Он успел выкурить еще одну сигарету, прежде чем в соседней комнате послышалась какая-то возня. Там что-то упало, кто-то охнул и зашипел, и в дверном проеме появился обладатель дерматинового пальто и клетчатой шляпы.

— Здогово, начайник, — шмыгнув носом, произнесла эта личность, стоя на одной ноге. Вторая была поджата — видимо, ушастый сексот сильно зашиб ее, споткнувшись о кирпич.

— Привет, Игогоша, — невольно ухмыльнувшись, сказал капитан.

Это была не кличка. Владелец знаменитого на весь район дерматинового пальто звался Игорем. Сам себя он называл Игорешей, что в его исполнении звучало как Игогоша — он не выговаривал добрую треть алфавита, что делало его совершенно неоценимым кадром, поскольку никто не принимал косноязычного алкаша всерьез.

— Какие дева, начайник? — спросил Игогоша и опять шмыгнул носом. Закутить дашь?

— На, — сказал Нагаев, протягивая стукачу открытую пачку, наваливайся, голытьба. Не пойму, куда ты деньги деваешь. Неужто пропиваешь все до копейки?

— А чего там пгопивать? Жавкие ггоши, вот и все мои деньги.

Говоря, Игогоша ловко подцепил скрюченными, давно не видевшими мыла пальцами сразу три сигареты и вороватым движением вытянул их из пачки. Две он быстро сунул в карман своего треснувшего на сгибах лапсердака, а третью вставил в губы. Капитан, сделав вид, что не заметил наглого грабежа, поднес ему спичку. Игогоша закурил и с блаженным видом выпустил дым из ноздрей.

— Хогош табачок, — похвалил он, жадно затягиваясь и шмыгая носом. Пги моих доходах тойко на свиданке с тобой и покугишь по-чевовечески.

— А скажи, Игогоша, — не удержался Нагаев, — правду говорят, что ты свое пальто из чьих-то дверей пошил?

— Бгешут, — авторитетно заявил Игогоша и мастерски сплюнул на груду битого кирпича в углу. — Это они от зависти, педегасты пассивные.

— Ладно, — сказал капитан, посмотрев на часы. — Давай-ка к делу, приятель. Новенькое что-нибудь есть?

— Это смотгя что тебя интегесует, — уклончиво ответил стукач, в три огромных затяжки добивая сигарету и стыдливо косясь на все еще тлевший в руке у Нагаева окурок. Капитан перехватил его взгляд, брезгливо поморщился и протянул ему бычок фильтром вперед. Игогоша схватил окурок, благодарно кивнул и присосался к нему, как пиявка.

— Муха у нас в районе объявился, — рассматривая провисший потолок, сказал Нагаев. — Слыхал?

— Угу, — кивнул Игогоша. — Гебята базагили.

— Какие ребята? — спросил Нагаев, подавляя инстинктивное желание тоже начать картавить.

— Левые какие-то гебята, не с нашего пятачка, — отрицательно замотал головой сексот. — Говогили, он кого-то ггохнул. Вгоде, какую-то бабу. Богатую, вгоде.

— А про то, кто он такой, этот Муха, промеж ребятами базара не было? — поинтересовался капитан.

— Быв. Быв базаг, тойко это тгеп один, никто же ни хгена не знает, а всем интересно…

— Да, Игогоша, толку от тебя сегодня, как с козла молока, — вздохнул капитан. — Только курево на тебя зря перевожу.

— Есть один чеговек, — после недолгого раздумья сказал Игогоша. Художник-авангагдист.

— Чего?! — Нагаев с трудом сдержал смех. — Да у тебя глюки, Игореша! Где это ты художника встретил?

Не у себя ли на пятачке?

— Угу, — снова промычал Игогоша и с видимым сожалением бросил под ноги обслюнявленный фильтр — все, что осталось от сигареты. — Он это дево стгасть как уважает. Богодатый такой, стгашный… Сегегой зовут, фамивию не знаю. Так вот, он с этой бабой имев какие-то дева как газ пегед тем, как ее ггохнули. Кагтины она его пгодала, вгоде. Каким-то австгиякам.

— Хорошие картины? — зачем-то спросил Нагаев.

— Я, конечно, не по этому деву, но по-моему, говно, — честно ответил стукач. — Какой сам, такие и кагтины.

— Бородатые? — не удержавшись, съязвил Нагаев.

