— Спасибо, но не сейчас. Я собираюсь найти Миддлтона и сообщить ему об этом деле. Его офис надо бы перенести поближе к тюрьме. Не нравится мне теперешний тюремщик. Когда доложу шерифу, вернусь, сам буду охранять этого парня.

Гопкинс разразился еще несколькими похвалами, хлопнул техасца по спине и отошел, чтобы принять участие в своего рода неформальном расследовании, а Коркоран отправился дальше по пустынным улицам. Тот факт, что так много интереса проявлено к убийству троих потенциальных убийц, показал ему, как редко удавалось успешно оказывать сопротивление «стервятникам». Он пожал плечами при воспоминании о ссорах и войнах между поместьями на далеком Юго-Западе: люди умирали словно мухи под безошибочным огнем среди равнин и на улицах техасских городов. Но там все были фронтирменами, сыновьями и внуками первопроходцев. Здесь, в шахтерских поселениях, таких было мало. Многие прибыли сюда из районов, где мужчины за годы торжества законности и порядка забыли, как защищать себя самостоятельно.

Коркоран увидел как свет зажегся в доме у шерифа, не успев подойти к хижине. И сразу же мелькнула мысль о засаде в кустарнике — ведь все должны знать, куда он пойдет от тюрьмы. Он свернул в сторону и подошел к зданию таким образом, чтобы не попадать в лучи света, льющиеся из окна. Поэтому человек, с шумом пробежавший мимо, не заметил техасца, укрытого в тени скалы. Это был Макнаб; Коркоран узнал его по мощному телосложению и неуклюжей походке. А когда он проскочил через дверь и мелькнуло его освещенное лицо, Коркоран поразился, насколько оно искажено гримасой гнева.

Внутри зазвучали голоса. Бычий рев Макнаба, переполненный яростью, и спокойная речь Миддлтона. Приблизившись, Коркоран расслышал подробности рева Макнаба:

— Черт побери, Миддлтон, ты должен объясниться! Почему ты не подсказал ребятам, что он убийца?

В этот момент Коркоран перешагнул порог и поинтересовался:

— В чем проблема, Макнаб?

— Ты, проклятый… — дальше с его толстых губ сорвались грязные ругательства, и он выхватил оружие. Но не успел ствол покинуть кожаное гнездо, как кольт в правой руке Коркорана сказал свое слово. Пистолет Макнаба со стуком свалился на пол, и он, бешено ругаясь, отшатнулся, придерживая левой рукой правую.

— Какая муха тебя укусила, ты, придурок? — резко потребовал Коркоран. — Заткнись! Скажи спасибо, что я не убил тебя. Не будь ты помощником шерифа, продырявил бы тебе голову. Но я успею еще это сделать, если ты не заткнешь свою грязную пасть.

— Ты убил Брекмана, Красного Билла и Керли! — проревел Макнаб.

Он был похож на раненого медведя — гризли с перебитой лапой — кровь из простреленной руки стекала с кончиков пальцев.

— Их, значит, так звали? Ну, так что дальше?

— Билл пьян, — вмешался Миддлтон. — Он всегда дуреет от спиртного.

Яростный рев Макнаба потряс стены хижины. Глаза его покраснели, он развернулся, словно собирался вцепиться Миддлтону в горло.

— Пьяный? — возмутился он. — Ты врешь, Миддлтон! Проклятье, зачем тебе это надо? Ты послал своих людей на смерть! И не предупредил их!

— Своих людей? — Глаза Коркорана внезапно сузились. Он отступил и развернулся, чтобы держать в поле зрения обоих мужчин. Ладони его сжались вокруг пистолетных рукояток.

— Да, его людей! — огрызнулся Макнаб. — Ты дурак, а он главарь «стервятников»!

Напряженное молчание охватило комнату. Миддлтон стоял спокойно, с опущенными пустыми руками, зная, что жизнь его висит на волоске не толще паутины. Если он шевельнется, если заговорит и интонации его голоса покажутся подозрительными настороженному слуху Коркорана, револьверы грянут, не успеет он и пальцем шевельнуть.

— Это так? — гаркнул на него Коркоран.

— Да, — спокойно ответил Миддлтон, без малейшей нотки, которую бы можно было принять за угрозу. — Я руковожу «стервятниками».

Коркоран с удивлением смотрел на него.

— Что за игру ты ведешь? — потребовал он низким голосом из-за присущего его племени инстинктивного желания убить противника.

