— Славян, — попытался объяснить ещё раз, — мечи надо сломать. Тем более, что тебе даже не надо ехать к скале Уайтпиллер, о столб Восьми Стихий на Дворцовой площади их сломать даже проще. Разбей мечи.

— И что это даст?

— Они несут зло.

Славян вздохнул.

— Они вообще ничего не несут, — сказал он, — а в шкафу лежат.

— Как в шкафу? — оторопел Риллавен.

— Обыкновенно. Надо же их было куда-то убрать.

Риллавен только головой покачал. Славян в своём репертуаре.

— Оуэн обращался с «Солнечным Вихрем» гораздо почтительнее. И Конрад Лотарингский с «Полночным Ветром».

— Делать им было нечего, вот и выписывали перед железками реверансы, — не отрываясь от ноутбука сказал Славян.

— Да что с тобой говорить, — Риллавен махнул рукой, отвернулся. Отдохнул пару минут и попробовал ещё раз. — Славян, пойми, мечи опасны. Их надо уничтожить.

— Уничтожить, возможно, и надо. А вот ломать бесполезно. Сломанный меч всё равно остаётся мечом. Восстановление «Полночного Вихря» тому доказательство.

— Возрождение.

— Починка. Один умник сломал вещь, другие починили, только и всего.

— Перестань ёрничать! — рассердился Риллавен. — Я серьёзно говорю!

Славян повернулся к нему.

— Я тоже. Тин, да, согласен, мечи надо уничтожить. Слишком много придурков верят, что кусок железа даст им богатство, власть, славу, и всё даром, всё на халяву, всё без труда. И во имя собственной лени, в угоду собственной никчёмности они пойдут на что угодно. Прольют реки крови, сожгут города и деревни, погубят весь мир. Мечи надо уничтожить просто ради того, чтобы избавиться от мерзкой лживой байки о том, что людьми может управлять вещь. — Он подошёл, сел рядом с Риллавеном. — Но именно уничтожить, Тин. Так, чтобы их никогда не смогли восстановить. Никто.

— И как ты хочешь этого добиться? — спросил Риллавен.

— Пока не знаю. Думаю.

— Ты уже сутки думаешь! Хватит, Славян. Я всё это уже видел. С Оуэном. Он тоже сначала смеялся над древними легендами, потом начал всё чаще подходить к стене в оружейной, рассматривать «Солнечный Вихрь», восхищаться совершенством ковки.

— Ну мне такое не грозит, в ковке я ни чёрта не понимаю, — ответил Славян.

— Врёшь, ты мастер клинка. Ты не можешь не оценить такую работу.

— Уже оценил, качественная штучка, что «Вихрь», что «Ветер». Но не вечно же мне на антиквариат пялиться, у меня и других дел полно, — кивнул он на книги и ноутбук.

— Это не антиквариат! — возмутился Риллавен, вскочил на ноги. — Это величайшие мечи во всём трёхстороннем мире!

— Возможно и так. Но против автомата — металлолом.

— Но ты победил вооружённых автоматами спецназовцев именно мечом.

— Да при чём тут мечи и автоматы? — Славян встал, посмотрел Риллавену в глаза. — Тин, битва шла в прогнивших от суеверий мозгах Соколов. Если бы хоть у одного рыцаря хватило ума выстрелить, по мне бы уже давным-давно тризну справили, и никакой меч не помог. Я там такого дурака свалял — вспомнить страшно. Мне просто невероятно повезло, что у Соколов такие крепкие предрассудки.

— Тебе помог «Полночный Ветер», — твёрдо сказал Риллавен. — Но он обманет тебя, брат. Это сейчас он признаёт тебя своим властелином, но скоро одурманит и подчинит. И ты разделишь судьбу всех его рабов. А тут ещё и «Солнечный Вихрь». Да они просто уничтожат тебя, разорвут.

— Тин, — положил ему руки на плечи Славян, — я понимаю, ты тридцать два столетия сражался мечом. Даже в начале двадцатого века сабля всё ещё была серьёзным оружием. А потом вдруг стала исключительно музейным экспонатом. Тебе трудно привыкнуть. Но это действительно так. Время меча прошло.

Риллавен отрицательно покачал головой.

— Не прошло. Меч всегда меч.

— Пусть так, — согласился Славян. — Остро заточенной железкой можно убить во все времена. Но убивает не меч, а мечедержец. Людь. А меч — это вещь. У вещи нет ни воли, ни желаний, ни целей. Вещь никогда ничего не делает, наоборот, её делают. И ею делают. Это инструмент. Средство достижения цели. А цели и средства выбирать могут только люди. Но не вещи.

