О том, что у генерала нет никакой сестры, он знал прекрасно. Водители все знают о своих начальниках, знают даже то, о чем начальники и сами не догадываются.

Климов решил принять меры предосторожности, во двор не заезжал, попросил остановиться у троллейбусной остановки. Выбрался, взял цветы, поднял ворот пальто, даже немного втянул голову в плечи и, чувствуя себя неловко, с огромным букетом и пакетом, в котором позвякивали две бутылки шампанского и из которого, не умещаясь, выглядывала огромная, как раскрытая шахматная доска, коробка конфет, заспешил во двор, перепрыгивая через лужи.

С облегчением генерал вздохнул только в подъезде, когда вдавил кнопку лифта.

"Двенадцатый этаж… Только бы не ошибиться!

А то, как дурак, с цветами.., в чужую квартиру".

Лифт быстро поднялся на нужный этаж, и створки дверей разошлись. Климов, борясь с собственными сомнениями, сделал шаг вперед.

«Как десантник, выпрыгивающий из раскрытого вертолетного люка на вражескую территорию», – подумал он.

– Мне нужна только победа, – уже вслух подбодрил себя генерал, словно готовился к трудному бою.

Дверь квартиры открылась, Климов даже не успел нажать на кнопку.

– Я тебя в окно увидела, заходи.

Генерал переступил порог, замок щелкнул, отрезав путь к отступлению.

– Это мне?

– Конечно, – на этот раз Андрей Борисович позволил себе поцеловать Эмму в щеку.

Зашелестел целлофан.

– Такой большой, как актрисе какой-нибудь!

– Ты любой актрисы красивее, – нашел в себе силы на комплимент смущенный мужчина.

– Проходи, проходи, раздевайся.

Генерал разделся, разулся, – все-таки, квартира чужая, кругом ковры. Дома жена всегда заставляла его разуваться. В носках генерал чувствовал себя неловко.

– Можешь взять тапки, – пришла на помощь Эмма. Сама она была на высоких каблуках и в свитере, который служил ей сейчас платьем.

Она поставила букет в вазу. На столе уже стояла бутылка коньяка.

– Нет, давай начнем с шампанского, крепкого пока не хочется.

– Давай, – согласилась Эмма, меняя рюмки па фужеры, – но твое «пока» звучит многообещающе.

Генерал достал из пакета шампанское и конфеты.

– Открывай, только разверни в сторону, – я боюсь, когда оно стреляет. А ты, как генерал, наверное, привык к выстрелам.

– Да уж, привык, – Климов не очень умело открыл бутылку, его руки чаще имели дело с винтовыми водочными пробками.

Хлопок – и пена хлынула на стол. Генерал смутился.

– Ничего страшного, – Эмма взяла несколько салфеток, промокнула ими стол и, скомкав, бросила в пепельницу.

И Климов, и Савина в чужой квартире не курили. Эмма не чувствовала себя смущенно, хотя разыгрывала смущение умело. Ее рука и рука генерала соприкоснулись словно бы случайно. Генерал сжал тонкие пальцы женщины в своих сильных ладонях, Эмма вздрогнула и прикрыла глаза. Климов сделал неловкое движение, привлекая ее к себе.

Она подалась, их губы встретились.

– Мы о шампанском забыли, – выдохнула Савина.

Поцелуй генерала был неумелым, но долгим. Этот мужчина Эмме нравился и, возможно, своей неловкостью, застенчивостью напоминал ей подростка, который знает об отношениях с женщинами лишь по рассказам дворовых друзей, но старательно делает вид, что это ему не впервой. Эмму забавляло поведение генерала. После поцелуя он жадно выпил шампанского, словно в бокале была вода из-под крана. Эмма лишь пригубила.

Климов тяжело дышал. Затем не выдержал и признался:

– Знаешь, я жене никогда…

– Не надо, – оборвала его Эмма, – знаю, вижу, чувствую, понимаю.

– – Ну, спасибо тебе.

– Еще шампанского?

– Да, – генерал выпил еще шампанского, оставаясь при этом абсолютно трезвым.

Эмма наблюдала за ним, как врач наблюдает за пациентом, принимающим лекарство.

– Наверное, тебе, Андрей, стоит выпить еще один бокал.

– Да, – кивнул генерал и тут же спросил:

– Зачем?

