– Делейшн!

Давтян по призванию был организатором досуга. Его основное занятие в жизни – устройство пьянок. Во-первых, потому что делать ему было абсолютно нечего, во-вторых, потому что это ему очень нравилось, а в-третьих, потому что, не имея таланта, он обладал умом, а значит, пить ему было гораздо веселее, чем не пить.

Он владел исключительной способностью к убеждению и мог уговорить кого угодно. В самые мрачные антиалкогольные годы он ухитрялся брать без очереди. Другого за это убивали, а он как-то пристраивался и брал, не обращая внимания на возмущенный вой. «Главное – изгнать чувство вины, – говорил Давтян. – Толпа чует вину, как собака чует запах страха. А если вины нет, значит, все в порядке, значит, человеку надо».

Я несколько раз пытался повторить его фокус и не мог. Какие бы честные глаза я ни делал, как бы ни копировал его тактику, меня безжалостно выбрасывали из очереди.

Однажды пьяный Давтян уговорил машинистов, и те повезли их с Пашей Пипенко в Ленинград. Проснулись они в задней кабине тепловоза где-то под Харьковом. Поезд стоял на семафоре. Они вылезли в окно, дошли до ближайшей станции, похмелились, а там Давтян опять уговорил машинистов, и их повезли обратно в Ростов.

Ночью 26 сентября 1993 года он ехал из гостей в такси. На площади Звезды произошла авария. Все остались живы, кроме Давтяна.

Оля, Давтян, Марков и Ирина Михайловна отдыхали на море. Как-то вернулись они с пляжа, Давтян с Марковым пошли за вином. Потом прибегает Давтян и говорит Оле:

– Дай шесть рублей!

– Зачем?

– Тогда хватит ровно на тридцать одну бутылку «Гадрута»!

– А двадцати восьми не хватит? – спрашивает Оля.

– А о завтрашнем дне ты не думаешь? – говорит Давтян.

Давтян ночью поймал машину.

– Гвардейская площадь!

– Садись.

– А бить не будете?

– С чего бы это? – говорят. – Садись, не бойся! Приехали. Давтян говорит:

– Спасибо, ребята! – и вылезает.

– Э! – говорят ребята. – А бабки?

– Ну вот! – говорит Давтян. – Я же вас спрашивал!

Вечером Давтян уходил от Риты.

– Ты куда? – спросила Рита.

– По делам, – сказал Давтян.

– Только вернись пораньше! – попросила Рита. Часов в пять утра Риту разбудил звонок в дверь. На пороге стоял пьяненький Давтян.

– Игорь, я же просила пораньше! – сказала Рита.

– Куда уж раньше! – сказал Давтян.

Полноватый лысеющий еврей Сергей Анатольевич Авгученко – художник-керамист, романтик и человек нелегкой судьбы. В юности он отбыл трехлетнее наказание «на химии» за ограбление и сопротивление при аресте. Дело было так: вечером, гуляя в нетрезвом состоянии по аллеям ростовского парка имени Горького, Авгученко с приятелем нашли на скамейке спящего человека. Когда приятель принялся снимать со спящего часы, тот проснулся и закричал: «Караул!» Прибежали милиционеры, схватили приятеля, а заодно и Авгученко, пытавшегося объяснить свою непричастность к безобразному происшествию. Но его не стали слушать, а стали заламывать руки. Тогда Авгученко стукнул ближайшего милиционера по голове томиком О. Генри.

Сейчас он уже не Авгученко, а господин Фейгин и живет в Израиле. Вскоре после переезда он как-то позвонил поздней ночью. Судя по голосу, был изрядно пьян, долго с увлечением рассказывал, что пьет уже неделю и пропил шестьсот долларов. На вопрос о работе задумался и сказал, вздохнув: «Пока не работаю. Ты знаешь, здесь очень напряженная жизнь!»

Однажды в «Балканах» Давтян познакомился с девушкой Катей. Через несколько дней все шли к Авгученко пить и по дороге встретили Катю. Давтян говорит:

– Пошли с нами!

– Я вообще-то на базар за капустой… Однако уговорили.

Пришли к Авгученко. А жил он в квартире своего дедушки, и от дедушки осталась куча старинной посуды.

Вот они сидят, а на столе стоит удивительная сахарница.

– Ой, – говорит Катя, – какая прелесть! Давтян говорит:

– Покупай!

– А сколько стоит?

– Пять рублей!

– Почему пять?

– Ну, – говорит Давтян, – три мало, десять много.

– Покупаю!