— Мечом можно добиться только одной цели, — сказал Риллавен. — И только одним способом.

— Нет. Мечом можно разрушать, а можно и защищать от разрушения. Как и любым другим оружием в любые времена.

Риллавен отшатнулся.

— Так же говорил и Оуэн.

— Но я-то не Оуэн. — Славян ободряюще улыбнулся, сел на кровать. — Мечи надо уничтожить, Тин, я согласен. Как символ людской глупости, трусости и лени. Но уничтожить раз и навсегда, чтобы уже никто их не вернул. Только я пока не знаю как. Дай мне ещё немного времени, не торопи.

У Риллавена сжалось сердце. «Дай мне ещё немного времени, не торопи» отчётливо прозвучал в ушах голос Оуэна.

— Всё будет хорошо, Тин. Я обещаю.

Домашнее имя неожиданно взбесило. Глупый, упрямый, своевольный мальчишка!

— Нитриен-шен ли-Бродников, — холодно сказал Риллавен. Славян глянул удивлённо. — Слушай приказ, — велел Риллавен.

Славян поднялся, замер по стойке «смирно».

— Да, владыка.

— Ты сегодня же, сейчас же, пойдёшь к столбу Восьми Стихий и сломаешь оба меча.

— Нет, владыка, — со спокойной, несгибаемой уверенностью ответил Славян.

— Это приказ, Нитриен-шен.

— Ошибочный приказ, владыка. Я отказываюсь его выполнять. Если хотите, владыка, можете меня убить. Но мечи я не сломаю.

Риллавен на несколько мгновений закрыл глаза. Бесполезно. Это не хелефайя. Его волю Риллавену не сломить. Человека не переспорить.

— Ты такой же как и все обезьяныши, — сказал он брату. — Алчный, тщеславный, властолюбивый… Ты можешь только предавать. Я верил тебе. Я так тебе верил… Больше, чем себе, больше, чем Ниру и Латриэлю. Больше, чем любому из друзей. А ты меня предал!!!

Риллавен выскочил из комнаты Славяна, быстро пошёл по коридору, сбежал по лестнице в парк, ушёл подальше от дворца. Под ногами шуршала палая листва. Риллавен немного успокоился. А чего он ждал? Человек есть человек. Все они одинаковы.

О сказанных в запальчивости Тином словах Славян и не думал. Нечего ерундой голову забивать. Одно дело, что люди говорят, другое — что думают, и третье — что делают. А Тин скоро успокоится, и вновь обретёт способность не только слышать, но и понимать услышанное. «Да и сам я тоже хорош, полез в дискуссию, — подумал Славян. — Всем известно — хелефайю не переспоришь, скорее мозоль на языке наболтаешь. Дело надо делать, а не трепаться».

Но что именно делать, Славян не знал. В голове пусто. Мечи ломают. Мечами убивают. Мечи перековывают на орала.

— Идиот, — хлопнул себя по лбу Славян. — Кретин. И ты ещё называешь себя книжным мальчиком? Да как ты мог забыть цитату, известную всем и каждому?! — Славян вздохнул. — Что ж, воспользуемся мудростью, проверенной веками.

Он вытащил из шкафа мечи, закинул за спину, застегнул перевязи. Кажется, в прошлый раз «Вихрь» был мечом левой руки. А теперь стал правой. Да какая разница!

Славян пошёл к Генриху. У того шло какое-то важное совещание, но остановить властелина великих мечей никто не осмелился. И Генриховы министры с кресел повскакивали, замерли почтительно. Генрих тоже поднялся. Славян и представить не мог, что всё так плохо. Не удивительно, что Тин, бедолага, сорвался. Он-то давно понял, что происходит. Кровавую власть трусости, глупости, лени и предрассудков одолеть стократ тяжелее, чем победить любую армию, выиграть любую битву. Когда видишь, что мир висит на волоске, а младший брат, вместо того, чтобы помочь, только хихикает да ехидничает, в истерику впасть не трудно. Перед Тином он обязательно извинится, но сначала мечи. Тут счёт идёт уже на секунды.

— Высокочтимый Крафт, — официально обратился Славян, — отпустите своих людей, разговор будет тайным и важным. — Не дожидаясь согласия президента, Славян велел всем убираться небрежным движением кисти, скопированным у магистра Салливана. Министров и секретарей как ветром сдуло. Славян сел рядом с Крафтом.