— Нет. Больше не скажу ни слова. Или мы начинаем откровенный разговор, или получайте информацию у следователя.

— Погодите! — не очень уверенно произнес Горобец. — Поговорим на даче. Заезжайте на участок.

Задним ходом, удивительно легко «ауди» преодолела крутой подъем по песчаной дороге. Фризе въехал в ворота и аккуратно закрыл створки. Потом подогнал машину к дому. Горобец уже открывал дверь. И опять замок поддавался ему с трудом. Наконец дверь отворилась.

— Может быть, лучше поставить в гараж? — опять предложил Фризе и кивнул на «ауди». — А поговорить можно на участке.

Горобец молча зашел в дом.

Внутри дача имела запущенный вид. Правда, сыщик увидел только одну комнату. Двери двух других были закрыты. Ему даже показалось, заперты. Но и по той небольшой комнате, в которую провел его Славик, нетрудно было догадаться, что посещают дом от случая к случаю. Чувствовался запах плесени, пыли. А над этими запахами запустения господствовал резкий аромат дезодоранта.

Этот аромат насторожил Владимира. Он вспомнил Ирочку, туалеты, в которых она появлялась в столовой Литфонда, на пляже, — ничего вызывающего, все очень просто. Но за этой простотой угадывались безупречный вкус и большие деньги. А парфюм! В ресторане Фризе показалось, что Карташева пользовалась «Мажи». И вдруг такой грубый и резкий дезодорант у любовника?

Сыщик понимал, что можно найти по крайней мере десяток объяснений такой несуразице. Но именно эта несуразица придала его мыслям определенное направление.

Рука Горобца, машинально дернувшаяся за спину, когда он почувствовал опасность… Движение человека, прячущего пистолет за ремнем сзади. Приблатненная, грубая лексика… И — главное — выражение лица, которое никак не соответствовало описанию Рамодина. Человека, сидящего перед Фризе на стареньком бамбуковом стуле, пупсиком назвать было нельзя. Даже с большой натяжкой.

Сыщик понимал, что сильно рискует, зайдя в дом. Но в другом месте этот человек — Горобец он или нет — просто отказался бы с ним разговаривать. Исчез, растворился.

Минуту или две оба молчали. Приглядывались друг к другу. В доме было так тихо, что было слышно, как в соседней комнате бьется крыльями о стекло бабочка. И еще Фризе уловил ровный шум мотора. И подумал о том, что Славик опять его не заглушил. «Собирается слинять?»

Горобец поднялся со стула и прикрыл дверь в прихожую. Потом нажал на кнопку старенького приемника. Слава богу, музыка была очень тихой.

— Вчера утром вас видели на Кавалерийской, — сказал сыщик. — Когда вы заезжали за Карташевой.

Фризе помолчал, ожидая реакции на сообщение. Но ее не последовало.

— Вас видели вместе на берегу залива. «Славик! Закажи виски!» — Сыщик попробовал сымитировать интонацию Ирочки.

Наверное, получилось похоже. Горобец усмехнулся. И неожиданно закрыл ладонями лицо. Так он сидел несколько минут. Потом, все еще не отнимая ладоней, спросил:

— Зачем вы мне это рассказываете?

— А вы до сих пор не поняли?

Когда Вячеслав Николаевич опустил руки, лицо у него было спокойным и задумчивым. Он смотрел на сыщика так, словно прикидывал, что с ним делать? Слушать дальше или поскорее убраться? Теперь Фризе разглядел его глаза. Они были, как и рассказывал Рамодин, голубые. Только мало ли людей с голубыми глазами. Чуть ли не каждый второй.

— Нет, не понял. Не могу взять в толк, зачем вы запугиваете меня ментами? Убивать Ирину у меня не было причин. — Горобец покачал головой. — Я даже не знал, что она ходила с вами в ресторан. А то был бы хоть какой-то повод!

Фризе никак не мог сделать окончательный вывод — кто перед ним? Одно он понял: этот молодой мужчина — человек не случайный. Если и не Вячеслав Николаевич, то взявшийся играть его роль. Значит, и поступать с ним следует как с настоящим Горобцом.

— О смерти Карташевой я вас предупредил. Не ждите, когда вас начнут искать. Пойдите в милицию сами.

Горобец не издал ни звука. Фризе показалось, что он опять к чему-то прислушивается.

— Вячеслав Николаевич, вы знакомы с коллекционером Цветухиным?

