Легкий запах одеколона и мужского тела, исходящий от лорда Сакстона, странно разволновал Ирену. Она лихорадочно пыталась сообразить, откуда взялось это чувство, но в голову пришло лишь воспоминание о том первом мгновении, когда она пришла в себя после падения с Сократа.

Застежка, щелкнув, закрылась, и Ирена, ожидавшая, что муж отойдет в сторону, напряженно застыла, снова почувствовав прикосновение его пальцев, на этот раз ласкавших ее обнаженные плечи. Она медленно повернулась и вопросительно заглянула в прорези маски.

— Мои руки начинают дрожать при одной мысли о вашей красоте, — прошептал он, — но я согрешу, если прикоснусь к вам. Брови Ирены взлетели вверх.

— Искушение может оказаться слишком велико, чтобы я мог ему противиться. Коснувшись вас, я захочу большего. — Тяжело вздохнув, Сакстон замолчал. — Неужели я сделал глупость, женившись на вас, Ирена? — продолжил он, словно разговаривая сам с собой. — Возможно, вы никогда не станете более снисходительны ко мне или найдете себе кого-то другого. Пожалуй, только жестокая ревность мешает мне отпустить вас на свободу.

— Я дала клятву, прекрасно понимая, на что иду, и собираюсь ее выполнить, милорд. Вы мой муж, и я прошу только немного времени, чтобы привыкнуть к этой мысли. Вы сами знаете, что между нами существует некий барьер. Мне так же тяжело избавиться от своих страхов, как вам примириться с вашими шрамами, но со временем, возможно, и то и другое перестанет мешать нам. Если вы согласны еще подождать, то помните: я очень хотела бы стать вам хорошей женой… во всех отношениях.

Лорд Сакстон резко снял руку с ее плеча и отошел. Ирена поняла, что он натягивает перчатки. Повинуясь внезапному порыву, она повернулась к мужу и прижала ладонь к его груди.

— Видите, милорд? Я уже могу прикоснуться к вам, и даже не вздрагиваю при этом.

Осторожно, чтобы не испугать ее, Стюарт поднял затянутую в перчатку руку и нежно провел по ее щеке.

— Милая Ирена, под этой безобразной внешностью бьется сердце, сгорающее от любви. Ожидание причиняет мне боль, но я вынесу все, что угодно, если буду знать, что есть надежда. — Он выпрямился. — Мадам, вы, должно быть, проголодались, а мне требуется побыть одному, чтобы остыть и успокоиться.

Ирена, смеясь, положила руку ему на рукав.

— Может быть, мне стоит надеть маску или по крайней мере какую-нибудь более плотную одежду?

— Если бы это зависело от меня, я, напротив, снял бы ее с вас, — ответил он, и взгляд его устремился к ложбинке между нежными полушариями, где спрятался крупный изумруд.

Ирена смущенно поправила ожерелье.

— Когда вы смотрите на меня так, я чувствую себя совершенно раздетой.

Муж ответил коротким смешком.

— Мадам, я горю желанием выполнить супружеские обязанности. Если настанет миг, когда это станет возможным, пожалуйста, дайте мне знать.

Ирене показалось, что он улыбается, и ее щеки порозовели. Она быстро отвела глаза, чем вызвала еще один тихий смешок из-за черной маски.

Ирена знала, что спит. Но вместе с тем она четко видела себя рядом с матерью, которая сидела за клавесином и играла. Это было так странно, что Ирена проснулась и несколько секунд лежала не шевелясь. Откуда-то снизу до нее донеслись звуки клавесина. Инструмент был расстроен, но пальцы неизвестного музыканта так яростно терзали его, что у нее похолодело в груди.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она узнала мелодию. Это была старинная баллада, и ее слова горьким эхом отозвались в ее голове: «Прощай, любовь моя, ты поступила плохо, ты от меня ушла, жестокая моя».

Ирена поднялась и быстро накинула халат. Она не видела в доме клавесина, но в Сакстон-Холлс оставалось много комнат, где она еще не была.

Идя на звук безжалостно терзаемого инструмента, Ирена оказалась в восточном крыле, где когда-то был пожар. Войдя в холл, она заметила под одной из дверей узкую полоску света. Ирена тихонько приоткрыла ее. В центре комнаты на маленьком столике стоял высокий канделябр со свечами. Ирена огляделась. Мебель закрывали плотные чехлы, у дальней стены стоял клавесин. За ним вполоборота к ней сидел мужчина, чью голову и плечи, к счастью, скрывала темнота. Кожаный шлем и перчатки валялись на стуле. Мужчина вновь яростно ударил по клавишам, извлекая из клавесина безумные звуки, — словно пытался избавиться от злости на весь мир в целом и, как подозревала Ирена, на нее в частности.

Ирена шагнула вперед, и тут музыка внезапно смолкла, а сидящий за клавесином человек резко поднял голову. Ирене показалось, что его глаза горят сумасшедшим огнем.

— Лорд Сакстон? — прошептала она едва дыша.

— Остановитесь! — приказал он хрипло. — Не подходите, если не желаете потерять рассудок.

Ирена послушалась и почувствовала, как леденит ноги каменный пол: она оставила свои туфельки наверху.

Лорд Сакстон, отвернувшись, схватил перчатки и шлем и быстро натянул их. Затем он повернулся к Ирене:

— Вы умеете играть?

— Когда-то играла, милорд, — рассмеялась Ирена, — но только несколько простых мелодий и определенно ничего похожего на то, что делали вы.

Тяжело вздохнув, он нетерпеливо взмахнул рукой.

— Кажется, я совершенно разучился играть.

— В вас скопилось слишком много гнева, — тихо заметила она.

— Вы не только красивы, но и мудры.

Впервые за все время Ирене показалось, что она что-то поняла.

— Нет, милорд, но я знаю, что такое горе, гнев и ненависть. Я часто наблюдала их у окружающих меня людей. На самом деле… Стюарт, — его имя с трудом слетело с ее губ, — эти чувства не покидали и меня последние десять лет. Моя мать была единственным человеком, кто меня любил, но она давно умерла. Под вашей маской я угадываю похожие на мои чувства… и они пугают меня.

— Не бойтесь. Я никогда вас не обижу.

Она отвернулась, устремив взгляд в темноту.

— Как бы ни было изуродовано ваше тело, я думаю, ваша душа страдает сильнее, и мне очень жаль вас.

— Я бы просил вас приберечь свою жалость для кого-нибудь другого, мадам, — прорычал он. — Это последнее, что мне от вас нужно.

— Стюарт…

— Осторожнее выбирайте слова.