– Сядь, сядь, сынок, отдохни. Читал я твои рапорты. В твоем личном деле целый ворох рапортов и служебных записок по одному и тому же поводу. Скажи-ка лучше, сынок, сам ты как думаешь, отчего тебя решено оставить ЧИСТЫМ?.. Но сначала сядь. Садись, сынок.

Алекс попятился, наступил на ногу Графу, оглянулся. Лицо приятеля не выражало никаких эмоций. Маска, а не лицо. Глаза открытые, но мутные, губы плотно сжаты, голова слегка повернута к входной двери. Прямо хоть фотографируй сейчас курсанта Карпова и ставь подпись под фотографией: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». И призовое место на фотоконкурсе обеспечено.

Никто из друзей-соучеников не знал до этой минуты о том, что Алекс Таможин засыпает канцелярию училища бумагами с просьбами и требованиями приравнять его к остальным курсантам, вытатуировать на его «чистом» солнечном сплетении заветный ЗНАК.

– Садись же, Саша! Садись! Курсанта Карпова не смущайся. Я специально при Евграфе завел с тобою этот разговор. Отвечай, Сашок, – зачем, сам думаешь, ты у нас ЧИСТЫЙ? Не мог ты про это не думать. Отвечай.

Алекс сел на диван, поерзал, отодвинулся немного от Евграфа Карпова и заговорил:

– На первом курсе я думал, что для внедрения во враждебную Державе среду необходим «чистый» нелегал. – Произнося слово «чистый», Алекс брезгливо поморщился. – На втором курсе мне определили специализацию «скаут». Я голову ломал, не мог понять, кому и для чего может понадобиться «чистый» скаут, и до сих пор не понимаю, как ни стараюсь...

– Значит, не понимаешь? – ласково уточнил генерал.

– Никак нет.

– Да, конечно, нелегалы углубленно изучают психологию и все такое, но в спортивных чемпионатах их команды ни разу не выходили в финал. Об этом не думал, нет? Для кое-каких заданий физподготовка важнее психологии... А у тебя, курсант Карпов, какие соображения по этому вопросу? Никаких?

– Так точ...

– Сиди, не вставай, Карпов! Мы тебя выгоним, Карпов. И тебя, Саша, мы отчислим за безобразное поведение. Вы думаете, чего я здесь сидел, писал? – Кондыба взял с края стола листок с чернильными каракулями, потряс бумажкой в воздухе. – Я приказ о вашем отчислении сочинял. Мы вас отчислим, но... ФОРМАЛЬНО! – Генерал положил листок перед собой и, будто ставя печать, накрыл его огромной пятерней. – Для всех вы навсегда и с позором покидаете эти стены. Такова воля командования. Не отреагируй ты, Сашок, на провокацию Чеслава, все равно я бы нашел повод тебя вышибить. Благо возможности предостаточно. А о лоботрясе Карпове и говорить нечего! Оба вы двоечники и разгильдяи, пробы негде ставить. Но... но вам, сынки, предстоит боевое задание, и высшее руководство попросило как следует замотивировать отрыв от учебного процесса двух курсантов. Понятно?

– Так точно! – первым ответил Карпов.

– Кхы! – то ли кашлянул, то ли усмехнулся генерал. – Чего «так точно»? Ни черта тебе, сынок, не понятно, не гоношись. Тебе, Карпов, вообще просто повезло, вот и все! Сашке по легенде нужен напарник, а у вас двоих психологическая совместимость. Да и дружите вы с первых дней в училище. Так что я решил не экспериментировать, пристегнуть тебя, Евграф Игоревич, к Александру Александровичу в пару. Понятно, Карпов?

– Понял, господин генерал. – Граф, расхрабрившись, пихнул Алекса плечом.

– Ну-ка мне! – прикрикнул на храбреца Евграфа генерал Кондыба. – Ну-ка, не борзеть, мальчишка! Ну-ка, обои ухи на макухи и внимательно слушать. Разъясняю проблему... – Генерал замолчал, смял лицо ладонью, задумался. Не иначе, думал, с чего начать. Алекс и Граф, как положено, «ели глазами начальство». Граф не решался более пошевелиться, боялся, что не выдержит и проявит свое резко изменившееся настроение неподобающим образом. И спугнет удачу. Не зря же генерал упомянул о «границах дозволенного». Просто так, ради красного словца, Кондыба никогда и ничего не говорил, во всех его речах присутствовал подтекст, и порою весьма зловещий (в чем многократно убеждались курсанты на протяжении всех пяти лет обучения). Ну а Таможин сидел не шелохнувшись, вовсе не из страха и вовсе не из той специфической осторожности, что присуща всем двоечникам при общении с директорами школ, деканами факультетов и начальниками училищ во все века, во всех учебных заведениях. Алекс с трепетом предвкушал, как через минуту, пять, десять, очень-очень скоро узнает наконец собственное предназначение, поймет, отчего ему, молодому, сильному парню, предопределена судьбою (в образе всесильного Командования) роль белой вороны, участь живого экспоната кунсткамеры, изгоя – чистого...

