А что сделал он? Да просто вытолкал ее за борт. Она не заслуживала особых его симпатий, потому что отношения, возникшие между ней и Тони, вызывали у него крайнее раздражение. Чертов мужик! Когда же наконец он повзрослеет и поймет, как повезло ему в жизни?

Самолет приземлился и несколько минут спустя уже выруливал к площадке перед ангаром, следуя за джипом, который привез Клаудию и остальную группу с дальней стороны поля.

Нагнувшись, Мак выбрался наружу, не забыв поместить вес своего тела сначала на правую ногу, и вскоре увидел Клаудию. Уже без шлема и защитных очков, с волосами, струящимися вдоль лица, она, несмотря на легкую припухлость ушибленных губ и синяк под левым глазом, выглядела невероятно красивой, а на заигрывания молодых людей из съемочной группы отвечала легкой улыбкой недоступности.

Она обернулась, увидела его, и улыбка ее исчезла, сменившись суровой хмуростью. Он направился к ней, чтобы помочь спуститься с площадки джипа. После секундного колебания она положила руки ему на плечи, а он взял ее за талию. Перехватив поудобнее, он поднял ее, белокурые волосы свесились вперед, повеяв на него каким-то слабым экзотическим ароматом, который смешивался с обычным запахом чистого свежего воздуха и травы, зазеленившей в нескольких местах ее комбинезон. Для женщины она была высока, но показалась ему очень легкой, когда на какое-то мгновение зависла над ним. Ему даже захотелось еще подержать ее вместо того, чтобы немедленно поставить на землю. А когда он все-таки опустил ее, руки его остались у нее на талии.

Она не двигалась, оставаясь в кругу его рук совершенно неподвижной, но мрачная суровость все еще морщила ее открытый лоб.

И тогда, недолго думая, Габриел Макинтайр наклонился и поцеловал ее. Рот Клаудии, как он и ожидал, оказался медовой сладости и такой обольстительный, что в этот миг он совершенно неожиданно почувствовал, что все в мире устроено правильно.

А что сделала Клаудия Бьюмонт? Она отступила назад, подняла руку и закатила ему пощечину.

С минуту никто не двигался. Затем один из операторов усмехнулся и сказал ему;

– Не огорчайся, приятель, из мужской солидарности мы вырежем этот кусочек.

Васильково-синие глаза Габриела Макинтайра потемнели. Будто тень от тучи скрыла солнечный свет, и Клаудия, чье сердце резко выбросило порцию адреналина и ускорило бег крови по жилам, смотрела на него и радовалась. Обычно мужчины целовали Клаудию только с ее на то согласия, а мистер Макинтайр не изволил спросить разрешения. После этого он просто перестал для нее существовать, она его больше не замечала.

Ей никогда не забыть тех бесконечных секунд кошмарного падения, когда она распрощалась с жизнью, успев только подумать, что никогда не увидит ребенка своей сестры Физз, которого та ожидает, никогда не родит своего собственного бэби.

Внезапный щелчок открывающегося парашюта настолько потряс ее, что она забыла все, чему ее учил Тони, и плюхнулась на землю как самая настоящая тупица. Вместо того чтобы сгруппироваться, она падала как придется, беспорядочно, и вот результат – колено подвернулось, обо что-то твердое разбились губы, от травы на щеке осталась ссадина. А все потому, что этот чертов Габриел Макинтайр решил, явно не из добрых побуждений, в последний момент заменить ее парашют.

И вдобавок ко всему он еще надеется подобрать то, что бросил его драгоценный партнер. Ну, теперь он понял, что почем.

Тут поднялся шум и гвалт, кто-то открыл бутылку шампанского, и она отвернулась, взяв стакан и играя на камеру. Ее окружили приятели-парашютисты, наперебой поздравляя с успешным прыжком, и этим джентльменам она охотно подставляла щеку, однако, если бы ее рот не был разбит, она бы уж насыпала соли на раны Мака, предложив друзьям и губы. Она осторожно отхлебывала шампанское, щиплющее ссадины на губах, хотя с большим удовольствием выпила бы сейчас чашку крепкого, приводящего в чувство чая.

