Но тогда… Тогда Хай Рэ захлебнулся в такой же волне древнего, первобытного, ископаемого чувства. И ни секунды не пожалел об этом, хотя даже в самом кошмарном сне не мог предположить, что способен сотворить подобное… Когда же пелена боли спала, безжалостно обнажив жуть произошедшего, он поклялся себе, что никогда не повторит подобного. И вот…

Воспоминания едва-едва коснулись затопленного гневом сознания и умчались, убоявшись возможного продолжения.

Хай Рэ резко повернулся, обвёл поляну тяжёлым взглядом и громко крикнул в оцепеневший не то от мороза, не то от страха лес:

— Кто бы ты ни был, знай — я не боюсь тебя! Даже если вас много и у вас тысячи клыков против моих истёртых зубов, — я всё равно дойду до Забытой Долины! Потому что я — Человек и Долина — мой последний Дом! Если ты не хочешь расстаться с жизнью, которой я перестал дорожить, ступив на последнюю тропу, — не преследуй меня, слышишь!..

Странная, словно надтреснутая тишина была ответом старому видецу.

Хай Рэ недобро улыбнулся.

— Пусть моё сердце стучит глуше и медленнее, чем раньше, — сказал он в пустоту, — это не должно тебя радовать. Оно по-прежнему видит, и оно говорит мне — ты здесь. И ты боишься. Потому что ты — всего лишь зверь. Тебе нужны мои мышцы, моя кровь, моя жизнь, наконец. А мне от тебя ничего не нужно. И потому тебе страшно… Уходи! Я обещаю: моя тропа никогда не пересечётся с твоей. Слышишь?..

Зверь слышал. Хай Рэ знал это наверняка. Но одно смущало старого охотника: внутренним зрением он видел животное отчётливо. Оно было одно, стояло, понурив голову, и… внимательно слушало человека! Эмоциональный фон зверя больше не будил древние инстинкты. Напротив, непонятный зверь вызывал… жалость.

Видец оказался в замешательстве. Либо его дар сыграл с ним злую шутку, либо весь мир встал с ног на голову, если даже человек, проживший в нём много десятков лет, перестал что-либо понимать. Верить этому не хотелось. Скорее всего, напряжение последних дней совсем доконало изношенное сердце, и Хай Рэ стало мерещиться то, чего нет ни в его сердце, ни в реальном мире.

"Вовремя я ушёл из Дома, — невесело подумал видец. — Люди запомнят меня по последним охотам. (Памятная стычка с тиграми не в счёт.) Зато они никогда не увидят меня в таком состоянии, как сейчас — разговаривающим с лесом, усталым, испуганным, почти безумным…"

Хай Рэ недовольно покачал головой, осуждая собственную слабость, повернулся и продолжил торить узкую тропу — дорогу в один конец…

Таби Ёр сдержал слово: он поддержал Хай Рэ и на совете, и даже убедил немногочисленных кровных родичей не отговаривать видеца от опасной затеи. Опасной?.. Это слово звучит блёкло и неубедительно, когда понимаешь, куда собрался старик. Хай Рэ был благодарен старому другу за его помощь. Если бы не содействие Таби Ёра совет бы ни за что не разрешил Хай Рэ покинуть Дом. Тому были причины. И весьма убедительные.

Не один год Хай Рэ с болью наблюдал за тем, как всё большее количество келий пустует, отодвигая жилую зону глубже и глубже в недра горы. В самом факте ухода людей вглубь базальтового бастиона не было ничего плохого (зимой — теплее, летом — значительно прохладнее, чем на плоскогорье). Беда заключалась в другом: с каждым годом детей в Доме рождалось всё меньше. Но по-настоящему волноваться начали года два назад, когда неизвестно по каким причинам срок беременности у женщин увеличился до двенадцати месяцев.

Старейшины Дома пребывали в тревоге — никто не помнил, чтобы подобное происходило раньше. Правда, дети при этом рождались удивительно крепкими и здоровыми. Почти не болели, развивались быстрее своих "девятимесячных" сверстников, да и вообще, вели себя много смышлёнее.

Однако тревога по этому поводу сохранялась, и кое-кто из старейшин стал поговаривать о появлении нового поколения, которое может… А вот что именно может новое поколение должен был определить он — Хай Рэ. Старейшин не смущало случившееся на ристалище. Они считали, что продолжительный отдых поможет видецу восстановить его редкий дар.

