— Сегодня отрабатываем канон «Водопад», — сказал Мельес. — Оберукий вариант. Курсант Чижик, покажите.

Славян вышел из строя, взял две казацкие шашки. Из всех премудростей и стилей фехтования он признавал только оберукое, как у древнерусских витязей. Два меча, две сабли, катаны… Шпага и длинный кинжал. Но это так, до кучи, преимущества изогнутых клинков Славян оценил сразу, и прямокликовое оружие называл испорченным железом.

На канон и курсанты, и Мельес смотрели, затаив дыхание. Безупречная красота исполнения, дополненная небольшой импровизацией, знаком личного мастерства, очаровывала как наваждение. Казалось, руки Чижика переходят в смертельно острую сталь, а сталь перетекает в его руки, охотно подчиняется малейшему желанию.

Славян завершил канон, поклонился группе, наставнику. Мельес поклонился в ответ как мастер мастеру.

— Благодарю, — сказал он. — Теперь, пожалуйста, первую фигуру. В самом медленном ритме.

А вот тут бы сам Мельес не справился, выполнять фехтовальные каноны в замедленном ритме трудно чрезвычайно, тут нужно не только безупречное мастерство, но выносливость немалая, навыки телесной саморегуляции. Чижик владеет ею прямо как вампир.

— Ну хоть что-нибудь поняли? — спросил Мельес у группы, едва Славян завершил фигуру.

Группа слаженным хором рявкнула, что поняли всё.

— То есть ничего, — ответил Мельес. — Чижик, берите семерых и гоняйте, пока на плац не попадают.

Вторую семёрку взял Мельес.

Под конец второй пары пришёл дежурный капрал из управления и заявил, что следующие занятия отменяются, а курсанты и наставники до вечернего построения могут идти в увольнительную, причём «могут» звучало как «должны».

— Генеральская экзекуция грядёт, — ехидно сказала Линда. — Свидетелей выпроваживают.

— Курсантка Прежан, — вызверился капрал, — вместо увольнительной в карцер хотите?

— Если только в соседнюю камеру с Ройсом.

Капрал выплюнул грязное ругательство и ушёл. Группа, так её. Лишь бы дерзить и спорить.

А курсанты увлечённо строили версии предстоящих событий, благо такое не каждый день происходит.

Алкогольные напитки в крепости запрещены, но двум рыцарям из войск общего назначения увольнительной дожидаться не захотелось. И в укромном уголке между зданием управления и церемониальным дворцом, куда никто никогда не заглядывает и можно не бояться нежеланных свидетелей, опробовали самогонный аппарат собственного изобретения. Взрывом самогонщиков отшвырнуло метра на три, а в кабинете магистра повылетали стёкла. Сивушную вонь с малого двора крепости не могли выветрить никакими заклинаниями уже восемнадцать часов. Служба внутренней безопасности запихнула и алкоголелюбивых рыцарей, и их генерала в камеры. А там пусть будет как магистру угодно.

Предположения о том, что будет угодно магистру, курсанты выдвигали весьма разнообразные. Мельес прогнал их с плаца, пусть сплетничают за пределами крепости. Остались только Чижик и Линда.

— Сразу после взрыва магистр в город уехал, — сказала Линда, — дела какие-то срочные. Сегодня на рассвете вернулся, и сейчас начнутся все семь казней египетских сразу. Кохлер с Каньчинской в море ушли, якобы безопасность водных рубежей проверять, наш Декстр инспектирует тренировочные базы в джунглях, а ваш Ройс, — глянула на Мельеса, — в карцере сидит.

— Ему есть чем там заняться, — рассеянно ответил Мельес, — Чижик своими виршами все стены расписал.

— Не моими, — поправил Славян, — а в основном Пушкина, Хайяма и Бодлера. Классическую поэзию надо знать, пусть просвещается.

— Особенно тот средневековый индийский стишок, где цари сравниваются со шлюхами. И персидский стих про учителей… — хихикнула Линда. — Как раз на церемонию выбора учеников. Декстр тебе тогда пятнашку влепил, помнишь? А Салливан приказал отпустить. Тебя комендант гауптвахты на церемонию прямо из камеры привёл и доложил магистру, чем ты в карцере занимался. Думала, Салливан тебя на месте пришибёт.

— А когда Чижик ляпнул: «Мы с вами не в кабаке, так что извольте обращаться по уставу», — сказал Мельес, — я думал, что он пришибёт меня. Я как раз дежурным наставником был.

