Остальные умолкли, также ожидая ответа на столь животрепещущий вопрос.
– Увы, нет, – ответил Псмит с глубочайшим сожалением.
– Так кто же вы?
– Я Псмит.
Наступила пауза.
– А где мистер Виндзор?
– Он, мнится мне, уписывает обед за сорок центов в какой-нибудь близлежащей харчевне.
– Когда он вернется?
– В ближайшем будущем. Но насколько ближайшем, боюсь, мне неизвестно.
Посетители переглянулись.
– Весьма досадно, – сказал человек, испрашивавший прощения. – Я пришел специально, чтобы поговорить с мистером Виндзором.
– И я! – подхватил хор. – Я тоже. И я.
– Мистер Виндзор много потерял, но его утрата – моя удача. – Псмит вежливо поклонился. – Чем я могу вам помочь?
– Вы сотрудник редакции?
– Временный заместитель главного редактора. Труд не из легких, – добавил Псмит, хотя его никто об этом не спрашивал. – Порой возгласы оглашают окрестности: «Справится ли Псмит? Достанет ли сил его непреклонному духу?» Но я бреду вперед. Я не сдаюсь. Я…
– В таком случае, не объясните ли вы мне, что все это означает? – спросил кругленький низенький джентльмен, до этого момента лишь скромный участник хора.
– Если в моей власти сделать это, это будет сделано, товарищ… не имею чести знать вашего имени.
– Моя фамилия Уотермен, сэр. Я здесь как представитель моей жены, чья фамилия вам, без сомнения, известна.
– Извините, если я ошибаюсь, – сказал Псмит, – но мне представляется, что ее фамилия тоже Уотермен.
– Луэлла Гранвилл Уотермен, сэр! – гордо произнес низенький.
Псмит извлек монокль из глаза, пополировал его и вставил на место. Он чувствовал, что иначе рискует недорассмотреть супруга той, кто, по его мнению, как поставщица чистейшей жвачки, занимала в литературных кругах уникальное место.
– Моя жена, – продолжал низенький, доставая конверт и вручая его Псмиту, – получила это ни с чем не сообразное сообщение от человека, подписавшегося У. Виндзор. Она и я – мы ничего не можем понять.
Псмит пробежал письмо.
– Мне кажется, оно довольно ясно.
– Это возмутительнейшее оскорбление! Моя жена сотрудничала с этой газетой с момента ее основания. Мистер Уилберфлосс высоко ценил ее творчество. И вот без малейшего предупреждения приходит этот категоричный отказ от У. Виндзора. Кто такой У. Виндзор? Где мистер Уилберфлосс?
И вновь загремел хор. Выяснилось, что они все хотят узнать именно это: кто такой У. Виндзор? Где мистер Уилберфлосс?
– Я преподобный Эдвин Т. Филпотс, сэр, – сообщил скелетообразный мужчина с молочно-голубыми глазами и меланхоличным лицом. – Я вел «Минутки благочестивых размышлений» в этой газете довольно длительный срок.
– Я читал вашу страницу с живейшим интересом, – сообщил Псмит. – Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, творения ваши таковы, что мир не захотел бы их лишиться.
Морозное лицо преподобного Эдвина оттаяло в бледной улыбке.
– Тем не менее, – продолжал Псмит, – товарищ Виндзор, насколько я понял, стремится, наоборот, ускорить их кончину. Вот такие странные противоречия, такие столкновения вкусов и слагаются в то, что мы именуем жизнью. Вот тут, с одной стороны, мы имеем…
Человек с лицом точно грецкий орех, до той минуты почти невидимый за дородной фигурой в костюме из тонкой шерсти, внезапно возник на открытом месте и тоже высказался:
– Где этот тип Виндзор? У. Виндзор. Тип, которого мы хотим видеть. Я сотрудничаю с этой газетой без перерывов, если не считать дней, когда я болел свинкой, вот уже четыре года, и у меня есть причины считать, что мою страницу читают столь же широко и ценят так же высоко, как любую другую в Нью-Йорке. И вот является этот тип Виндзор, с вашего позволения, и объявляет мне, что газета больше не нуждается в моих услугах – этими самыми словами.
– Жизнь полна трагедий, – прожурчал Псмит.
– Что, собственно, он хочет этим сказать? Вот что я желал бы узнать и что желают узнать остальные джентльмены. Послушайте…
– Я имею честь говорить?.. – осведомился Псмит.
