— Привет, Джейн, — сказал он. — Какой замечательный денек, Джейн. Ты осознаешь, Джейн, что уже неделю не было ни капли дождя? Не помню, чтобы в Англии такое случалось. Газеты ноют, что посевам нужен дождь, но я скажу, к черту посевы, пусть едят пирожные. Мне нравится, когда сухо.

— Генри, — сказала Джейн, — я беспокоюсь.

Генри ужаснулся, что кто-то беспокоится в такой распрекрасный день. Он сел рядом с Джейн и взял ее за руки, весь — участие и забота. Дороти Дикс не могла бы быть такой чуткой. И даже «дорогая Эбби».

— Господи! — сказал он. — Что стряслось?

— Может, и ничего, но я бы хотела с тобой посоветоваться. Насчет Лайонела.

— Ты про ланч?

— Да.

Сегодня Генри все видел в розовом свете. Он согласился, что Лайонел вел себя предосудительно, но выразил уверенность, что все объясняется как-нибудь очень просто.

— Тарвин ведь у них главный?

— Да. Лайонел всего лишь младший партнер.

— И если бы Тарвин очень настаивал, Лайонел не мог бы ему отказать?

— Тогда почему он этого не сказал? У него было достаточно времени, чтобы объясниться, пока мы стояли в холле.

— Достаточно времени, по-твоему? По мне так это требовало более долгих объяснений. Я бы на его месте постарался сначала собраться с мыслями. Знаешь что, — внезапно сообразил Генри, — позвони ему и скажи, чтобы пригласил тебя на ланч. Спокойно все обсудите. Если выйдешь минут через двадцать, успеешь на поезд в одиннадцать пятнадцать.

Джейн захлестнула волна благодарности.

— Генри, ты ангел, — сказала она. — Прямо сейчас и позвоню.

Поездом в одиннадцать пятнадцать ехал Билл. Они встретились на платформе.

Пока они усаживались и поезд набирал скорость, Билл думал: вот она, живая иллюстрация того, что Провидение не оставляет добрые дела без награды. У него не было ни малейшего желания ехать в Лондон жарким и душным утром, обещавшим перейти в жаркий и душный день. Он поехал, чтобы сделать приятное Алджи, точно зная, что напрасно теряет время. Адвокат растолковал этот пункт завещания так, что понял бы и тупица, и бессмысленно ехать в Лондон, чтобы услышать все по второму разу. Билл предпринял утомительное путешествие ради проблеска радости на лице Алджи, и наверху должным образом оценили его самоотверженность. Вот он в уютном купе, на противоположном сиденье — Джейн, и впереди у них — по меньшей мере часть с четвертью. Когда надо вознаградить достойного, те, от кого это зависит, не скупятся.

Джейн тоже не обижалась на такой поворот судьбы. Если она и не ликовала, как Билл, то, всяком случае, радовалась попутчику и с удовольствием предвкушала долгую интересную беседу. С прошлых встреч у нее осталось самое приятное впечатление об этом милом молодом человеке. С ним было хорошо и легко. Удивительно, думала Джейн, что они с самого начала почувствовали родство душ, хотя вообще-то она всегда тяжело сходилась с незнакомыми. И странно, что ей так хочется больше про него узнать, так хочется рассказывать ему о себе. Молодые люди ее круга, дай им малейший повод, принимались излагать подробную историю своей жизни, так что первым порывом Джейн при встрече с представителями противоположного пола было ограничить их автобиографическое рвение. Однако поезд не проехал и полумили, как она попросила: «Расскажите мне…». В то же мгновение Билл сказал: «Алджи…», и наступила пауза.

— Простите, — сказал Билл. — Вы говорили…

— Нет, продолжайте. Что Алджи?

— Да собственно ничего. Я просто хотел сказать, что он объявился сегодня утром.

— Как, здесь?

— Приехал ко мне в гостиницу.

— И поселился там за ваш счет?

— Ну, наверное.

— Каркнул ворон!

— Простите?

— Домашняя шутка. Мой дядя убежден, что Алджи питают вОроны, как кого-то там в Ветхом Завете. Вы, я вижу, ворон с хорошим стажем.

— Не могу же я бросить его на произвол судьбы.

— А что? Ему бы это было только на пользу. Конечно, для Алджи единственное спасение — жениться. На славной девушке с независимым доходом и железной волей, которая ходила бы с палкой и заставляла его работать.