Авгученко берет сахарницу и высыпает из нее сахар в удивительную супницу.

– Ой! – говорит Катя. – А супницу не продадите?

– Двенадцать рублей! – говорит Давтян. Авгученко спрашивает:

– А серебряные ложки не возьмешь?

Катя и ложки купила. Авгученко растрогался, притащил огромный куст алоэ в кастрюле.

– Это тебе бесплатно, – говорит. – От фирмы.

Однажды купили вина и решили идти к Авгученко. Авгученко жил в коммуналке, и его соседка Лера все время скандалила из-за постоянных пьянок. Поэтому он говорит:

– Ладно, пошли ко мне. Только будем пить тихо, а то Лера дома.

Пришли, уселись, стали тихо пить. Оле нужно было отлучиться на полчаса. Когда она вернулась, то застала такую картину: с пластинки орет хор: «Так вперед, за цыганской звездой кочевой!» Все сидят на стульях вокруг стола, топают ногами, хлопают в ладоши и кричат: «На-на-най! На-на-на!..» А на столе, распихивая ногами тарелки с закуской, голый по пояс Авгученко пляшет цыганочку.

Сергей Авгученко и Николай Дубровин нашли на улице спящего человека и решили, что ему плохо.

– Я читал, – сказал Авгученко, – что, чтобы привести человека в чувство, нужно потереть ему уши.

Он наклонился и стал тереть. Человек пришел в чувство, подумал, что Авгученко грабитель, и прокусил ему палец до кости.

Однажды, когда Авгученко лечился от алкоголизма, у Марины на Кировском был праздник. Набрали разнообразных напитков, в том числе одну бутылку коньяка. Спрашиваем Авгученко:

– Ты пить будешь?

– Нет, – говорит он, – я не буду, я же лечусь. Ну, может быть, коньяка немного выпью.

В итоге он всю бутылку сам и выпил.

Я же, напившись, поссорился с Олей и оторвал у ее сумки ремешок. Оля обиделась и утром отправилась с Авгученко к его маме завтракать.

Пришли, Елена Марковна накормила их фаршированными перцами и спрашивает:

– Сережа, ты, надеюсь, вчера не пил?

– Нет, – говорит Авгученко. – Я попробовал немного шампанского, и чего-то стало так противно! Наверное, лечение уже сказывается. Ты не могла бы пришить Оле ремешок к сумке, а то Макс вчера напился и оторвал?

Елена Марковна пошла пришивать, а Оля ему говорит:

– Какая же ты свинья! Зачем было говорить, что это Макс оторвал, да еще напившись?

– Я матери никогда не вру! – сказал Авгученко.

– Что ж ты ей тогда про коньяк не рассказал, раз такой честный?

Авгученко надулся и говорит:

– Это разные вещи!

Однажды я, Давтян и Щебуняев проснулись на Кировском. Деньги накануне кончились, и Давтян сразу позвонил Авгученко. Тот пообещал прийти и через полчаса появился.

– У меня нет денег, – говорит Авгученко, – но мама обещала купить мне брюки и ботинки.

Позвонил он маме и говорит:

– Тут в ЦУМе продаются туфли, «Саламандра»… да… да… двести рублей… сейчас я зайду за деньгами, – и положил трубку.

– Э! – говорит Давтян. – А брюки?

– Мне мать жалко, – сказал Авгученко. – Сейчас все такое дорогое!

Давтян говорил о Паше Пипенко: «Паша не друг, Паша – родственник». Это правда. В друга Паша вырос из одноклассника: они с Давтяном учились в одном классе. Он не читал книг, не писал стихов, не был художником и богемной личностью. Он был, что называется, «крестьянский сын». Изначально с остальными его роднила любовь к алкогольным напиткам.

Шли годы. Он стал родным и преданным компании. С нами его связывала не духовная близость, а душевная: он был просто хорошим человеком, прибившимся к коллективу. Ему хотелось простых вещей: он строил дом и мечтал жениться. Жалко, что он умер холостым.

Большую часть сознательной жизни он проработал грузчиком на Центральном ростовском рынке и был сильным, как штангист. Его смерть – столь же нелепа, как все смерти: он с другом выпил, но не сильно. Ему стало плохо. Вызвали «скорую». Врачи определили высокое давление, сделали укол. Ночью друг проснулся от того, что в доме выла собака. К тому времени Паша уже остыл. Видимо, ночью он встал, ему опять стало плохо, он упал и головой ударился о радиатор отопительной батареи. И умер. Так и непонятно от чего: от давления или от разбитой головы.