– Нас мало в Ближнем Лесу. Каждый человек составляет ценность для всех, но каждый свободен и волен в своих желаниях. Не будет запретов – наступит хаос. Без правил будет слишком много смертей. Жребий помогает сохранить жизни вольным людям и укрепляет наш разум. Вольный, которому выпало два «орла», предпочтет жизнь смерти и откажется от поединка, если второму поединщику выпали две «решки»...

– А если не откажется?

– Его право.

– У меня появилось рационализаторское предложение, как можно упростить правила...

– Молчи! Твои предложения крамольны и бессмысленны.

– Почему? Я вольный человек, разве я не имею права высказаться?

– Мы вольные люди, мы не черти. Запреты и правила вправе менять те, кто дал их вольным людям. Они, и только ОНИ одни. Обсуждения и сомнения нам запретны.

– Кто такие «ОНИ»? Кто дал вам правила и запреты?

– Истинно чистые из Белого Леса!.. Эй! Поднимите и дайте ему монету... Бросай жребий, время разговоров закончилось.

До того, как Гуга помянул, благоговея, истинно чистых, Алекс думал о том, что не такие уж они и дикие, нравы Диких Земель. Вполне терпимые нравы. Во всяком случае, для скаутов. Гуга помянул обитателей Белого Леса, и в голове Таможина родилась, вспыхнула звездочкой смелая мыслишка. Конечная цель всей операции – попасть в Белый Лес (как минимум, а в идеале – вступить в контакт с истинно чистыми). Согласно утвержденному плану, под видом курьеров скауты вместе с дядей Компасом должны были добраться до деревни Шалая, где Алексу предстояло «открыться» перед женщиной по имени Фатима. Ему предписывалось назваться сыном Белого Кахуны. Разработчики операции заверили исполнителя – фрау Фатима поверит в легенду о сыне (почему – не пояснили). Разработчики уверены – Фатима выведет Таможина на Белого Кахуну, отведет в Белый Лес к Великому Творцу Рун. «Таким образом, – размышлял Алекс, – женщина с именем Фатима является промежуточным звеном. Она в Шалой, а я сейчас в Дальнем. Белый Лес, конечная цель, ближе от поселка Дальнего, чем деревня Шалая. Варум, спрашивается, тащиться в Шалую?»

Вторым броском Граф выбросил «решку». Аборигены азартно обсуждали начало жеребьевки. Скрипнула дверь, из сеней в избу вошла пара арбалетчиков, тех, что до того сидели на чердаке. Староста просил земляков посторониться и пропустить его влиятельную фигуру поближе к столу, к месту жеребьевки. Бабка Настя смеялась беззубым ртом, подкалывала Чижика, который уговаривал монету, будто женщину: «Ляж, ангел мой, крылышками вниз, ноликом кверху».

Неожиданно для всех Алекс оттолкнулся от пола, запрыгнул с ногами на лавку и громко, стараясь перекричать всплеск общего гомона, объявил:

– Мне не нравятся эти правила! Мы гости в поселке, мы и наше имущество должны быть священны! Никто не имеет права предъявлять нам претензии!

Кто-то из аборигенов усмехнулся высокомерно, а кто-то выразительно покрутил пальцем у виска. Кто-то смерил Алекса оценивающим взглядом бойца, кто-то открыто взялся за рукоять меча, кто-то отступил подальше, к стене. Ответил Алексу законник Гуга:

– Если ты отказываешься признавать наши правила – уходи, живи с чертями. Если откажешься уйти, мы...

– Гуга! Ты – законник! Ты говорил, что правила могут менять чистые? Или мне послышалось?

– Истинно чистые!

– Я ЧИСТЫЙ!!! – Алекс рванул серую ткань на груди. – Я истинно чистый! Я сын Белого Кахуны!..

Ржавый корпус вертолета, вернее, то, что осталось от корпуса, более всего напоминал скелет доисторического ящера. Машина выгорела, что называется – дотла. Упала машина целехонькая. Не менее странно, что не взорвалась. Упала и загорелась. Странно, но вокруг не видно обгоревших березовых пеньков. Как и прежде, березы кругом одна к одной, ладные да стройные. Словно в парке. И скелет вертолета среди белых берез. Врос в землю, будто его вкопали в ухоженный зеленый газон.