— Стгашные. Все гежут кого-то, гвут… я видав. Ганьше, — напустив на себя важный вид, изрек Игогоша, — ну, до австгияков этих, Сегега иногда свои кагтины дугакам товкав чегез один ломбагд. Они с хозяином ломбагда вгоде как когеша или пгосто знакомые, я не в кугсе. А этот хозяин Когаблев его фамивия, — он кгаденым пгитогговывает, остогожненько так, потихонечку… Всосав?

— Всосал, — сказал Нагаев. — А где, говоришь, этот ломбард?

— На Петгозаводской, — ответил Игогоша. — Ну что, начайник, я сегодня заработав конфетку?

— Целое кило, — искренне сказал капитан. — На, держи.

Он не глядя запустил руку во внутренний карман и сунул Игогоше купюру. Это оказалась двадцатка. Игогоша и американский президент некоторое время смотрели друг на друга, и вид у обоих при этом был одинаково обалделый.

— Смотги-ка, — сказал Игогоша, — баксы. — Ты ничего не пегепутав, начайник?

— Владей, — ответил Нагаев. — Заработал. Да не просаживай все сразу. Одежду себе купи, а то ходишь, как бомж, смотреть на тебя противно.

— Во-пегвых, это двадцатка, а не две штуки, — резонно возразил Игогоша, — а во-втогых, когеша меня на пятачке спгосят: Игогоша, откуда бабки? Что я им скажу?

Я ж не вогую, это каждая собака знает, а на мои доходы не газгонишься…

— Ладно, ладно, завел свою шарманку, — скривился Нагаев. — Работать иди, если бабок мало.

— Ни в жизнь, — твердо ответил стукач. — Госудагство меня всю жизнь ггабило, хватит. Больше оно с меня ни копейки не повучит.

— Государство его грабило, — фыркнул Нагаев. — Да что с тебя взять, кроме анализов и ложных показаний?

— Ничего, — с самым довольным видом ответил Игогоша. — И я этим гогд.

— Все, — сказал Нагаев, — достал. Вали отсюда… подрывной элемент.

— Я пголетагий духа, — возразил Игогоша.

— Люмпен и стукач, — перевел Нагаев, из которого иногда непроизвольно выскакивали словечки, изобретенные классиками марксизма, которыми будущий капитан навсегда объелся еще в школе милиции.

— Эх, ггажданин начайник, — вздохнул Игогоша. — Вы пойзуетесь свужебным повожением.

— А ты бы на моем месте не пользовался, — рассеянно сказал Нагаев. Ему уже было не до Игогоши. — Все, шагай, у меня работа.

— Знаем мы вашу габоту, — печально сказал Игогоша, вынул из кармана одну из полученных от капитана сигарет, сунул ее в зубы и удалился, охлопывая себя ладонями в поисках спичек.

Нагаев тоже закурил. Он докурил сигарету до конца, давая Игогоше уйти подальше, выбрался на улицу через оконный проем и, продравшись через кусты, вернулся к машине, из осторожности сделав большой крюк и подойдя к ней с другой стороны.

Устроившись на сиденье и с грехом пополам разместив в узком пространстве салона свое крупное тело, он вынул из кармана блокнот и на всякий случай записал на свободной страничке: «Кораблев. Ломбард на Петрозаводской.» Это было сделано исключительно из предосторожности да еще на тот маловероятный случай, если тело капитана Нагаева вдруг ни с того ни с сего поутру обнаружат где-нибудь в пригородном лесу с простреленной головой. Впрочем, в такой поворот событий капитан не верил ни на грош: скупщики краденого редко меняют специальность, становясь мокрушниками. Конечно, Муха тоже не был профессиональным киллером, однако же…

«Да ерунда это все, — подумал капитан, поворачивая ключ зажигания. Снегова погибла по чистой случайности, напоровшись на собственный нож. Это самое обыкновенное непредумышленное убийство или, если угодно, несчастный случай. Зачем ловкому форточнику идти на мокрое дело? Отвечаю: незачем. Просто так легла карта. Не повезло парню. Причем уже во второй раз.

А первый раз был, когда он пришел на мою территорию, Тут ему, болезному, и капут. Не миновать ему знакомства с Вареным.»

Мысли его после этого самым естественным и непринужденным образом перекинулись на Вареного, которому вдруг пригорело на старости лет побыть народным избранником. В душе капитана опять поднялось раздражение, но он взял себя в руки: идти против Вареного было слишком рано. Сначала нужно было окрепнуть и вооружиться до зубов, причем не какими-то пистолетами-автоматами, а подлинными документами и неопровержимыми свидетельствами очевидцев. Вот тогда свежеиспеченный народный депутат полетит вверх тормашками! А пока…