Глеб посмотрел на сотовый телефон.
«В любой момент он может зазвонить. И что тогда делать? Отвечать или нет? Допустим, я сымитирую, что телефон неисправен, будто звонивший соединился с другим номером, или просто аппарат барахлит. Но это может проскочить один или два раза, долго не протянешь. Да и с трупами надо что-то делать. Сообщать Потапчуку пока не стоит, это я всегда успею».
По отсутствию документов Глеб понял, что мужчины, поджидавшие Эмму Савину, не из милиции и не из ФСБ, хотя, возможно, раньше нам и служили. Парни крепкие, обученные, умеющие за себя постоять.
«Если бы нарвались не на меня, исход борьбы был бы в их пользу. Но им не повезло, зато повезло мне, – Глеб грустно улыбнулся. – Хотя какое уж тут везение – два трупа? И не известно, появится ли здесь Савина и где она сейчас. Но эта квартира – единственная зацепка».
По сему видно, что хозяйка была тут совсем недавно, живет в квартире постоянно. Документы, вещи, невымытая посуда, оставленная, скорее всего, с утра. По остаткам еды Глеб определил, это был завтрак. Да и дорогие украшения на месте. Такие украшения, уезжая, как правило, берут с собой.
Внутренняя дверь оставалась открытой, Глеб сидел в кресле, на полу лежали два трупа. Свет был погашен. Сиверов дремал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Он слышал, как в квартире этажом выше ходит мужчина. То, что это мужчина, Глеб сначала предположил, а затем и убедился, когда услышал надсадный кашель. Так кашляют по утрам заядлые курильщики, у которых хронический бронхит – обычное явление.
Зашумел лифт.
«Кто-то поднимается, но входная дверь не хлопала».
Глеб напрягся, прислушиваясь к шуму двигателя. Лифт остановился на том же этаже, где располагалась квартира Савиной, негромко загремела дверь. Человек на площадке мешкал.
«Один, или их несколько?»
Сиверов бросился к двери и припал к глазку, благо в квартире было темно. На площадке – Глеб мгновенно узнал ее – стояла Эмма Савина. Она была чем-то напугана, причем очень сильно. Скорее всего, этот страх был вызван чем-то произошедшим раньше, глаза женщины покраснели от слез.
Она держала в руке ключ, словно раздумывая, открыть дверь самой или позвонить. Затем ее рука медленно потянулась к замочной скважине.
Сиверов отступил в сторону. Дверь открылась, и Эмма осторожно зашла. Глеб шагнул на свет и абсолютно спокойно произнес:
– Заходи, я пришел защитить тебя. И закрой дверь.
Савина вздрогнула, но послушно исполнила то, о чем просил незнакомый мужчина.
– Кто вы? – сразу вырвалось у нее, когда захлопнулась дверь.
– Сейчас я не могу сказать, – голос Сиверова звучал успокаивающе.
– Вы от.., вы с ними?
– С кем? – переспросил Сиверов.
– Не знаю, но я видела, они…
– Вот, кого видела, тот и должен тебе ответить.
Ты знаешь, у кого спросить.
– Но мне же Григорий Германович велел… А почему вы свет не зажигаете? – Эмма схватила Сиверова за куртку и начала трясти.
– Тише, не шуми, – Глеб приложил палец к губам женщины, и она тут же затихла.
Сиверов мало напоминал тех амбалов, которых Эмме приходилось видеть в окружении Бутакова, поэтому она никак не могла понять, что происходит. Эмма попыталась заглянуть в комнату, но, во-первых, там было темно, а во-вторых, Сиверов прикрыл дверь, оставив лишь узкую щелку.
– Что случилось? Кто вы?
– А кто такой Григорий Германович? – вопросом на вопрос ответил Сиверов.
– Как?! – воскликнула Эмма и тут же осеклась, с подозрением глядя на Сиверова, пальцы ее разжались, руки безвольно опустились.
– Проходи. Только не кричи, – Глеб решил нанести психологический удар.
Он пропустил Эмму в комнату и резко включил свет. Савина хоть и обещала молчаливым кивком, что не будет кричать, тут же вскрикнула, увидев два трупа в своей квартире. И если бы Глеб не поддержал ее за локоть, она бы непременно упала. Сиверов усадил ее в кресло.
Зубы Эммы выбивали частую дробь. Испуганная женщина при всем желании не могла сказать ни слова и лишь с мольбой смотрела на Сиверова, не в силах понять, что произошло.
