– «Эпсилон-4» работает, – услышала я голос Симона. – Трасса готова. Даю чуточку…

Я ждала увидеть полет шаровой молнии. Но ничего подобного не увидала. Просто в скале стало просверливаться небольшое, но хорошо заметное отверстие. А снег вокруг начал исчезать.

– Ледник тает! – крикнула я.

– Зачем кричать? – отозвался Симон. – Ясно, если стало теплей, тает! Холодней – замерзает…

– А хорошенькое отверстие получилось, – заметил Леонид, глядя в стереотрубу. Он даже не попросил уступить ему окуляры, а просто наклонился и головой своей отодвинул мою.

На мгновенье я почувствовала мягкость его волос на моем виске.

Помню, вечером в тот день я вышла на террасу, прислонилась к мраморной колонне и любовалась ущербной луной, разливавшей вокруг свое чарующее сияние.

Из двери на террасу, мягко ступая, вышел Леонид. Он не заметил меня. Подошел к другому пролету террасы и так стоял, задумавшись.

При отсвете луны я отлично видела его лицо. На нем было выражение спокойствия и непоколебимой воли. И еще что-то светлое, одухотворенное… Так, по-моему, бывает у людей, которые работают и думают только радостно, думают не только о себе, но о всей стране, о всем народе, для которого они трудятся. И вот они уже накануне достижения своей цели, того дела, которому посвятили свою жизнь. Завтра наступит день окончательного торжества и заслуженной славы.

Ничем, никогда, ни одним неосторожным движением, ни лишним словом нельзя мешать человеку, когда он, вот так же, как Леонид, думает молча, думает о лучшем, о будущем…

Мне не хотелось уходить, хотя я и продрогла.

Я смотрела на Леонида и вдруг ощутила, что он дорог мне.

Утром Леонид неожиданно объявил:

– К вечеру поедем в Саялы, а оттуда вылетаем.

Я не спрашивала – куда.

Симон ласково попросил:

– Увидите Олю, передайте ей мой горячий привет.

– Обязательно передам… Вы разве не с нами?

– Остаюсь здесь, на центральной станции.

Когда зашла в свою комнату привести в порядок прическу, я нашла на стульях меховую одежду, какой никогда не видала раньше. Оленьи сапоги, пыжиковая шапка с наушниками, огромные варежки и просторный хорошенький беличий балахон с капюшоном.

В дверь просунул голову Симон:

– Неужели не готовы? Одевайтесь скорее…

– Разве это мое? – изумилась я.

– Теперь ваше, – усмехнулся Симон. – Ведь летите на Север, в Заполярье… А там морозище… Это самая удобная одежда, говорят. Позвольте, помогу.

– Спасибо.

С удовольствием нарядилась я в меха. Пожалела, что нет зеркала.

– Придется там пожить, на Севере, – сказал Симон. – Я звонил на аэродром, чтоб вам в кабине самолета было как можно удобнее…

– О, как вы любезны, Симон! Я этого никогда не забуду…

Уже спустилась темная южная ночь. Вся площадка была ярко освещена прожекторами. Под огромным звездным куполом шумела стройка.

Откуда-то донесся голос Леонида:

– Сюда!.. Можно было и не наряжаться. Переоделись бы в самолете…

Кричал он с большого вездехода. Я вскарабкалась к нему и уселась на какой-то ящик.

– Мы поедем напрямик, – сказал Леонид. – Надо спешить. Мне не хочется опаздывать на аэродром.

У вездехода стоял Симон.

– Прощайте, Симон! – сказала я, возбужденная спешкой и ожиданием предстоящего воздушного путешествия.

– Что вы! Когда-нибудь да увидимся, – улыбнулся Симон.

Он прыгнул на приступку, протянул руку и крепко пожал мою.

Вездеход медленно тронулся, но вскоре начал быстро спускаться с горы. Гусеницы его зачавкали по воде. Мы перебирались через горный поток.

Я любовалась прожекторами, которые, будто праздничные салютные огни, волшебно сияли над Чап-Тау. А на фоне их рисовались нежные контуры красивых зданий.

Не стоит описывать, как добрались до аэродрома.

Очутившись в кабине самолета, я откинулась головой на мягкую подушку удобного кресла и закрыла глаза. Напротив меня поместился Леонид. Кроме нас, в кабине этой скоростной машины никого не было.

