– Шеф, я уважаю ваше увлечение философией, но не надо ревновать.

– Что?!!

– Прошу прощения. Я сказал лишнее.

Командующий итальянской миссией в Киеве облокотился о стол и провел ладонями по лицу, приговаривая:

– Я спокоен. Я совершенно спокоен…

Вытащил из шкафа бутылку рома.

– Давай, Скорцени, выпьем.

– Шеф, вы что?!! Я первый раз на рабочем месте вижу у вас в руке стакан!

– Ничего. Вот и увидел. Всё в жизни когда-то случается в первый раз. – Налил ром. Два полных стакана. – Давай, Скорцени. За философию!

– Шеф, мне очень приятно… Но служба… Я на работе… Имею ли я право? У меня большая ответственность…

– С Дубиной пьёшь?

– Пью. Но это по служебной необходимости.

– Сейчас то же самое.

Выпили.

– А теперь скажи, ты меня уважаешь?

– Шеф, я вас уважаю и как командира и как человека.

– Я рад, Скорцени. Ты тоже неплохой парень. В твои годы я был в сравнении с тобой – дворовой бандюга. Да, таким я был… Скорцени, давай напишем письмо Ликвидатору.

– А куда мы его отправим? Адреса отправителя в компьютере нет. Функция заметания следа.

– Очень просто: [email protected].

– А почему ru?

– Да он же русский, неужели не понятно?

– Вы считаете? Я не уверен. Возможно, это серб. Или украинец. А может быть грек? Или киприот. Или белорус? Или еврей? Или молдаван?

– Во всяком случае, не цыган, и не негр. Отбросим политкорректность. Это раз. А во вторых, я не сомневаюсь, что Политбюро ядерную кнопку не доверит никому, кроме русского.

– А это почему же?

– Да потому, что работать так долго и не наделать глупостей может только русский. Генетическая устойчивость к внешним помехам. Столько лет прятаться от всех разведок мира может только человек без башни. У нормального она бы уже давно поехала. А когда её нет – нечему и ехать.

– А почему непьющий? – поинтересовался захмелевший Скорцени.

– Если пьющий, то тем более. Ты сам согласен с тезисом, что водка делу не помеха.

– Ой, шеф, я это просто так сказал!

– Но ты не ошибся. По крайней мере, в отношении русских и украинцев. Это всё одна братия. Только прикидываются москалями и хохлами. Это они так нас дезориентируют. Но я то знаю, что он нас просто дурачат.

– Зачем? – поинтересовался Скорцени.

– Исторически выработанное свойство национальной мимикрии. Морочат нам, европейцам, голову. А когда нужно, запрягают лошадей, и очень дружно тянут телегу в одну сторону. Израильтянам до них далеко. Да и арабам тоже. Ты должен знать – не хитёр тот, кого хитрым считают. Уяснил?

– Значит, хохлы прикидываются лохами?

– Ха, Скорцени, ты прогрессируешь. Конечно!!! Я живу здесь тридцать лет, а изучил эту братию, как домашнюю колоду карт. Достаточно этой темы, оставим славянский вопрос. Будем писать письмо?

– Шеф, я доверяю составление текста вам.

– Я его уже давно составил. Доживёшь до моих лет, поймёшь – всё надо делать заранее, иначе не успеешь на собственные похороны. И пускай эта ликвидаторская морда попробует ответить на мои вопросы! Пусть попытается дать комментарии к моему освещению теории дискретной длительности. Пусть даст своё объяснение понятию квантованности мышления!

– Шеф, вы всё же не забывайте, что философские диспуты в данный момент будут проходить под тиканье таймера Объекта.

– А мне плевать! Я из Киева никуда не уеду. И более того. Я прочитал его текст, его письмо, и понял – он тоже никуда не уедет. Ликвидатор понимает, что после взрыва Киева его жизнь потеряет смысл. Жить без смысла философ-боец не сможет. А он такой и есть. Я прочувствовал это сквозь текст.

– А бомба в Лондоне?

– Скорцени, ты заработался. Это же мы с тобой её и выдумали. Нет, заряд заложен только в Киеве. Это историческая родина всех русских. Им наплевать на Лондон, Вашингтон, Париж, Рим, Пекин. Те города – просто цели. А вот Киев… Киев это более чем город. Киев это уже не материя, это душа.

– Шеф, что-то вы совсем впали в лирику.