— Вроде леди Макбет?

— Леди Макбет пришлась бы в самый раз.

— Посоветую ему, когда вернусь. Вы что-то начали говорить?

— Когда?

— Перед тем, как речь зашла об Алджи, вы начали: «Расскажите мне…»

— Ах да. Я просто хотела попросить, чтобы вы рассказали о себе.

— Лучше вы о себе. Пока мне известно только, что вы — сестра Алджи.

— А больше и рассказывать почти нечего. Я — самая обыкновенная.

— Обыкновенная! — ужаснулся Билл, словно викарий, услышавший от мальчика-хориста непечатное словцо.

— Не знаю, как еще меня назвать. Я — просто одна из тех работающих девушек, которых, по словам моей приятельницы, хранят Небеса. Родилась в Лондоне, училась в Челтенхеме, работаю в еженедельной газете. В свободное время играю в гольф и в теннис, если могу себе позволить, и пытаюсь сподвигнуть Алджи на честный труд. А вы? Пока я знаю только, что вы прекрасно лазаете за кошками, но ведь это наверняка не все. Школа? Я знаю, что вы учились в школе, потому что вы были там вместе с Алджи. А потом? Оксфорд? Кембридж?

— Увы, ни то, ни другое. Мой дядя был против университетов. Сам в шестнадцать лет занялся бизнесом и считал все остальное пустой тратой времени.

— А почему это он решал?

— Он был моим опекуном. Родители умерли, когда мне было лет восемь.

— И он хотел, чтобы вы занялись бизнесом?

— Да. Экспортно-импортными операциями, если вам это что-нибудь говорит.

— Ничего.

— Мне тоже ничего не говорило, а узнавать больше я не хотел. Только, наверное, вам скучно про это слушать.

— Напротив, — сказала Джейн, сама удивляясь, насколько ей интересно. — Я ловлю каждое слово. Так что вы?

— Отказался.

— Здорово. Но ему это, наверное, не понравилось?

— Не очень.

— И он от вас отрекся?

— Вроде того.

— И вы убежали в море?

— Звучит банально, но именно так я и поступил.

— Простым матросом?

— Так высоко я не продвинулся. Работал на камбузе, помогал коку.

— А потом?

— Занимался чем придется.

— Чем именно?

— Ну, я много чего перепробовал. Лимоны собирал, например.

— Я так и знала! В первый миг, когда я вас увидела, я сказала себе: «Этот человек собирал лимоны». А где?

— В Чула-Виста, Калифорния.

— Там есть лимоны?

— Встречаются.

— И вы карабкались за ними на деревья? Тогда понятно, где вы так натренировались лазить за кошками. Вам нравилось?

— Не очень.

— Все равно, наверное, лучше, чем заниматься экспортно-импортными операциями.

— О да. Очень здоровая жизнь. Но я расстался с ней без сожаления.

— На что же вы ее променяли?

— На разные работы.

Джейн пришла в голову внезапная мысль.

— А вы никогда не рассказывали Алджи свою сагу?

— Было однажды.

— Он устыдился?

— Ничуть. Он сказал, что ему тошно при одной мысли о такой работе, и мой рассказ лишь укрепил его всегдашнюю убежденность, что мне не следовало давать волю.

— Кто-нибудь должен что-нибудь сделать с моим братом, — возмутилась Джейн. — Все эти ваши работы были в Калифорнии?

— Все, кроме последней. Я скопил на билет до Нью-Йорка и там мне наконец повезло. Человек, который руководил «Мулдуном» на Лонг-Айленде взял меня к себе в помощники.

— «Мулдун» — это что?

— Санаторий для усталых бизнесменов. Первый такой основал человек по фамилии Мулдун, теперь их в Америке множество. Простая жизнь, свежий воздух, занятия спортом. Моей обязанностью было боксировать с отдыхающими, ездить с ними на конные прогулки и все такое. Мне нравилось.

— Вы умеете боксировать?

— Немного. Вообще-то я считаю себя профессионалом, потому что выиграл двадцать пять долларов в поединке со сборщиком лимонов из конкурирующей фирмы в Чула-Виста. Эта деньги стали для меня трамплином. На них я купил билет до Нью-Йорка, где и попал в «Мулдун».