– ...Ровно семнадцать лет тому назад я, господа курсанты, лично принимал участие в оперативных мероприятиях, связанных с задержанием гражданина, которого людская молва окрестила Белым Кахуной. Тот гражданин сумел от нас уйти. По слухам, или как сейчас принято формулировать: «в соответствии с новейшей мифологией», истинно чистый Белый Кахуна скрылся в Диких Землях. Миф это или же реальность, достоверно неизвестно по сию пору, но как раз после бегства Белого Дикие Земли и сделались тем магнитом, что притягивает всякую человеческую дрянь. Стихийные поселения в Д.З. вполне устраивают руководителей Державы, господа курсанты. Как вы знаете, в Д.З. произрастает пресловутый плакун, и колонисты Диких Земель, сами того не ведая, помогают Державе контролировать черный рынок травки. Стихийные поселенцы максимально ограничивают доступ случайных старателей в Д.З., а поток «слезок» за пределами Ближнего Леса мы отслеживаем, регулируем и направляем. Помимо охранной, колонисты Ближнего Леса выполняют еще и карательную функцию. Приток новых поселенцев уравновешивает высокий процент их смертности. Нравы Ближнего Леса на редкость суровы, господа курсанты. За истекшую пятилетку мы потеряли с десяток нелегалов, а объективной информации о жизни колонии нарыли с гулькин нос. И все же про Ближний Лес мы кое-что знаем, в отличие от Белого Леса, где, согласно мифам, благоденствуют истинные чистые творцы рун. Белый Лес – белое пятно на информационной карте Державы. Попытки проникновения в святая святых Д.З., как вы понимаете, осуществлялись, но наши агенты исчезали в дебрях Белого Леса с удручающим руководство постоянством. Подготовка каждого профессионала обходится Державе слишком дорого, чтобы впустую разбазаривать кадры. Мы терпели неудачу за неудачей, а тем временем в подмосковном специнтернате подрастал, набирался сил мальчонка, родившийся ровно через восемь месяцев после бегства Белого Кахуны. У руководства созрела идейка отправить мальчишку для дальнейшего обучения сюда, в училище, а по окончании командировать в Д.З. под видом дважды чистого родного сыночка самого Кахуны. Поселенцы Ближнего Леса чрезвычайно суеверны, над чем смеются в цивилизованных землях, то свято в замкнутом мирке колоний. У дважды чистого сына Белого Кахуны есть реальный шанс пробраться в Белый Лес и вернуться. А в позапрошлую пятницу у подконтрольного нам мафиозного босса по кличке Хохлик погибли двое курьеров-мальчишек. Досадная неприятность случилась без всякого нашего вмешательства, и стихийно созрела ситуация, идеальная для внедрения. Хохлик, для справки, единственный, кто сегодня реально снабжает кого нам надо в Москве травкой. Ферштейн? Он мафиозо, но пашет на Державу, и знают об этом считаные сотрудники, которых теперь стало на две головы больше. Вам все ясно, сынки? Две недели, больше нельзя, под видом отсидки в карантине штрафвзвода, вы оба проведете, усиленно готовясь к предстоящему заданию. Через пятнадцать дней вас представят Хохлику, и с его благословения – вперед, на трассу! По возвращении обоим лично вручу погоны, слово офицера! Возвращайтесь живыми, мальчики. Постарайтесь, порадуйте старика.

Солнце, пробиваясь сквозь редкую листву, слепило глаза. Назойливая мошкара, презрев разрекламированную Компасом мазь «антигнус», лезла за воротник, цеплялась к рукам, пикировала в лицо. В сапогах хлюпала вода – километр назад все трое промокли по самые «не балуйся», а времени, чтобы остановиться, снять и выжать насухо штаны, поменять портянки, подсушить сапоги у костра, этого времени у них не было. Погоня наступала на пятки, и радовало лишь то, что преследователям еще хуже, еще тяжелее. В индивидуальной походной аптечке пограничника запас стимулирующих средств крайне скуден, а у Компаса полные карманы таблеток.