Он оделся и, распахнув шкаф, стал собираться в дорогу. Две смены белья, запасные джинсы, пара свитеров… что еще? Ах, да, носки! И что-нибудь почитать в поезде, иначе можно просто свихнуться. Деньги. Карманный нож — как же без него в дороге! Блок сигарет, про который он совершенно забыл во время запоя, зажигалка…

На лестничной площадке открылись и с лязгом закрылись двери лифта, но он не обратил на это внимания, занятый сборами. Впереди ждала новая жизнь, совершенно непохожая на прежнюю, и он мог думать только о ней. Его уже почти не было здесь, и потому звонок в дверь застал его врасплох, как гром с ясного неба.

Он замер, мгновенно облившись ледяным потом, весь превратившись в слух, и уставился на дверь. Дверь была как дверь — гладкая пластина, покрытая пластиком «под дуб», с блестящим латунным колечком глазка и черной пластмассовой ручкой, — но сейчас она казалась Мухе воплощением возмездия.

Он с трудом перевел дух и подумал, как это, в сущности, глупо пугаться каждого шороха, каждого звонка в дверь. Это мог быть кто-то из соседей или товарищей по работе, или даже контролер из Мосэнерго… запросто и даже скорее всего, В таком случае нужно только посидеть тихо несколько минут — непрошенный визитер потопчется под дверью и уйдет, дав ему время на то, чтобы унести ноги.

Он начал было успокаиваться, но тут в дверь забарабанили кулаком, так что по всему подъезду покатилось гулкое эхо, и властный, не терпящий возражений голос произнес:

— Откройте, милиция! Открывайте, или мы сломаем дверь!

Муха метнулся к окну, не вполне соображая, что делает, но остановился: это было бесполезно. Если бы у него хватило ума скрыться сразу после убийства, все еще как-то могло обойтись, но теперь, когда милиция взяла его след, убежать не удастся. Они перекроют вокзалы и дороги, и далеко не уйдешь. Муха понял, что все пропало, и медленно, как во сне, двинулся к двери, продолжавшей сотрясаться под ударами чьего-то тяжелого кулака. По дороге ему пришла в голову дикая мысль: а что, если прорваться, опрокинув тех, кто стоит на площадке?

Он подошел к двери и зачем-то посмотрел в глазок, не увидев ничего, кроме непроглядной черноты. Глазок чем-то закрыли. Муха понятия не имел, как действует милиция в подобных случаях, и решил, что это, должно быть, в порядке вещей. Почему бы и нет? Откровенно говоря, соображал он в данный момент из рук вон плохо и совсем не удивился бы, увидев в глазок огнедышащего дракона или роту десантников в парадной форме.

Он заставил себя собраться с мыслями и отпер замок. Рука двигалась нехотя, через силу, словно была несогласна с принятым хозяином решением. Муха повернул ручку и распахнул дверь, приложив все усилия к тому, чтобы выглядеть спокойным.

Никакой группы захвата за дверью не было. Там стоял один-единственный мужчина в штатском — правда, очень крупный и сильный, как бык. Кожаная куртка — размер пятьдесят четвертый, на глаз прикинул Муха, — плотно обтягивала его каменные плечи, а из-под низко надвинутой кепки насмешливо, как показалось Мухе, смотрели недобрые черные глаза. В зубах у незнакомца дымилась сигарета, а в правой руке был небрежно зажат пистолет Макарова, словно невзначай направленный Мухе в живот.

Левой рукой незнакомец полез за пазуху, вынул оттуда какую-то книжечку с тисненым золотом двуглавым орлом и помахал ей в воздухе, как фокусник, демонстрирующий публике пикового туза, который вот-вот превратится в бубновую девятку.

— Капитан Нагаев, уголовный розыск, — представился он. — Предъявите документы.

— А в чем, собственно, дело? — набравшись нахальства, спросил Муха. У него появилась сумасшедшая надежда на то, что этот бугай в кожаной куртке пришел вовсе не за ним.

— Вопросы буду задавать я, — сухо заметил капитан, отодвигая Муху и протискиваясь мимо него в квартиру. — Оружие есть?

— Какое оружие, о чем вы?

— Огнестрельное, холодное… может быть, взрывчатка?