Арбуй прошел рядом с бывшим вертолетом и даже головы не повернул. Алекс наплевал на инструкции проводника, остановился, потрогал пальцем рыжий металл. Арбуй свистнул. Алекс вытер о штанину испачканный палец, бегом потрусил за проводником.

Сегодня за весь день пути Алекс ничего, кроме требовательно зовущего посвиста, от Арбуя так и не услышал. Вчера проводник был более разговорчивым. Если, конечно, можно назвать «разговорчивым» человека, который пропускает мимо ушей десяток твоих «почему?», а потом вдруг отвечает на «почему номер два», например. А ты, давно отчаявшись получить ответ на очередной вопрос, уже успел забыть, о чем спрашивал полтора часа назад, тебя уже куда больше второго мучает «почему номер десять» и начинает терзать еще не высказанное «номер одиннадцать».

Вчера Алекс узнал, что Арбую, дословно – «плевать с высокой колокольни» на то, кого он ведет к истинно чистым. Хоть сына Кахуны, а хоть и папу римского. Плевать! С колокольни! С высокой! За услуги проводника Арбую «забашляли» комплект «лазурчиков», сиречь – источников питания Лазарева, и цена его устраивает. Остальное – мелочи. Но мелочи важные. В первую голову Чистый (речь шла об Алексе) должен обращаться к Арбую на «ты» (это запросто). И должен переодеться (а это зачем?). Приемлемая форма одежды для путешествия в Белый Лес, по мнению проводника, – кирзовые сапоги, портянки, исподнее, брезентовые штаны, рубаха и телогрейка. Не более семи предметов (почему?). Оружие, съестные припасы и прочее необходимое в походе (даже зажигалку) брать с собой Алексу категорически запрещается. Все, что надо, возьмет и понесет Арбуй (хочется мужику горбатиться – кто против?). Второй пункт запретов касался попутчиков. Никаких попутчиков! (А за два комплекта «лазурчика»?) Никаких! Графу, как он ни протестовал, пришлось остаться в поселке. Почему? На это «почему» Арбуй ответил, когда они уже вышли из поселка. В Ближний Лес нельзя идти гурьбой. До Ближнего Леса с Большой Земли возможно добраться только группой не более трех человек (почему?). Четверо неминуемо погибнут в пути (Как? От чего?). Добрались до Ближнего Леса – ради бога, кучкуйтесь. Собрались обратно на Большую Землю – извольте вновь пробираться тройками. По аналогии, Белый Лес погубит путников в количестве более двух. Обязательно погубит! Лишь вдвоем можно входить в Белый и топать до определенного (какого?) предела. Далее, за (непонятно каким) рубиконом стремящийся к истинно чистым путник должен остаться один. И последнее – путешествуя по Лесу, «ходок хренов» (выражение Арбуя) обязан слушаться проводника беспрекословно, как собака. Иначе... «Смерть?» – улыбнулся Алекс. «Хуже», – серьезно ответил Арбуй.

Удаляясь от погибшего вертолета, Алекс решал – спрашивать у проводника про сгоревшую машину или не унижаться? «Фиг с ним, спрошу! – решился Алекс. – Если выяснится, что полеты над Д.З. потенциально опасны, то... То это и без меня известно командованию. Спрошу, ПОЧЕМУ летать над Д.З. опасно. Вдруг ответит».

Арбуй стоял возле особенно толстой березы. Стоял столбом. Такого еще не случалось. Обычно отставшего Алекса проводник не дожидался, и Арбуя приходилось догонять, ориентируясь по издевательскому свисту. Впрочем, за целый день Алекс и отставал-то всего раз-два. Так что о повадках Арбуя судить рано.

Низкорослый, широкоплечий Арбуй стоял, задрав голову. Черные с проседью волосы свисали на берестяную торбу за спиной проводника. Смешно топорщились его неухоженные усы, вызывающе торчала острая бородка а-ля Дон Кихот. Чем-то Арбуй походил на собаку породы шнауцер, окраса «перец с солью». Забавная внешность у проводника. Пока не встретишься с ним глазами, так и тянет улыбнуться. А заглянешь в бездонные колодцы слегка раскосых глаз, и сразу мороз по коже.

– Ведьмина метла. – Арбуй указал концом спаренных стволов охотничьего ружья на скопление сухих веток, застрявших в зеленой кроне дерева – Вихрево гнездо. Ходу отсюда. Не отставай, Чистый.

Арбуй пошел. Быстро. Сгорбившись под тяжестью торбы, опираясь на ружье, как на палку.