— Нет, — ответил Славян и пояснил выпучившему глаза Мельесу: — Не интересны.

— И что же тебе интересно? — спросил, на свою беду, Мельес.

— Что-нибудь полезное.

— Так меч, по-твоему, бесполезен?

— А чем он может быть полезен? — спросил Славян.

— Рыцарь, который не чтит меч, недостоин рыцарского звания, — холодно изронил Мельес.

— Я курсант, — напомнил Славян, — и пока не решил, нужен ли мне рыцарский пояс.

— Тогда что ты здесь делаешь? — судя по движению плеч, Мельес едва сдерживает матерную ругань.

— Именно это я и пытаюсь сейчас решить. Наиболее правильный ответ — зря теряю время.

— Чижик! — испуганно воскликнули сразу несколько голосов из строя. Мельес небрежным движением кисти заставил их умолкнуть, курсанты замерли по стойке «смирно».

— Итак, курсант Чижик, путь воина вы считаете пустой тратой времени? — голос Мельеса звенел от ярости.

— Путь воина, наставник Мельес, не имеет ничего общего с размахиванием остро заточенной железкой.

— Меч — благороднейшее оружие! — крикнул взбешённый Мельес. — И если ты не способен это понять, в рыцарской крепости ты сможешь только отхожие места чистить.

— Занятие полезное и необходимое, — ответил Славян. — А вот в чём польза меча, я понять действительно не могу. Что вы будете с ним делать, если вон там, — Славян кивнул на одну из крепостных башен, — снайпер засядет?

— Снайперская винтовка — оружие труса.

Славян коротко рассмеялся.

— И вы решитесь повторить это в присутствии наставника Донована, мастер клинка Мельес?

— Винтовка — оружие войны, а меч — благородства и чести. Это признаёт и наставник Донован. Он тоже мастер клинка.

— Что винтовка, что меч, что булыжник, а конечный продукт их применения один и тот же — труп. Меч — орудие убийства, и ни на что другое не годится.

— Меч — это душа воина! — выпалил Мельес заученную фразу.

— По-вашему, — спросил Славян, — у воина душонка столь мелкая, что уместится в куске железа?

Слова возмутили и оскорбили и курсантов, и Мельеса, но червячок сомнений остался. Меч действительно не столь велик. И действительно им можно только убивать.

— Тысячелетиями воины почитали свои мечи, — сказал мертвенно бледный от ярости и обиды Мельес, — веками меч был символом благородства и чести, отваги и доблести. И не рыбаку оскорблять оружие рыцаря.

— Веками мечами только убивали, — уверенно и спокойно, словно речь шла о чём-то простом и обыденном, вроде того, чтобы после занятий в кафе сходить, ответил Славян. — Меч — орудие разрушения, а слова о его благородстве и чести, отваге и доблести придуманы меченосцами, чтобы оправдать ремесло убийцы.

— Ты считаешь рыцарей убийцами? — выкрикнул Мельес.

— А нас здесь что, целительству учат? — поинтересовался Славян.

— Долг рыцаря — защищать слабых!

— Вот с этого, наставник Мельес, и надо было начинать. (Мельес дёрнул плечом, незаигранное спокойствие Чижика довело до исступления.) Можно убить, чтобы спасти от боли и смерти тех, кто не может защитить себя сам. Во всех остальных случаях убийство будет преступлением.

Глубочайшая, спокойная убеждённость Чижика действовала сильнее самых горячих речей. Мельес чувствовал себя как на шатком мосту, курсанты верили Чижику, а не наставнику.

— А честь? — спросил он. — Мечом отстаивают честь в поединке.

— Проще говоря, в драке. Что пьяные рыбаки махлу в кабаке устроят, что рыцари на дуэльной площадке сойдутся — разница не велика. Честь определяется тем, что принесут твои поступки окружающим людям, а не умением расквасить противнику нос или отрубить уши.

— Как ты можешь равнять рыцарский поединок, ведущийся по правилам чести, с грязной кабацкой дракой?

— Обыкновенно, — ответил Славян. — И там, и там честь равна умению покалечить оппонента. Моральные качества поединщиков, их правота никого не интересует. Только бойцовская выучка — идёт сравнение качества мускулатуры и скорости реакции. Так оценивают собак. Людей судят по их поступкам. Как в кабаках и на дуэльных площадках, так и за их пределами. Только поступками определяется честь и бесчестие.

