— Ерунда, — отозвался он, — будет небольшая шишка.

— Может, её пересадить к вам?

— Не нужно, — недовольно пробормотала Олеся. Торопливо пристегнувшись, она растирала место ушиба длинными едва заметно дрожащими пальцами. — Я в порядке.

— Ариша, а ты как? — осведомился пилот у второй девушки.

— Я… немного испугалась… — смущённо призналась Ариша.

— Нормальная реакция на нестандартную ситуацию! — пробормотал Валерий.

— А что это было? — спросил Нок, последовав примеру Олеси и тоже пристегнувшись.

— Флуктуация… — задумчиво сказал пилот, отвечая не столько Ноку, сколько находящемуся от них в сотнях километров Клязьмину.

— Какая флуктуация? — не понял Нок.

Валерий промолчал.

Понимая, что время работает против них, пилот должен был первым делом решить судьбу груза в багажном отсеке. Судя по экрану курсографа, сейчас они пролетали над слабохолмистой местностью Сизарского заповедника, и опасности сбросить ценный груз в бездонные болота Гликтиновой Топи в ближайшие полчаса не предвидится. Однако без детального сканирования местности сделать этого нельзя: достаточно грузу угодить в какую-нибудь расщелину и никакая группа Малышева её вторично не обнаружит; не факт, что дублированная поисковая маркировка сыграет свою роль — вокруг слишком много возможных причин для несработки. Остаётся одно: искать благоприятное для посадки место. Но как его найти, если почти вся навигация отключилась?

— Вы уже сообщили об аварии? — Голос Ариши вывел пилота из задумчивости.

— Связи нет, — ответил Валерий, — но на терминале ведут за нами пассивное наблюдение. В тот момент, когда отключился СЛУС, заработала система спутникового позиционирования — наш курс известен им лучше, чем мне.

— Значит, нам не о чем волноваться?

— Волноваться стоит всегда — это стимулирует нервную систему, — ответил пилот.

Прошло около пятнадцати минут. Сканер по-прежнему молчал. В монотонный свист двигателя стали вплетаться новые высокие нотки. Пилот напряг слух, пытаясь предугадать, чем они обернутся для людей. Машину снова качнуло. Не так сильно, как в первый раз, однако после толчка винтолёт стал не просто планировать в аварийном режиме, — он падал, хаотично рыская то в одну, то в другую сторону. Линия на экране, отмечающая каждый пройденный метр, превратилась в переплетение, больше похожее на клубок спутанных ниток. Валерий не представлял, где находится — рубиновая змейка полностью сместилась в багряную область опасности и слилась с ней. Оттягивать дальше момент сброса груза становилось опасно.

Пилот потянулся к полосатому чёрно-жёлтому тумблеру, продавил прозрачную упругую мембрану и с коротким вздохом отжал предохранительный стопор. Прислушался. Из багажного отделения доносились непривычные звуки: клацающий металлический — ящики соскальзывали на конвейер, хрусткий приглушённый — выдвинулась тубу с кассетой поисковых маячков-маркеров, звонкий шлёпающий — пневматический толкатель отправлял ящики на наклонный полированный пандус. Толчки следовали друг за другом с одинаковым интервалом. Один. Два… Пять. Шестой почему-то задержалась на несколько лишних секунд, показавшихся Валерию неимоверно долгими. Наконец, пилот почувствовал шестой толчок; судя по зелёной индикации под тумблером, автоматика отработала исправно, уложившись в отведённые инструкцией тридцать секунд. Всё!

Не успел Валерий вздохнуть с облегчением, как пришла другая беда: винтолёт, лишённый пятой части взлётного веса, повёл себя непредсказуемо. Хаотичные рывки из стороны в сторону сделались чаще, а высота стремительно падала. Экран курсографа превратился в хаос сплетающихся нитей; определить местоположение винтолёта не представлялось возможным. Если бы за бортом был день, Валерий смог бы воспользоваться резервным анкраудом. Но ночью, при неработающем СЛУСе, систему принудительной посадки не запустить. Остаётся надеяться на многократно дублированные нейронные сети бортового квазиживого компьютера и на то, что ему удастся каким-то чудом посадить рыскающий винтолёт.