Хай Рэ искренне желал этого. Он старательно проводил вечера рядом с одно- или двухгодовалыми карапузами, но… ничего не видел. Он пытался доказать старейшинам, что его дарование здесь бессильно, что старания одного человека тщетны, если сама природа распорядилась таким образом. К видецу прислушивались, но понимать не хотели.

Так продолжалось до случая с тиграми.

А затем в Хай Рэ вошла пустота. Сначала она лишила его аппетита, потом — сна, потом — дара. Хай Рэ перестал видеть не только мир за многометровыми стенами своего Дома, он стал с трудом различать предметы, находящиеся в его келье. Ещё не понимая, к чему всё это приведёт, Хай Рэ, надеясь на какое-то чудо, продолжая приходить в зал, выложенный бирюзой и малахитом, в котором резвились малыши. И чудо произошло.

Двухгодовалый карапуз, весь вечер усердно ползавший на коленях видеца неожиданно произнёс знакомым до слёз голосом: "Ты можешь уходить…" Хай Рэ вздрогнул. Ему показалось, что он услышал почти забытую картавую скороговорку старшего сына, трагически погибшего много лет назад.

Старик вернулся в свою келью, просидел в полной темноте бесконечно долгую ночь и принял непростое решение…

…Его никто не провожал, потому что ещё никто не уходил в Забытую Долину добровольно. Только Таби Ёр — старый добрый товарищ — вызвался проводить его до реки.

Шли молча, пока не скрылся закопчённый зев главного входа Дома. Когда же за изгибом тропы пропал массивный каменный бык с дежурным охотником наверху, Хай Рэ испытал настоящее облегчение. До самой последней минуты он боялся, что совет отменит своё решение и попросит его вернуться. Вернуться… Разве можно вернуться в дом, от которого остался лишь пепел? Разве можно войти в реку, которая давным-давно высохла? Разве можно обнять человека, исчезнувшего в ледяной полынье много лет назад?..

Через несколько сотен метров Хай Рэ остановился.

Таби Ёр взглянул на него вопросительно.

— Ты чего?..

— Дальше не ходи. — Тихо попросил видец.

— Почему? — удивился грохочун.

— Сам знаешь. — Хай Рэ положил руку на плечо друга. — Не забывай, я ещё могу кое-что видеть… Твоё желание пойти вместе со мной бежит впереди тебя.

— Неужели это так заметно? — грустно спросил Таби Ёр.

— Для меня — да.

— А для других?

— Не знаю, — признался видец. — Понимаешь, наши чувства — они как цвета радуги. Чем счастливее человек, тем ярче и насыщеннее его краски.

— И в каком цвете ты видишь меня? — Таби Ёр посмотрел прямо в глаза старому другу.

Хай Рэ взгляда не отвёл.

— В Доме ты был окружён не очень яркой, но насыщенной оранжевой оболочкой, — сказал видец, — особенно, — играя с детьми. Когда мы вышли к подножию горы, цвета побледнели, хотя продолжал преобладать красноватый оттенок. По мере продвижения вглубь леса краснота перешла в желтизну, местами размываясь до серости… Ты уже полчаса напряжённо думаешь о том, а не последовать ли за мной. Наверное, у тебя для этого тоже есть причины…

— Есть, — устало согласился грохочун. — Только мне тяжело говорить… сейчас…

— Я знаю, — успокоил друга видец. — Поэтому и прошу: давай прощаться здесь. Дальше с каждым шагом тебе будет всё труднее и труднее — дорога в Забытую Долину затягивает…

— Хорошо… — печально произнёс Таби Ёр.

Они обнялись, постояли, прижавшись головами. Вдруг Хай Рэ тяжело вздохнул и рывком отстранился.

— Всё… — глухо произнёс он. — Я пошёл…

Он успел сделать лишь несколько шагов, когда услышал взволнованный голос грохочуна:

— Погоди!

Видец оглянулся. Таби Ёр подбежал к нему, дрожащей рукой расстегнул нагрудный карман на своей куртке, достал что-то и торопливо протянул Хай Рэ.

— Возьми!.. — сдавленным голосом произнёс он. — Я же видел, ты не взял с собой ничего, кроме травы. А это… это подарит тебе ещё один день жизни. Возьми!

— Спасибо… — Хай Рэ принял подарок — широкую полоску вяленого мяса. После короткого раздумья тихо, но твёрдо сказал: — Прощай…