Но он выглядел также и очень, очень мужественным человеком, который относится к этому, как к само собой разумеющемуся, а поэтому производит еще более сильное впечатление.

Пока она была поглощена этим смелым разглядыванием, масло брызнуло и обожгло ей руку.

– Черт... – пробормотала она как раз в то время, как Кельвин, вынужденный временно молчать, решил, видимо, что период наказания кончился, и начал радостно барабанить ложкой по столу.

Коул при этом грохоте открыл глаза.

– Что такое?

Эшли с усмешкой посмотрела на него.

– Хорошо отдохнули?

Он встряхнул головой и моргнул.

– Извините... Я, кажется, заснул.

– Почти на середине фразы, – подтвердила она, думая, как же ей повезло, что он уснул как раз в тот момент, когда она собиралась сделать вызывающий определенные мысли комментарий, который мог бы разбудить его влечение и настроить его на ее волну. Было бы намного лучше, если бы она смогла выпроводить этого человека и его сына из квартиры, прежде чем сделать какую-нибудь совершенную глупость; если она позволит своей тяге к нему утихнуть, если наконец, вспомнит, что он не подходит для нее, что у них нет ничего общего и (это самое важное!) что у него есть сын, хотя и довольно милый.

Она покормит их обоих, попрощается и это будет концом всему. Она сможет поспать, в чем так нуждается, прочитать сценарий, который предполагалось начать снимать на следующей неделе, надолго засесть в горячую ванну, а затем провести вечер с сестрой Элен и ее мужем, которых она не видела целый месяц. Это будет очень успокоительным завершением напряженных выходных.

Эшли вздохнула от удовольствия, обдумывая все эти мелкие радости, затем посмотрела на Кельвина и Коула. Ее удовольствие сразу же испарилось от перспективы выставить их за дверь. Взбешенная этим новым рецидивом собственной испорченности, она почти побросала обед на стол и уселась рядом со своим гостями.

Она едва поднесла вилку ко рту, как Кельвин в очередной раз ударил ложкой по столу и заревел. Ее тост полетел на пол, она опустила вилку и беспомощно установилась на Коула.

– Кельвин!

Ребенок сразу же замолчал, но его ложка уже была занесена для очередной атаки на стол.

– Что случилось? – встревожилась Эшли.

Внезапно Коул ухмыльнулся так, что это напомнило ей о Рори и сильно снизило его оценку в ее глазах. Если так пойдет дальше, с надеждой подумала она, то не будет проблем с исключением этого человека из ее жизни.

– Я думаю, он голоден, – холодно сказал Коул.

– Но он уже съел целую миску каши, сок и кусок тоста! Кроме того, если он хочет еще, тост прямо перед ним.

– Эшли, он еще не умеет пользоваться ножом, – терпеливо объяснил Коул.

– О... – тихо сказала она, подвигая к себе тарелку Кельвина и разрезая на мелкие кусочки его тост.

Она не хотела встречаться со взглядом Коула. Она чувствовала себя абсолютной дурой, и ей нисколько не нравилось это ощущение. В самом деле, для женщины, которая прекрасно управлялась со своей жизнью, эти выходные доставили очень много хлопот, напомнив, насколько некомпетентна и плохо подготовлена она была для того, чтобы справиться с «хулиганами Гаррисона». И она ничуть не усовершенствовалась с тех пор. Возникло даже несколько неловких моментов, когда она была уверена, что Кельвин гораздо лучше смог бы позаботиться о себе сам.

Удовлетворение, мелькнувшее во взгляде Коула, не укрыл ось от Эшли. Он спросил:

– Чем вы оба занимались все эти выходные?

– Играли в триктрак! – торжественно объявил Кельвин.

Коул взглянул на Эшли:

– Это вы научили его игре?

– Ну, не совсем. Мы немного изменили правила. Это было что-то среднее между триктраком и баскетболом. Он получал два очка и печенье за каждую фишку, которая попадала в мусорную корзину.

– Понимаю... Интересный подход. И сколько печений он выиграл?

– Я точно не знаю. Он прикончил коробку к полуночи, но все равно хотел продолжать игру.

– К полуночи... – упавшим голосом повторил Коул. Он обычно укладывал Кельвина в постель в семь часов, так как считал, что распорядок дня и хороший сон – самые важные вещи для ребенка этого возраста.

– Его всегда так трудно уложить спать? – полюбопытствовала Эшли. – Этот дьяволенок был достаточно бодр в два часа ночи.