– Моя фамилия Эшер. Б. Хендерсон Эшер. Я пишу «Минутки веселья».
Лицо Псмита отразило взволнованное изумление, какое может отразить лицо путешественника по дальним странам, когда он созерцает какой-нибудь прославленный национальный памятник. Иметь великую честь узреть создателя «Минуток веселья», лицом к лицу – это было уже слишком!
– Товарищ Эшер, – произнес Псмит благоговейно, – могу ли я пожать вашу руку?
Тот посмотрел на него довольно подозрительно, но руку протянул.
– Ваши «Минутки веселья», – сказал Псмит, крепко ее пожимая, – не раз примиряли меня с зубной болью.
Он снова сел.
– Господа, – сказал он, – это тяжкое дело. Обстоятельства, как вы сами признаете, ознакомившись с ними, весьма необычны. Вы спросили меня, где мистер Уилберфлосс. Я не знаю.
– Не знаете! – воскликнул мистер Уотермен.
– Я не знаю. Вы не знаете. Они, – сказал Псмит, легким жестом указывая на остальных присутствующих, – не знают. Ни–кто не знает. Его местонахождение определить столь же сложно, как найти черную кошку в угольном подвале в безлунную ночь. Незадолго до того, как я занял свой пост в газете, мистер Уилбер–флосс по распоряжению врача отбыл отдыхать, не оставив адреса. Письма ему пересылаться не будут. Ему прописан безмятежный отдых. Где он сейчас? Кто знает? Возможно, улепетывает вниз по крутому склону в Скалистых горах от парочки медведей и пумы. Возможно, посреди флоридского болота подманивает аллигаторов, имитируя звуки чего-то мясного. Возможно, в Канаде кладет приманки в ловушки для лосей. Мы не располагаем никакими данными.
Его слушатели мрачно переваривали эту новость. Затем преподобный Эдвин Т. Филпотс испытал озарение.
– Где мистер Уайт? – спросил он.
Его мысль упала на благодатную почву.
– Да, где мистер Уайт? – тут же подхватил хор.
Псмит покачал головой:
– В Европе. Больше я ничего сказать не могу.
Мрачность слушателей усугубилась.
– То есть вы хотите сказать, – воскликнул мистер Эшер, – что тут хозяйничает этот тип Виндзор и последнее слово за ним?
Псмит поклонился.
– С вашей обычной проницательностью, товарищ Эшер, вы попали в яблочко с первой же попытки. Последнее слово действительно за товарищем Виндзором. Человек чрезвычайно властный, он не потерпит никаких возражений. Я бессилен его поколебать. Мои советы, как следует вести газету, приведут его в ярость. Он убежден, что программа «Уютных минуток» требует радикальных изменений, и намерен произвести их, а там хоть трава не расти. Без сомнения, он рад будет принять ваши материалы, если они окажутся созвучными его идеям. Забористый отчет о боксерском матче, леденящая кровь словесная картина железнодорожной катастрофы и что-нибудь в том же духе будет оторвано с руками. Но…
– В жизни не слышал ничего подобного! – негодующе вскричал мистер Уотермен.
Псмит вздохнул.
– Некоторое время тому назад, – начал он, – каким давним оно кажется! – я, помнится, сказал моему юному другу по имени Спиллер: «Товарищ Спиллер, никогда не путайте необычное с невозможным». Таково мое руководящее правило. Весьма не–обычно, чтобы временный главный редактор еженедельной газеты захватил команду на корабле в духе прославленного пирата капитана Кидда, но невозможно ли такое? Увы, нет. Товарищ Виндзор проделал это. Вот где вы, товарищ Эшер, и вы, господа, сели прямо в лужу. Вы спутали необычное с невозможным.
– Но что же делать? – вскричал мистер Эшер.
– Боюсь, что вам остается только ждать. Нынешний режим всего лишь эксперимент. Не исключено, что товарищ Уилбер–флосс, когда он, увернувшись от медведей и улизнув от пумы, вновь займет свое место у штурвала этой газеты, решит не следовать дальше по рельсам, проложенным сейчас. Вернуться же он должен примерно через десять недель.
– Десять недель!
– Да, такой, мнится мне, должна быть длительность его отдыха. А до тех пор мой совет вам, господа, ждать. Вы можете пребывать в уверенности, что я буду бдительно блюсти наши интересы. И если мысли ваши примут мрачный оборот, скажите себе: «Все хорошо. Псмит бдительно блюдет ваши интересы».