– Где Мак? – спросил Барти, выглядывая из трейлера. – Кто-нибудь включит и его, в конце концов, в кадр?

Клаудия обернулась и, взглянув на Мака, небрежно показала ему глазами, что он может приблизиться. Но он остался стоять у джипа. Просто продолжал стоять там, где она его оставила, очень спокойный, очень собранный, с вниманием, целиком сфокусированным на ней. Отпечаток ее руки исчез у него с лица, будто его сдуло ветром, кожа на открытом воздухе оправилась быстрее, чем он заслужил, но он не сделал ни малейшей попытки присоединиться к компании.

Клаудия растерянно моргнула. Что-то неопределенное было в этом мужчине. Какая-то отрешенность. Правда, целовал он ее без всякой отрешенности. Да, поцелуй был вполне реален, как и его взгляд, который на какой-то момент задержал ее внимание, и только потом, будто опомнившись, она отвернулась, передавая стакан одному из своих юных воздыхателей, отзывающихся на каждое ее движение.

– С меня достаточно, Барти, – сказала она. – Я возвращаюсь в Лондон.

Она взглянула на свою несчастную побитую машину.

– Ты подвезешь меня?

– Если поторопишься. – Определенная натянутость выдавала его раздражение, вызванное тем, что она своим опозданием сильно растянула короткую съемку. – Я не намерен торчать здесь весь день.

– Я тоже не намерена, – пробормотала Клаудия себе под нос. – Чем раньше я выкачусь отсюда, тем лучше.

Быстро повернувшись в сторону ангара и потревожив резким движением ушибленное левое колено, она пошатнулась, и, хотя Мак был в нескольких ярдах, он первым успел подхватить ее.

– Вы, кажется, здорово ударились, приземляясь, – проговорил он с ничего не выражающим лицом.

Ну как признаешься, если это наверняка доставит мистеру удовольствие? Хотя скорее всего ему вообще наплевать.

– Очень болит? – спросил он, кивком указав на ее колено.

Клаудия решила не давать ему повода для радости.

– Мое колено, к вашему сведению, болит как черт знает что, но это означает, что я жива, и, заверяю вас, второй раз колотить по нему не требуется. Так что не беспокойтесь.

Ей показалось, что по лицу его промелькнула тень улыбки, говорящая о том, что он оценил ее способность шутить в подобной ситуации, но точной уверенности у нее не было. Синеглазый не принадлежал к тем мужчинам, которые легко поддаются на провокации. И все-таки странно, ведь что-то же спровоцировало его на неожиданный поцелуй.

– Я тоже уверен, что в том нет необходимости, мисс Бьюмонт. Мне точно известно, каковы эти ощущения. Но если через какое-то время вам все же захочется повторить эксперимент, просто дайте мне знать.

Клаудии пришлось сделать значительное усилие, чтобы сдержаться и не отвесить ему еще одну оплеуху. Вместо этого она сказала:

– Если через какое-то время мне захочется повторить эксперимент, мистер Макинтайр, я лягу в темной комнате и буду лежать до тех пор, пока не приду в себя.

– Жаль, что прыжок не доставил вам никакого удовольствия. Это я виноват.

– Вы? Странно слышать от вас такие вещи, а я-то полагала, что вам доставило бы громадное удовольствие выкинуть меня из самолета без парашюта.

Она откинула голову и внимательно посмотрела на него. Он не стал убеждать ее в обратном, просто стоял и смотрел, и заговорил только после того, как она пожала плечами и с презрением отвернулась.

– Вы должны были расслабиться, мисс Бьюмонт, расслабиться и свободно падать. Парашютирование более чем что-либо другое дает ощущение полета.

– Когда я захочу полетать, мистер Макинтайр, я проконсультируюсь с Питером Пэном.

– Будете летать на привязи?

– На очень крепкой привязи. – Не отводя от него глаз, она решила бросить ему вызов: – Скажите, если парашютирование столь прекрасно, то почему вы сами предпочли не покидать самолета? Так безопаснее?

Рот его зловеще поджался, но Клаудия, довольная собой, и не ждала от него ответа.

– И вот еще, Мак, что хотелось бы мне знать. Почему в самом деле вы заменили мне парашют? Просто хотели запугать меня?