— Но ведь не пришиб, — улыбнулся Славян.

— До сих пор не могу понять почему.

— Потому что смотрел на магистра, — ответила Линда. — А надо было на Чижика. У него такие глаза были… Страшнее, чем в Атенере. Чижик, — обернулась к нему Линда, — если бы Салливан Рене ударил, ты ведь мог его убить. Прямо так, руками.

— Нет, — уверил Славян. — Это бы ничем не помогло.

— Тем более, что тебе и слов хватает, — сказал Мельес. — «Я никогда не считал вас трусом, магистр, — процитировал он. — Так не заставляйте менять мнение, не трогайте того, кто не может ударить в ответ».

Линда ухмыльнулась.

— Тогда Салливан сказал, что за поступки ученика отвечает учитель, и велел вам двоим неделю убирать сортиры для прислуги. А Декстр отправил вас чистоту наводить немедленно. — Она глянула на Мельеса. — У тебя такая рожа была! Я думала, ты или повесишься в этом сортире, или Чижика изувечишь. Ну на тебя мне тогда плевать было, а вот Чижик… Едва церемония закончилась, влетаю в сортир, а вы там с таким энтузиазмом унитазы драите, словно вам за них по триста серебрянок каждому обещали. Да ещё и меня на всю неделю припрягли, сволочи бесстыжие.

— Это не я, это он, — напомнил Мельес. — Мне бы и в голову не пришло попросить тебя помочь.

— Рене, ты просто не в курсе, — ответила Линда. — Не будь ты наставником, пришли бы все, кого учителя не забрали. Мы Чижику всегда помогаем, с самого начала. Или почти с начала. Все сортиры крепости перемыли.

— Не только мне, — сказал Славян. — Вообще друг другу. У нас в «четвёрке» в одиночку на отработки никто никогда не ходит.

— У нас на отработки просто никто не ходит. Почти, — уточнила Линда. — Это ты вечно курсируешь между карцером, сортирами и мешком с картошкой. — Линда глянула на Мельеса. — Но ты ничего не слышал.

— Я и так знаю, — усмехнулся Мельес. — И все наставники знают, включая генералов. Да и магистр знает. Просто вид делают, что не замечают. Единственное, что понять никто не может, почему такое только в вашей «четвёрке» есть. Во всех остальных группах — и у геометриков, и у моряков, и у пехтуры — кураторы до сих пор не могут добиться, чтобы одногруппники штрафникам помогали.

— Поставьте куратором Чижика — будут, — посоветовала Линда.

— Нет уж, спасибо, — буркнул Славян.

— Ты не хочешь стать наставником? — поразился Мельес. — Но это же здорово — учить, видеть, как люди чего-то не умели, а теперь умеют. Тебе совсем не нравится? У тебя так получается хорошо, я видел, как ты вашу «четвёрку» учил различать пространственные сдвиги и свёртки.

— Сорняки полоть у меня ещё лучше получается. Каждому своё, Рене.

— А я готовить обожаю, — загрустила Линда. — Если бы не родилась старшей, могла бы стать хозяйкой ресторана и шеф-поваром. Но против судьбы не попрёшь, придётся стать рыцаркой.

— Не самая плохая судьба, — без особой уверенности ответил Мельес.

— Но не лучшая.

— Мы будем там, где нам суждено быть, — процитировал «Слово о рыцарстве» Мельес, — сделаем всё, что нам надлежит сделать.

Славян внимательно посмотрел на Мельеса. Что-то его мучило, требовал решения какой-то сложный вопрос. Знакомое состояние. Но благополучному рыцарю-то чего раздраем душевным мучиться? Только если причина в рыцарских делах.

— Тебя переводят? — спросил Славян.

— Нет.

— Взыскание получил?

— С чего бы? — удивился Мельес.

— А из дома какие новости?

— Всё в порядке, все здоровы.

— Ну и хорошо, — не стал настаивать Славян. — Куда пойдём?

— Давайте в Пять Пальм, — предложила Линда, — давно не были.

— Лучше в Сент-Луизу, — сказал Мельес.

— Да ну, — отказалась Линда, — далеко.

— Вот именно. От крепости отдохнём. Там нет её тени.

А вот это уже серьёзно. Если рыцарь не хочет видеть тень крепости… Но не нужно спешить, Рене и сам всё расскажет.