Когда это произойдёт, Валерий не знал. Готовясь к самому худшему, он заговорил:

— У меня мало времени. Слушайте и постарайтесь запомнить. До полной остановки машины не ослабляйте ремней: рама кресел прочная, она защитит от удара сзади. Двери, даже в деформированном виде отстреливаются пиропатроном при нажатии вот этого рычага, — пилот показал. — В случае разгерметизации не паникуйте, постарайтесь вжаться в кресло, особенно, — затылком в подголовник. Если со мной что-то случиться…

Договорить Валерий не успел — винтолёт неожиданно завалился на правый бок. Олеся ухватилась обеими руками за подлокотники кресла, Ариша тонко пискнула, Нок чертыхнулся (сумки с шумом повалились на него). Пилот неотрывно смотрел на пульсирующий, словно в агонии пульт и не мог понять, что происходит. В следующую секунду кабина резко провалилась вниз — неуправляемая машина стремительно понеслась к земле.

Олеся едва не ударилась лицом о выступ энергетического гликсоида. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на пилота, при этом её губы едва слышно умоляли:

— Сделайте же что-нибудь!..

— Я п-пытаюсь… — прохрипел Валерий, заикаясь от напряжения.

Все его усилия привели лишь к тому, что беспорядочное горизонтальное планирование перешло в крутое пике. Крайнее средство — парашют — едва не похоронил последнюю надежду: он вышел не сразу, зацепившись стропами за что-то. Винтолёт при этом дёрнулся, стрингеры фюзеляжа басовито загудели, у девушек к горлу подступила тошнота. И хотя парашют так до конца и не раскрылся, свою функцию он выполнил: после яростного рывка машина пошла на снижение по штатной глиссаде, правда, всё больше и больше заваливаясь на левый бок. Оставалась единственная возможность уберечь винтолёт от страшного удара о землю — в нужный момент включить две маломощные тормозные дюзы. Сложность заключалась в том, как угадать этот самый "нужный момент", если за бортом непроглядная ночь, слабо подсвеченная россыпью холодных звёзд? Носовой прожектор не выход — его свет не столько поможет, сколько помешает: от земли наверняка поднимается густой туман.

Призвав на помощь память о тревожных бубенцах, вовремя предупредивших его об опасности, Валерий стал ждать. Прошло некоторое время, измерять которое нужно было не минутами и даже не наносекундами, а ничтожными долями скоротечного мига, когда пилот почувствовал — пора!

Запуская тормозные двигатели, Валерий выдохнул:

— Приготовиться!..

Повинуясь непонятному импульсу, рука сама включила носовой прожектор. Несущаяся навстречу тьма мгновенно рассеклась световым кинжалом, заставив пилота непроизвольно откинуть голову назад. Олеся зажмурилась. Что происходило в этот момент за спиной, Валерий не знал.

Луч прожектора, тонувший в густом тумане, неожиданно осветил прямо по курсу тёмные ветки могучего дерева. Потом был резкий удар… скрежет… дробный хруст… всплеск…

И — тишина…

…Кто-то тормошил пилота за плечо.

Валерий полуобернулся. Ариша Найвон вцепилась в его комбинезон пальцами правой руки, другой рукой показывая на Нока. Сиденье юноши сорвало с места, перевернуло и вдавило в левый борт. Третьего кресла не оказалось, как не оказалось и сумок, потому что на том месте, где они лежали, теперь пузырился грязевой вулканчик, небольшими порциями ритмично вталкивая в салон тёмную жижу.

Валерий расстегнул ремни, встал. Откуда-то сверху посыпались искры. Ариша взвизгнула. Аварийное освещение замигало, но не погасло. Олеся торопилась и никак не могла найти замок на ремне. Валерий помог ей. Под ногами захлюпало. Опять посыпались искры. Всё сильнее пахло жжёной изоляцией. Ариша с ногами забралась на своё кресло и, перегнувшись через спинку, ощупью что-то искала.

— Он здесь!.. — крикнула девушка осипшим от волнения голосом.

Валерий пробрался между креслами, с тревогой ощущая над ногами судорожную вибрацию пола. При этом там, внизу, что-то громко и устрашающе булькало. (Энергетическая система винтолёта подобные звуки породить не могла.)