— По кабацким дракам ты большой специалист, — ядовито сказал Мельес.

— Если вы о той драке в Корзинке, то признаю, я поступил не только бесчестно, но и глупо. Я доказал вам всего лишь превосходство моей мордобойной выучки над вашей. Утвердил в ложной правоте насилия. О причинах драки было забыто — как в драках и бывает. А значит боль, которую я причинил вам тогда, тоже была беспричинной. Таким образом, вред я нанёс вам двойной — и физический, и моральный. Я полностью признаю вину и прошу простить меня. — Славян сложил ладони лодочкой и склонился в глубоком поклоне.

По строю курсантов пробежал быстрый шёпот. Чтобы Чижик, который самому генералу кланяться отказался — исключительно из-за его упрямства и ехидных комментариев приветствие наставнику теперь ограничивалось простым вежливым четвертьпоклоном, — склонился перед каким-то старлеем? Что такого должно было произойти в деревенском кабаке, чтобы Рыжий Ликвидатор просил прощения?

Мельес бросил быстрый растерянный взгляд на взбудораженных курсантов, на склонённую спину Чижика — того самого, что напугал его в деревенском кабаке едва ли не до потери рассудка. На того, кто провёл дампьерскую и атенерскую зачистки. На того, кто оказался гораздо сильнее его, и не только в боевой подготовке. Что теперь делать, Мельес не знал. И никого рядом, кто бы подсказал. А ведь уже через час о них — Мельесе и Чижике — будет говорить вся крепость. Чуму на голову конопатого гадёныша! Хоть бы подсказал, что делать надо, знает ведь, сволочь рыжая. Но Чижик стоял в той же покорной позе, готовый принять любое его решение. Но оценивать будут не Чижика, а его, Мельеса.

— Встаньте в строй, курсант Чижик, — сказал Мельес. — Занятие продолжается. А что касается той драки, то нам обоим есть над чем подумать. И чего стыдиться. — Мельес медленно, чтобы не заметили курсанты, перевёл дух. Судя по одобрительным и сочувственным взглядам, он ответил именно то, что нужно, снова стал для них почтенным наставником. Мельес чувствовал себя так, словно прошёл по проволоке над бездной. Обрушил ещё одно мысленное проклятие на рыжую голову Чижика и сказал: — Нужен рыцарю меч или нет, обсудим позже, а пока поучимся его держать. Раз предмет включён в учебную программу, придётся им заниматься.

— Наставник Мельес, — прямо из строя, без разрешения спросила Линда Прежан, наследница рыцарского рода с пятисотлетней историей, — а на замену что-нибудь можно? Неофициально.

Чёрт знает что, а не курсанты. Но что-то другое от Чижиковых одногруппников ждать бессмысленно. Влепить бы наглой девке трое суток карцера и за разговоры в строю, и за саму идею заменить утверждённый магистром предмет, и за пренебрежение рыцарскими традициями, да нельзя. Мельес только в своём бессилии распишется, а Чижику авторитет укрепит, и без того немалый.

— Экзамен принимает генерал, — ответил Мельес. — Поговорите с ним, курсантка Прежан. Если разрешит, я могу научить вас зеркалочному перехвату.

— Чижик, — заныли курсанты, никак не меньше половины группы. Мельес с трудом удержал матерную ругань. Рыцари растут, так их и об эдак. Даже наставнику надерзить самостоятельно не могут, за вожака прячутся.

— Я поговорю с генералом, — пообещал рыжий. — Он сегодня придти должен.

Мельес приказал группе взять деревянные учебные мечи.

Эхо эмоциональной напряжённости долетело к Декстру ещё за двести метров до плаца. Опять Чижик что-то вытворил. Декстр ускорил шаги.

Курсанты отрабатывали хваты меча и базовые движения фехтовальщиков. Внешне всё выглядит пристойно, если не считать растерянности, испуга и ярости нового наставника. Десктр слегка позлорадствовал, не ему одному с Чижиком маяться. Да и холодный душ молодому наставнику полезен, чтобы не слишком наставническим званием возгордился, тем более, что он общажник, а не геометрик. Ройсовым питомцам полезно лишний раз напомнить о превосходстве спецподразделений, даже если это всего лишь курсанты.