– В два часа? – Коул сглотнул.

– Да. Только тогда я заставила его лечь в постель.

– Вы имеете в виду, что до двух часов не старались сделать этого?

– Нет. Я просто подумала, что он сам запросится в постель, когда почувствует себя усталым. Как он это сделал в пятницу. – Она не стала говорить, что дети Гаррисона постоянно не спали далеко за полночь, несмотря на ее постоянные намеки их отца на то, что их оценки улучшатся, если они будут бодрыми в школе.

—С детьми это не всегда проходит... Они любят не спать допоздна, особенно если думают, что пропустят что-нибудь интересное или что это пройдет им безнаказанно.

– И вы рассказываете это мне... – пробормотала она.

– Что, прошу прощения?

– Ничего. Не обращайте внимания.

– Чем еще вы занимались?

– Ходили в магазин! – ответил Кельвин.

– Храбрая леди... – промурлыкал Коул, начиная понимать, почему Эшли, приветствуя его сегодня утром, лишь отдаленно напоминала ту женщину, которую он встретил в пятницу. По какой-то непонятной причине сегодняшняя Эшли нравилась ему больше, хотя ее можно было бы сравнить с выжатой тряпкой... Она была намного мягче, намного уязвимей, к ней было намного легче подступиться. Это была женщина, которую он мог бы поцеловать, и он внезапно понял, что хочет этого очень сильно. Неожиданный приступ покровительственности, который он ощутил, как только вошел в дверь, теперь перешел во все возрастающую потребность дотронуться до нее, посмотреть, мягка ли ее бледная шелковистая кожа, подходят ли изгибы ее тела к его так, как он думал, выяснить, бушует ли пламя под этой замороженной наружностью.

Именно такое нерациональное желание когда-то привело его к полностью неудачному браку с Натали...

Эта мысль быстро вернула его к действительности.

– В какой магазин вы его водили?

– В кондитерский... – ответила Эшли и тяжело вздохнула. – Обычно в мой запас еды не входят фруктовые леденцы и печенье.

Коул засмеялся.

– Вы выбрали самое любимое его место. И насколько плохо все это прошло?

– Я думаю, что могло бы быть и хуже. Они могли бы арестовать меня за налет на частную собственность, – сухо ответила Эшли.

Он мигнул.

– Настолько плохо?

– Откуда я могла знать, что не успею и глазом моргнуть, как один двухлетний ребенок успеет открыть пятнадцать коробок с кашей, выкатить целую стойку с апельсинами в проход и надкусить все коробки с полуфабрикатами для пирожных. Когда я наконец нашла его – с лицом, покрытым сахаром, – и взяла на руки, он кричал и визжал так, что менеджер магазина и четыре мамаши прибежали посмотреть, не бью ли я его.

Кельвин счастливо закивал головой.

– Это было весело, пап. Пирожные просто замечательные!

Коул старался не засмеяться, но напрасно. И он захохотал.

– Это было не смешно! – резко сказала она, сверкая глазами от негодования. – Разве вы не понимаете, что если бы они вызвали полицию, меня могли бы арестовать еще к тому же и за похищение ребенка? Это ведь не мой малыш. У меня не было никаких бумаг, подтверждающих мои права на него.

– На ребенка нет таких бумаг! – сказал Коул, все еще смеясь. ~ Вы получаете свидетельство о рождении.

Эшли уставилась на него.

– Это одно и то же.

– Может быть, но уверяю вас, что я не ношу таких вещей с собой в кармане. Я не помню даже, где оно находится.

– Поскольку вы сами не возитесь с сыном, оно, наверное, находится у какой-нибудь няньки, которую вы наняли, когда он родился, – ответила она.

– Нет. Возможно, оно где-нибудь на чердаке вместе с его первой детской книжкой, погремушкой и колыбелью. Натали была очень пунктуальна в таких вещах. Потому она и командует туристическим бюро сейчас. Она может провести целую группу пожилых дам через Великую Китайскую стену, не потеряв ни одной из них. Она всегда знала, где находится каждый билет и каков ближайший маршрут к ресторану. В самом деле, – печально признался он, – я, можно сказать, сводил ее с ума тем, что у меня все наоборот. Я никогда не мог найти вещи, если только они не были спрятаны внутри компьютера. Худшим же было, по ее словам, то, что меня никогда не заботило это. Если я терял свои голубые носки, я покупал другую пару. Если я опаздывал на туристский автобус, то садился в следующий...