров и пищу! Шевалье, оставим этот город! Отправимся в дорогу, куда глаза глядят, во всем полагаясь на судьбу! Будем вольны, как птицы! Перед нами вся Франция и весь мир!

Но Пардальяну-старшему не удалось закончить свою пламенную речь: какой-то кудлатый комок вдруг кинулся им под ноги. Пипо, преданный Пипо разыскал своего господина и радостно запрыгал вокруг Жана. Погладив собаку, шевалье скорбно потупился:

— Боже мой, как есть хочется!

И то же самое твердил себе и пес шевалье де Пардальяна. Но Пипо мыслил четко и ясно, не усложняя свои рассуждения всякими там человеческими выкрутасами. Его логика была прозрачна и глубока.

— Раз я голоден, — думал Пипо, — мне необходимо подкрепиться!

Придя к такому выводу, который мы назвали бы неоспоримым, пес побрел за хозяином, поглядывая направо и налево в поисках чего-нибудь съестного. Он обнюхивал попадавшиеся по дороге отбросы, но ничего путного обнаружить не удавалось, и Пипо циничнейшим образом выражал свое презрение, задирая лапу у каждой мусорной кучи…

Пес уже решил, что обречен на голодную смерть, но вдруг остановился, повел носом и радостно завилял хвостом.

Оба Пардальяна тем временем свернули направо, на набережную Сены. А Пипо замер, узрев самую восхитительную на свете лавку. На открытом прилавке были разложены великолепные колбасы, а с краю разместились небольшие, но превкусные на вид окорока. Последний окорочок в ряду так и притягивал взгляд собаки.

Вот он! Тот самый обед, который был столь необходим достойному Пипо!..

Читатель знает, что пес шевалье де Пардальяна отличался редкостной сообразительностью и не любил тратить время попусту. С чинным видом он двинулся к прилавку, изо всех сил демонстрируя полнейшее равнодушие ко всем материальным благам мира, включая ветчину.