Я чувствовала, как Леонид в упор смотрит на меня.

Он ждал, вероятно, что я буду разговорчивой. А мне хотелось его помучить. Притворилась усталой и взволнованной, хотя на самом-то деле успела отлично отдохнуть и теперь могла спокойно отдаться своим мыслям.

Почему-то шум моторов казался мне музыкой, и приятная лень овладела мною.

Наконец это наскучило. Не открывая глаз, спросила:

– Когда прилетим в Москву?

– Мы летим совсем не туда, – услыхала я в ответ.

И тут же открыла глаза.

Леонид сидел, расстегнув шубу. Чемоданчик мой покоился на полке.

– Куда же? – воскликнула я, забыв, что хотела помучить спутника молчанием.

– В Радийград… Так назван завод и поселок в тундре… Об этом я рассказывал вам.

– Как интересно! – начала было я очень живо.

Но Леонид посмотрел мимо моего лица.

– Простите… Голова моя сейчас занята совершенно другими делами, – тихо и даже будто с какой-то печалью произнес он.

Наступил мой черед мучиться. Леонид тоже не имел желания разговаривать со мной.

Скудные огни освещали утрамбованную снеговую площадку, где приземлился наш самолет.

Солнце, тусклое и неприветливое, еле касалось горизонта и, кажется, очень неохотно катилось вдоль него, прячась за мглистой, туманной дымкой. Оно напоминало мне старую коптилку в лесничестве.

Незнакомые мне люди приветливо встретили нас. Леонид здоровался со своими друзьями, с кем-то знакомил меня. Но я не знала никого, хотя кому-то отвечала дружескими рукопожатиями. Потом увидела Грохотова и Олю. Стало легче на душе. Передала Оле привет Симона…

Крохотный тесный автомобиль плелся по сумрачным уличкам. Вокруг виднелись небольшие домики.

– Леонид помчался прямо на станцию приема, – сказала Оля.

Ее милое личико, опушенное беличьим капором, казалось мне совсем новым.

В деревянном доме, куда мы приехали, оказались две комнаты, напоминавшие мне давнишнюю хату. Оля хозяйничала, не переставая рассказывать.

– Не удивляйся… Я ведь ужасная болтушка. Но за работой – стоп! Привязываю язык веревкой… Знаешь новость? Сказать? Симон мне сделал предложение…

– Да что ты?

– Он еще тогда, помнишь, на прогулке, вздыхал ужасно. Перед отъездом, увидела его и говорю: «Уезжаю я надолго». А он сначала свое «ага», потом: «Прошу вас быть моей женой».

– Ну, а ты что? – спросила я, вытираясь полотенцем после умывания.

– Ну, я… «Прошу вас, – говорю, – быть пока моим женихом». А Симон – умница… Ах, Татьяна, какие они все замечательные! И Симон, и Грохотов, и…

Она взглянула на часы и всплеснула руками:

– Ой, времечко! Леонид приказал прибыть ровно через два часа после приезда.

Мы засуетились. Оля торопила меня:

– Надо спешить, Татьяна!

Опять автомобиль потащился по заснеженным, засугробленным уличкам поселка. За оконцами – темь. Потом справа зажглись слабые огни. В воротах станции дежурные проверили пропуска. Я и Оля вышли около приземистого здания, выстроенного из бетонных блоков. Поднялись на крыльцо, вошли – и на меня сразу повеяло теплом и знакомой обстановкой института. Светлый вестибюль, приятный коридор с золотистыми дверями. Сдали верхнюю одежду. Оля провожала меня, она распахнула одну из дверей и сказала:

– Войди… Тебя ждут.

В маленьком кабинете, куда я вошла, Леонид ожесточенно спорил с Грохотовым. Они, казалось, не обратили на меня никакого внимания, только как бы случайно увидали и оба сразу вместе показали на пустое кресло в углу. Я поняла это как приглашение сесть.

– Почему ты раньше не рассказал мне так подробно о стержнях и о том, что произошло в степи? – спрашивал Леонид у Грохотова.

– Не придавал этому особого значения, – сухо отозвался Грохотов и посмотрел на меня. – Это были весьма несовершенные эксперименты. У меня не получилось того, чего ждал.