– Здесь налево, – сказала она и, почувствовав, что он готов к более решительным действиям, взялась за ручку дверцы, хотя машина еще не совсем остановилась.

Но когда она нажала на ручку, та вдруг вырвалась из ладони, и дверь бесцеремонно дернули с наружной стороны, так что Клаудия чуть не вывалилась из машины.

– Что тут?… – начала она, но ее недоуменный окрик оборвался, ибо две сильные руки вытащили ее из машины и поставили на тротуар.

Она подняла глаза и встретилась с горящим взором основательно разгневанного мужчины.

– Клаудия! Где, черт возьми, вас носит?

С этими словами Мак слегка тряхнул ее за плечи. Но это не имело для нее никакого значения. Главное, что он понял свою ошибку и вернулся. Главное, что он ждал ее!

Сердце Клаудии забилось сильнее, в душе у нее все ликовало.

– Габриел? Какая неожиданность, – пробормотала она, пытаясь казаться спокойной и не выдать себя дрожью голоса. – А я думала, что мы уже все обсудили.

– В самом деле? В таком случае вы ошибались. Я уже несколько часов поджидаю вас здесь.

– Прямо на тротуаре? Только не говорите, что вы не могли справиться с замками. Или Кей Эберкромби вняла наконец вашим предостережениям и отказалась впустить вас в такое время суток?

– Ради бога, Клаудия, я так о вас беспокоился. Где вы были?

Беспокоился? Сердце ее сладко ёкнуло. Он беспокоился о ней!

– Была на вечеринке. После шоу. Ну, ток-шоу, помните, я вам говорила? Надеюсь, вы посмотрели его с удовольствием?

– Здесь, на улице, телевизора нет.

Мак казался таким сердитым, морщины глубоко прорезали щеки, брови насуплены. Уж не ревнует ли он? Если бы ее сопровождал кто-нибудь посолиднее, она только порадовалась бы его реакции, но ревность к этому щенку?.. Да нет, она вовсе не хочет, чтобы Габриел ревновал, он должен узнать, что она любит его! Только как сказать ему об этом? Ведь ей еще никогда никому не приходилось объясняться в любви.

– Джеймс был так любезен, что подвез меня.

Она кивнула на молодого человека, который, надеясь проводить ее до самой квартиры, выбрался из машины и подошел к Клаудии.

– Послушайте, – заговорил он, обращаясь к Габриелу, – вы не должны так…

– Я должен и буду, – резко прервал его Габриел. – С вашей стороны, Джеймс, было очень любезно, что вы подвезли мисс Бьюмонт, но больше мы вас не задерживаем, – сказал он без особых церемоний и, взяв Клаудию под руку, повлек ее к подъезду.

– Меня зовут не Джеймс, – обиженно прозвучало у них за спиной. – Меня зовут Найджел. Найджел Томас.

Мак оглянулся на него, будто желая убедиться, что за спиной у него не сумасшедший, и, не останавливаясь, бросил:

– Спокойной ночи, Найджел Томас.

Когда они дошли до дверей, он обратился к Клаудии.

– Итак, скажите мне, кто такой Дэвид Харт?

– Дэвид?

Он ревнует. Клаудия, не смея поднять на него глаз, желая тщательно скрыть приступ радостного возбуждения, дрожащими руками искала в сумочке ключи.

– Да, Дэвид, – сказал он, забирая у нее ключи и отпирая дверь. – Он что, ваш пресс-атташе? Или просто любезный дружок?

Ей не понравилось, как он сказал «любезный дружок». Ей это показалось весьма неприятным. Она пережила долгий и трудный, если не сказать мучительный, день, и вот, стоило появиться хоть чему-то, что порадовало ее, как тотчас набегают новые тучи, и ей даже показалось, что они гораздо мрачнее прежних.

– Я думала, вы уже составили свое мнение на этот счет.

Но его не интересовало, что она думала.

– Отвечайте, Клаудия. Я что, просто одураченный идиот, или у меня действительно есть основания беспокоиться о вас?

Вдруг его непонятный гнев показался ей фактом гораздо более существенным, чем то, что он стоит на ступенях ее дома в три часа утра, утверждая, что делает это, потому что беспокоится за нее. И она поняла, что он злится не потому, что она приехала домой поздно и с другим мужчиной. Он злится только на нее. Злится по прежним причинам.