– Чтобы расслабился, ты какой-то скованный, напряженный. Выпей, выпей, – она наполнила бокал до краев, даже пена хлынула через верх.

Климов выпил и тут же посмотрел на свою липкую от шампанского руку. Эмма взяла салфетку, вытерла генералу руку, затем положила ее себе на колено. Климов стал будто гуттаперчевым, делай с ним что хочешь: можно уложить прямо здесь, на ковре, можно затащить в ванную, можно предложить заняться сексом на столе – он на все согласится.

Эмма опустила взгляд – застежка брюк у генерала оттопырилась.

– Ну, что, пойдем? Мы же взрослые люди, что мы играем, как подростки, как два школьника?

– Да-да, пойдем, – прерывистым, отнюдь не командным голосом прошептал генерал.

Савина взяла его за руку и повела в спальню.

Заходя в комнату, Эмма включила свет, генерал на это никак не прореагировал. Завидев огромную кровать, он чуть не лишился чувств, даже качнулся, отшатываясь к двери.

– Чего испугался? Не бойся, это совсем не страшно. Я же не оперировать тебя буду, – и Эмма ловко пробежала по пуговицам рубашки, сразу же все их расстегнув, причем так быстро, что Климов даже не успел перевести дыхание. Следом был расстегнут и брючный ремень.

Генерал стоял, поддерживая штаны, готовые упасть на пол. Он был смущен, что-то ему мешало, хотя Климов и сам не понимал, что. Эмма подошла, включила музыку, густую, сладкую, с обилием всхлипов и басовых звуков, которые пробирали до самого нутра. У генерала мурашки пробежали по коже, словно лезвие ножа, холодное и острое, прикасалось к телу.

– Ну, что ты стоишь? – Эмма через голову стащила свитер. – Раздевайся, я мерзну.

– Сейчас…

Климов даже зажмурился. Он и раньше понимал, что эта женщина хороша собой, но не представлял, что настолько. Ее тело было практически лишено изъянов, разве что чуть тяжеловатой казалась грудь. Но в этом имелось свое очарование, так и тянуло к ней прикоснуться руками, поцеловать, припасть. Что генерал и сделал, Эмма исподволь увлекала его на огромную кровать. Климов хотел было сбросить покрывало.

– Потом, потом… – страстно прошептала Эмма. – Оно шелковое, холодит, сейчас станет жарко, не надо… Оно скользкое и приятное.

– Это ты скользкая и приятная, – у генерала перехватило дыхание, теперь он уже был напряжен.

– Не спеши, расслабься. Иди сюда, иди.., здесь никого нет, никто не придет.

Музыка звучала волнующе, но Климов ее уже не слышал. Он вообще ничего не слышал, а видел перед собой лишь загорелое тело, мягкое, податливое и в то же время сильное и упругое. У генерала даже пот выступил на лбу. Поцелуй следовал за поцелуем, руки Климова блуждали по телу женщины. Эмма томно вздыхала, постанывала.

– Ложись сюда, ложись, так удобнее. Я сейчас сделаю музыку чуть громче, – она потянулась к пульту, но генерал остановил ее:

– Не надо, и так хорошо, – он перехватил ее руку и по-спортивному, словно борец на татами, опрокинул Эмму и оказался сверху.

Эмма до пульта так и не дотянулась. Она изгибалась, стонала.

«Вот же черт, надо снимки сделать, время-то идет!»

– Погоди, погоди, давай я сверху… – она забралась на генерала.

– Тебе так больше нравится?

– Да-да…

На этот раз он не сопротивлялся. Эмма взяла в потную руку пульт и, не выпуская его из пальцев, продолжила заниматься любовью.

– А теперь наоборот, – попросила она, соскальзывая с Климова и не забывая при этом нажать кнопку.

Поначалу Эмма считала, сколько раз ее влажный палец нажимал кнопку, но после тридцати сбилась, бросила пульт на подушку, рука генерала несколько раз прикоснулась к нему, затем пульт оказался под плечом Климова. Мужчина и женщина, поглощенные страстью, извивались, меняясь местами, и в конце концов пульт вообще куда-то исчез: сколько Савина не искала его глазами, так и не смогла найти.

Эмме даже не пришлось имитировать оргазмы, которые следовали один за другим, накатываясь волнами, ее словно бы возносило, она парила в облаках, затем падала вниз, уже забыв о том, ради чего оказалась в одной постели с Климовым.