— Я тоже хотел бы это знать! — рявкнул Макнаб. — Мы убили Граймса по твоему требованию, потому что он кое до чего дознался. И для этого дьявола мы устроили такую же ловушку. Он узнал о ней! Наверняка знал! Ты предупредил его — сказал ему об этом!

— Ничего он мне не говорил, — прохрипел Коркоран. — Этого и не требовалось. Только дурака можно поймать в такую ловушку. Миддлтон, прежде чем я пошлю тебя к дьяволу, мне хотелось бы узнать: за каким чертом ты привез меня в Уэйптон и в первый же вечер вовлек в заваруху?

— Я не для этого пригласил тебя сюда, — ответил Миддлтон.

— Тогда для чего? — воскликнул Макнаб. — Ты сказал нам…

— Я сказал вам, что приглашаю нового помощника, который умеет стрелять, — прервал его Миддлтон. — И это правда. Так что вы достаточно были предупреждены.

— Но мы думали это так… для красного словца, чтобы одурачить народ, — очумело запротестовал Макнаб. Он чувствовал себя проваливающимся в какую-то трясину, из которой не мог выбраться.

— Разве я говорил вам, что это просто болтовня?

— Нет, но мы думали…

— Я не просил вас задумываться о чем-либо. В тот вечер, когда был убит Граймс, я сказал для каждого, кто был в «Золотом орле», что у меня будет новый помощник, стрелок из Техаса. Я говорил правду.

— Но ты же хотел, чтобы его убили и…

— Нет, я ни слова не говорил об этом.

— Но…

— Разве говорил? — настойчиво перебил его Миддлтон. — Я приказывал тебе убить Коркорана или как нибудь иначе навредить ему?

Глаза Коркорана словно жгучая сталь пронзали душу Макнаба.

Очумелый гигант моргал и топтался на месте, нутром понимая, что оказался козлом отпущения, но не имея понятия — как или почему.

— Да, ты не приказывал нам убить его, но ты и не просил оставить его в покое.

— Мне что, надо каждый раз просить не убивать кого-либо из жителей? Их здесь больше трех тысяч. Вы, может быть, пойдете, перестреляете полгорода, а потом скажете: я хотел этого, раз не предупреждал, что этого делать не надо?

— Видишь ли, я… — начал было Макнаб извиняющимся тоном, затем взорвался гневным недовольством: — Черт побери, нам понятно было, что нужно избавляться от помощников, которые не с нами. Мы думали, что ты привез нового помощника, чтобы дурачить людей, как было с Джимом Граймсом, и хочешь как можно быстрее избавиться от него.

— Вы сами приняли такое решение и действовали без моего приказа, — сухо ответил Миддлтон. — Вот такие дела. Естественно, Коркорану пришлось защищать себя. Если бы мне пришло в голову, что вы, дурни, собираетесь убить его, я бы шепнул вам не делать этого.

Мне кажется, ты понимаешь причины. Я привез сюда Коркорана, чтобы замазать людям глаза, правильно. Но он не такой человек, как Джим Граймс. Коркоран с нами. Он избавит нас от бандитов, работающих самостоятельно, и мы убьем двух зайцев одним выстрелом: у нас не будет конкурентов, а шахтеры убедятся в нашей активности в борьбе с преступниками.

Макнаб стоял, уставясь на Миддлтона. Раза три он открывал свой рот и каждый раз закрывал, не произнеся ни слова. Он чувствовал, что несправедливость совершается по отношению к нему: ответственность пытаются переложить на его могучие плечи. Но тонкие интриги Миддлтона были выше его понимания; он не знал как защитить себя или выдвинуть контробвинение.

— Ладно, — прохрипел он. — Забудем об этом. Но ребята не собираются забывать, что Коркоран перестрелял их корешей. Хотя я поговорю с ними. Тома Дила надо выпустить из тюрьмы еще до рассвета. Гопкинс нацелился устроить ему допрос. Я организую фальшивый побег. Но сначала нужно перевязать руку.

Он покинул хижину и растворился во тьме: недалекий гигант, обуреваемый бешеным гневом, но слишком запутавшийся в хитросплетениях чужой логики, чтобы знать, на ком сорвать свой гнев.

Оставшийся в доме Миддлтон смотрел на Коркорана, который спокойно стоял, подсунув большие пальцы рук за ремень так, что остальные находились в близком соседстве с рукоятками пистолетов. Непонятная улыбка играла на тонких губах Миддлтона. Коркоран тоже улыбнулся, но это был безжалостный оскал раздразненной пантеры.