Лицо Славика исказила непонятная гримаса. Не то страха, не то ненависти, не то брезгливости. Хлипкий бамбуковый стул, на котором он сидел, заскрипел, заходил ходуном. Как будто человек заерзал, примеряясь вскочить с него.

— Значит, все-таки мент, — произнес он, раздумав вскакивать со стула. — Только зря тратите время.

— Не мент. Частный сыщик.

— Меня уже допрашивали в Москве. Ничего нового добавить не могу. — В голосе у него появились миролюбивые нотки.

Горобец искоса взглянул на наручные часы, и Фризе еще раз подумал: ожидаются гости. Он еще раз внимательно оглядел комнату. Дверь в прихожую. Окно, забранное ненавязчивой решеткой. За окном сосны, сосны. И кусочек голубого неба с застывшими глыбами белых облаков. Наверное, над заливом.

— Допрос не был закончен. И не состоялась очная ставка с Карташевой.

Горобец промолчал. Фризе показалось, что он опять прислушивается.

Музыка по радио прекратилась. Молодой восторженный диктор объявил, что радиостанция «Рекорд» продолжает конкурс. Название конкурса Фризе не расслышал, но догадаться оказалось не трудно.

«Какой номер на пупырчатых презервативах „Маскулан“? — захлебываясь от счастья, завопил диктор. — Пока еще к нам не дозвонился ни один наш слушатель. Дерзайте!» Он был упоен собственной смелостью. А так как слушатели не торопились проявить осведомленность, ведущий заполнял паузы своими комментариями:

«… Девушки могут вырастить большую грудь, если будут есть много капусты…»

Владимир взглянул на Горобца. Нет, с таким напряжением не слушают даже чересчур откровенную белиберду. Вячеслав Николаевич ловил какие-то другие звуки. «Слух у него получше моего, что ли?» — недовольно подумал Фризе.

«Если грудь маленькая и соски маленькие, то они более эрогенные, — вещал диктор. — Знаю по собственному опыту. И еще — если у девушки узкая ладонь, то и влагалище узкое».

— Если вы, Вячеслав Николаевич, и не причастны к похищению картин, то наверняка видели похитителей, — сказал Фризе, с раздражением осознавая, что сексуальная трепотня по радио мешает ему сосредоточиться. — Хотите я сейчас докажу вам это?

Горобец опять не ответил. Теперь он прислушивался, даже не пытаясь этого скрыть.

Никаких других звуков, кроме пассажей радиоонаниста на фоне едва различимого шума двигателя, сыщик не услышал.

«… Теперь чума пострашнее СПИДа — хламидиоз, — неожиданно громко и радостно завопил ведущий. Как будто ему воткнули шило в причинное место за пропаганду пошлости. — Так что никто не может быть уверен даже в своей жене. Берегитесь!»

— Нет! Не могу! Не могу! — вскочив со стула, вдруг завопил и Горобец. — Уедем отсюда.

— Вячеслав Николаевич! Куда уедем?

— Куда угодно. Давайте пройдемся по лесу. По берегу залива. Я расскажу, что знаю.

Он быстрыми шагами пересек комнату, поддал ногой дверь, потом вторую и выскочил в сад.

Фризе старался не отставать.

— В какую сторону пойдем?

Горобец с тоской посмотрел на дверь, в замке которой торчал ключ. Наверное, ее запирание каждый раз требовало немалых усилий.

Пока Славик раздумывал, Фризе прислушался. На улице шум мотора был чуточку слышнее. И доносился он из закрытого гаража.

— Дайте ключ, — жестко сказал сыщик. — Ну! Быстро, быстро.

— Нет. Нету у меня ключа.

— Быстро, — повторил Владимир.

Горобец не пошевелился.

Фризе бегом вернулся в дом, нашел маленькую кладовку. Там стояли две широкие лопаты для уборки снега, метла, несколько пар лыж и лом.

Замок только на вид оказался неприступным. Сбить его ломом труда не составило. Распахнув железные ворота, Фризе увидел автомобиль, накрытый огромным куском брезента, и почувствовал острый запах угарного газа.

Он сдернул брезент. Откинувшись головой на подголовник, сидел мертвый Цветухин. Игорь Борисович был накрепко приторочен к сиденью. А рот заклеен лейкопластырем. И еще Владимир заметил на виске коллекционера сильный кровоподтек.