У Мухи немного отлегло от сердца. Отсутствие опергруппы и разговоры о какой-то дурацкой взрывчатке в его представлении совершенно не вязались с тем, как должно проводиться задержание опасного преступника. С другой стороны, этот здоровенный капитан мог, пожалуй, без помощи опергруппы задержать пятерых таких, как Муха.

«Не расслабляться, — напомнил себе Муха. — Ничего еще не кончилось, все только начинается.»

— Взрывчатка? — переспросил он. — Да господь с вами, откуда? Разве я похож на лицо кавказской национальности?

— Похож, не похож, — проворчал капитан, проходя в комнату и без приглашения разваливаясь в кресле. Сигарета продолжала дымиться у него в зубах, подпрыгивая в такт словам и роняя с кончика пепел. Муха озадаченно посмотрел на оставленные капитанскими ботинками грязные следы и нерешительно двинулся следом. — Какая мне разница, похож или не похож?

Мне ведено обойти подъезд, вот я и обхожу. Операция «Вихрь» — слыхали? То-то. Документики ваши, пожалуйста.

Муха полез в секретер и выкопал паспорт. Капитан невнимательно пролистал его и небрежно положил на колено.

— Место работы? — спросил он, не делая попытки что-либо записать. Собственно, при нем не было ни ментовской папки, ни какой-нибудь сумки, в которую можно было бы положить бланки протоколов и прочие милицейские причиндалы — один пистолет да сигарета, пепел с которой засыпал уже весь подлокотник кресла.

— Центроспас, — механически ответил Муха.

Капитан сделал сложное движение бровями и нижней челюстью, выражая не то удивление, не то вежливое сомнение в словах собеседника.

— Спасатель, значит? И удостоверение имеется?

Муха предъявил удостоверение и тут же вспомнил, что почти неделю не появлялся на работе.

— Я, собственно, собираюсь оттуда уволиться, — зачем-то сообщил он.

— Да я уж вижу, — с непонятной иронией сказал капитан, кивая на сумку, стоявшую рядом с распахнутым шкафом. — Далеко собрались?

— Я? К тетке, в Тверь, — ляпнул Муха первое, что пришло в голову, немедленно об этом пожалев. — Болеет тетка, — добавил он, — уход нужен. А в чем, собственно…

— С отъездом придется повременить, — перебил его капитан, и Муха почувствовал, что у него слабеют ноги. — Тетка — это, конечно, хорошо, но с работы вам нельзя увольняться ни в коем случае. С такой благородной, очень нужной людям работы… Кстати, а зачем вы побрились?

— Как это? — растерялся Муха. Ему пришло в голову, что этот мент не то пьян, не то обкурился. А может быть, это вовсе и не мент? — Что же, прикажете небритым ходить?

— Ну, до сих пор ведь ходили! — живо возразил капитан. — И не просто небритым, а даже при бороде. Зачем бороду сбрил, а? Думаешь, так тебя никто не узнает? Когти рвануть собрался, а? — Он вдруг перегнулся через подлокотник, рывком подтащил к себе сумку и заглянул внутрь. — А деньжищ-то! Да на эти деньги бедную тетушку можно в Швейцарию отправить, пусть лечится. Или две новых купить… пойти на Тверскую и купить со всеми потрохами. В крайнем случае, разобрать на запчасти. Как Снегову, а?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Муха и, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на дверь.

Капитан перехватил этот взгляд и вскинул пистолет.

— Даже не мечтай, — предупредил он. — Да и куда ты побежишь, дурачок? Убегать тоже надо уметь, понял?

Он встал, вынул из кармана наручники и защелкнул стальные браслеты на запястьях Мухи.

— Это произвол, — слабо запротестовал Муха. — Что вы себе позволяете? Какая Снегова?

— Которую ты пришил в ее квартире, — любезно пояснил капитан. Он зачем-то вышел в прихожую и принялся рыться в ящике с обувью. Муха уронил голову на грудь — все было кончено.

Капитан вернулся, неся в левой руке кроссовок.

— На, — прорычал он, суя грязную подошву под нос Мухе, — любуйся, козел! Твоя визитная карточка.

Ты ведь у нас неуловимый скалолаз, так? Ты ведь у нас знаменитость, как же можно без автографа!

— Сорок второй, самый ходовой, — с трудом шевеля непослушными губами, сказал Муха. — Знаете, сколько в Москве таких кроссовок? Подошва литая, это вам не отпечаток пальца. Козла отпущения ищете, да?