Да, плохие предчувствия подтверждаются. А она-то, дура, обрадовалась его появлению, его словам о том, что он ждал ее, беспокоился; она даже подумала, что он осознал свою ошибку и будет просить у нее прощения. Куда там!

В конце концов, никакие подметные письма не способны огорчить и обидеть человека сильнее, чем брошенное ему в лицо обвинение во лжи.

– Можете не беспокоиться обо мне, Габриел. Я способна сама о себе позаботиться, – спокойно проговорила она. – И поскольку это был очень долгий день, вы должны понимать, что я не горю желанием торчать на ступеньках парадного, играя с вами в ваши глупые игры.

– Мои игры? Мои игры! Да это вы играете в игры, Клаудия, и, поскольку вы не слишком устали для того, чтобы, несмотря на участие в ночном шоу, ходить по вечеринкам, думаю, вы сможете уделить мне пару минут и сказать точно, что происходит. – Он указал взглядом на красное платье-футляр, которое было на ней, и губы его скривились в неодобрительной улыбке. – Начните с того, что случилось с вашим новым платьем, которое вы так рвались купить утром. Где оно? Или вся эта затея с дамскими салонами была лишь прологом к спектаклю, который разыгрался в ресторане, куда вы затащили меня, чтобы нанести coup de grace?[13] – Он не сводил с нее пристального взгляда. – Ладно, теперь о деле. Я просматривал видеоматериалы и вдруг обнаружил… Господи, какой я идиот! Почему я раньше не обратил на него внимания? На того малого, что сидел в фургоне и следил за вашей квартирой. Вы действуете на людей как соблазнительная приманка на голодных щук, вот я и заглотил эту приманку. Не видел никого, кроме вас. Почему?

Теперь он смотрел на нее так мрачно, что по спине у нее побежали мурашки.

– Вряд ли я смогу ответить на ваш вопрос, Габриел. Он сердитым движением руки отверг ее ответ.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Почему вы так со мной поступаете? Не кажется ли вам, что я уже достаточно сделал для вашей рекламной кампании?

Клаудия отвернулась. От его слов сердце ее болезненно сжалось, она ощутила реальную физическую боль в груди, так горестно подтвердившую ее правоту. Не желая больше слушать его, она двинулась к дверям, но он, выставив руку, перекрыл ей путь.

Клаудия, чьи надежды были так грубо оборваны в кратчайшие мгновения, чувствовала, что сердце ее разбилось, будто оно сделано из стекла. Она не понимала, о чем он говорит, одно было ясно как день – она опять ошиблась. Он пришел не повиниться, не попросить прощения за то, что так грубо обвинил ее в фальши и лжи. Нет! Он не поленился дождаться ее, потому что хотел получить какие-то свои ответы. Кучу проклятых ответов. Хорошо, но у нее нет для него никаких ответов, и она ничего не знает ни о каком человеке в фургоне, а знает только одно – ей надо побыстрее отделаться от Габриела Макинтайра.

Это нетрудно.

– Почему я так поступаю с вами? Да потому, что вы для нашего рекламного дела просто находка, Габриел. – Клаудия столь сильно страдала, что ей просто необходимо было нанести ответный удар, поэтому она внесла в свой хрипловатый голос нотку глубокой сердечности, особенно когда произносила его имя, ибо в глубине души знала, что это его заденет больнее всего. – Вы прекрасно реагируете на малейшую тень, показавшуюся вам опасной. – Она сказала это так, будто не знала, что именно заставило его рвануться ей на помощь в том же пресловутом ресторане. – Укажи вам только след, и вы как ищейка помчитесь по запаху. Но я сумею отозвать вас назад. Стоит только сделать так, – подняв руку, она щелкнула пальцами, – и вы тотчас вернетесь. Не правда ли, я даровитая актриса? – Она подняла глаза и, глядя ему в лицо, тихо договорила: – Жаль только, что никто вокруг не видит нашего представления.

Опустив руку, которой перекрывал путь, Мак вложил в ее ладонь ключи. Затем, посмотрев на нее долгим взглядом, он повернулся и пошел через дорогу к своему «лендкрузеру».

Мак ударил кулаком по капоту. Дать себя так одурачить! Еще раз! Да что это за женщина? Она вьет из него веревки, сводит с ума. Ведь он был прав, с самого начала прав, что не хотел ей верить. Но все-таки ей удалось его облапошить.