– Ты их знаешь?
Эмма, собравшись с силами, кивнула.
– Ты не хотела приходить сюда? Боялась с ними встретиться?
Вновь кивок.
– Чьи это люди?
Савина мелко затряслась, вжалась в кресло, словно ответ на этот вопрос таил в себе смертельную угрозу. Но Эмма уже поняла, что приговор ей вынесен, и, возможно, этот незнакомый мужчина спас ей сейчас жизнь. Не известно, правда, надолго ли, но пока она жива.
– Это люди полковника Бутакова, – немного успокоившись сказала Эмма, – Шафранский и Белов.
– Пошли на кухню. Мне самому смотреть на них тошно, – Сиверов помог ей подняться, отвел на кухню и плотно прикрыл дверь. Затем налил стакан холодной воды и протянул Савиной. – Пей хоть немного успокоишься.
Теперь зубы Эммы стучали уже о край толстого стакана, Сиверов даже испугался, не откусит ли она кусок стекла. Вода бежала по подбородку на блузку.
Наконец, отпив половину, Эмма поставила стакан на стол и с ужасом посмотрела на Сиверова.
– Это вы.., их…
– Я не хотел их убивать, это они собирались убить меня, вернее, тебя. Но я случайно пришел чуть раньше, на каких-то полчаса.
– Кто вы?
– Какая разница? – усмехнулся Сиверов. – Главное, я успел прийти вовремя.
– Вам от меня что-то надо?
– Я еле нашел тебя. Вот по этому снимку, – и Сиверов в несчетный раз за последние два бессонных дня достал из кармана фотографию, которая уже успела помяться.
Эмма взяла снимок дрожащими пальцами, поднесла к глазам, словно страдала близорукостью. Черный маркер, которым было зарисовано лицо полковника Самохвалова, напомнил ей траурную рамку.
– Зачем вы мне это показываете?
– Это ты?
– Я.
– А кто с тобой, знаешь?
– Зачем вы пришли? – вместо ответа спросила Савина.
– Я пока не решил. Вижу тебя и этих двоих впервые. Ладно, можешь не сообщать, кто с тобой на фотографии, я и так знаю, кто он.
– Ну, и кто? – Эмма уже немного осмелела и говорила более уверенно.
– Он мертв.
Губы у Эммы задрожали.
– Вы врете.
– Я бы мог показать и другие фотографии, на которых полковник Самохвалов запечатлен с простреленной головой у себя на даче, а перед ним на столе три фотографии. Эта – одна из них.
– А я тут при чем? Я спала с разными мужчинами. А то, что нас фотографировали, откуда мне было знать?
– Перестань, ты прекрасно знала, что тебя фотографируют.
– Почему вы так решили?
– Во-первых, по снимкам сразу видно, что ты прячешь свое лицо. Но, как оказалось, делала ты это не всегда удачно. А партнера разворачиваешь так, чтобы он был лицом к камере. Да и электрик в гостинице «Заря» опознал тебя по снимкам. Кстати, он тоже мертв.
Сиверов мог бы сказать: «Эмма, не запирайся, они хотели убить тебя», но сознательно не делал этого. Савина должна была сама прийти к этой мысли, поняв, прочувствовав свое сегодняшнее положение.
– Я был в гостинице, говорил с электриком. А потом оказалось, что его ночью убили, как убили и Самохвалова. Интересная история получается.
– Они хотели убить и меня?
– Ты сама это сказала.
Эмма опустила голову, избегая смотреть в глаза Глебу.
– Вы все испортили, – внезапно сказала она, так и не поднимая головы. – Я собиралась уехать, спрятаться. А теперь что мне делать, когда они оба мертвы?
– Зато ты жива. Ты бы не сделала и двух шагов по квартире. Почему ты не пришла раньше? Подозревала, тебе угрожали?
– Мне страшно, – вздохнула Савина.
– Где твоя дочь?
– Не скажу.
– Значит, с ней все в порядке. Я боялся, что ее похитят.
Эмма расплакалась.
– Бутаков обещал дать денег. Я думаю, ему было бы на руку, если бы я убралась из Москвы к чертовой матери.
– И куда же ты собиралась уехать?
– Не знаю. Бутаков раньше говорил, что сам найдет место, где я буду в безопасности.
– От кого? – спросил Глеб.