– Скорцени, это не лирика. Это объективная реальность воспринимаемая субъективно. А поскольку субъективность первична, а объективность вторична, то ты должен меня понять. А я понимаю Ликвидатора. – Налил ещё рома.

– Может быть, остановимся, шеф?

– Нет, мы сегодня выпьем. С Дубиной пьёшь?

– Пью.

– Поехали в «Экспресс».

– Шеф, там без Дубины опасно.

– Что?!! Ты хочешь сказать, что меня можно испугать? Ха! Полковник, ты что? Я же генетический бандит. Ты разве не заметил? Вся моя родня живёт на Сицилии. Да я плевал на погоны! Да мне никто никогда не укажет, что мне делать! Тебе понятно?

– Да, шеф. Я всё понял.

– Очень рад. Давай.

Выпили.

– Мы едем в «Экспресс». Я хочу посмотреть на этот явочный ресторан.

– Ну, я вас предупредил. А письмо, шеф?

– Я только что отправил на [email protected]. Куда ты смотришь?

Через десять минут два бронированных «Фиата» двинулись в сторону Подола. На лимузинах развивались маленькие флажки с текстом: «Контингент Италии в составе НАТО». Спустились по улице Смирнова-Ласточкина и вскоре подъехали к «пятаку», как его зовёт местный народ.

– Почему столько много бродяг? – спросил шеф.

– Это ещё мало. Бродяги – фирменный знак Подольского района. В Париже клошары, на Подоле – бродяги.

– В Риме бродяг нет.

– Есть. Они просто замаскировались под безработных, зарегистрировались на бирже труда. Получают пособие и бродят себе на эти деньги. Но, конечно, нашим бродягам гораздо легче найти выпить. Для местных, киевских, – это смысл существования.

– Неужели?

– Именно так.

– Хорошо, идём в «Экспресс». Охрану оставь у машин.

Зашли в «Экспресс», сели за столик и заказали водку. Итальянец с любопытством осматривал помещение и народ. Негромко сказал:

– Мне уже нравится эта воровская атмосфера. Я понимаю Дубину. Он, наверное, тоже генетический бандит.

– Он бывший полковник полиции.

– Да? Но бандиты и полиция всегда были и есть одного поля ягоды. Так что, как видишь, я угадал.

Принесли графин водки и две жареных курицы.

– О! Закуска по-итальянски, – сказал шеф и разлил водку. К столику подошел высокий худощавый мужчина с всклокоченной бородой и в тюбетейке. Представился:

– Аркадий. Можно просто Аркаша. Художник. Работаю с маслом тридцать лет. Мои натюрморты заполнили рынок США.

– А почему США? – поинтересовался шеф.

– Кхм… Там много лохов, врать не буду. А я шарю под Моне.

– А в Италию вы свои картины не отправляли? – поинтересовался предводитель итальянцев в Украине.

– Конечно, отправлял… На моих Моне стоит внизу мааленькая подпись: arcasha.

Скорцени поперхнулся.

– Что-что? Arcasha?

– Да, arcasha.

Скорцени посмотрел на начальника.

– Шеф, такую картину за пятнадцать тысяч евро мы зимой подарили английскому посольству. У них был юбилей. Вы помните?

– Конечно, помню. Там ещё груши на столе лежат, хлеба краюшка…

– И пустой треугольный стакан, – сказал Аркаша.

– Да, – удивлённо проговорил шеф. – И пустой треугольный стакан. Вы и в самом деле автор. Это надо же!

– Сколько, говорите, евро?

– Пятнадцать тысяч.

– Мда… Я получил пятьдесят.

– Выпьете с нами? – предложил шеф.

– Да, в общем-то, не откажусь, – ответил художник, присел за столик и бахнул сразу двести грамм. Закурил. Спросил:

– А вы, братья, откуда залетели на Подол?

– Да, собственно, из Рима, – ответил шеф. Скорцени молчал и осторожно оглядывался по сторонам.

– А, из Рима. Понятно. Как там Рим?

– Да пока ничего. Колизей стоит на месте.

– Был я у вас в молодости. Писал портрет одной дамы. Хороша дама, помню как сейчас. Жена одного вашего бандита. Он тогда работал премьер-министром. В то время у вас Красные бригады шорох наводили. Те ещё парни, почти как наши, подольские. – Задумчиво затянулся сигаретой.