Но прежде нужно было избавиться от чемодана.

Иларион осмотрел катер. Судя по установленной на корме лебедке, это было рыболовное суденышко. С клепаных бортов слоями отваливалась ржавчина, обломанные лопасти гребного винта обросли белесым мочалом сухих водорослей, из пустых глазниц иллюминаторов несло какой-то тухлятиной. Трудно было отделаться от ощущения, что там, в темном, наполовину залитом черной стоячей водой трюме, до сих пор покоятся скелеты моряков, опрометчиво рискнувших выйти на этой утлой посудине в оке-, ан. Это была, конечно, полная ерунда, но вот использовать катер в качестве камеры хранения нечего было и мечтать. Судя по некоторым признакам, во время прилива посудина оказывалась под водой почти полностью, так что снаружи оставался только угол рубки да еще, пожалуй, стрела лебедки — самый ее кончик.

Иларион почесал в затылке и с сомнением посмотрел т чемодан. Рядом с чемоданом обнаружился краб, совсем небольшой, не чета тем чудищам, которых можно было за каких-нибудь сто рублей купить на местном рынке и даже просто на улице. Видимо, это был подросток. Со свойственным всем подросткам любопытством краб ковырял клешней пластиковый бок чемодана, пробуя его на прочность.

— Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака, — задумчиво сообщил ему Иларион. — Давай ковыляй отсюда, а то я сегодня голодный. Не посмотрю, что ты молодой, употреблю прямо в сыром виде.

Краб нерешительно потоптался на месте, пошевелил клешнями и действительно заковылял прочь, от греха подальше. Забродов проводил его взглядом и стал прикидывать, как может сказаться на содержимом чемодана многочасовое пребывание под водой. Если спрятать чемодан внутри катера, в море его конечно же не унесет, и вероятность, что кто-нибудь его случайно обнаружит, тоже сведется к минимуму, но вот товарный вид он потеряет наверняка, а это уже минус. К тому же Иларион не мог с уверенностью сказать, когда в чемодане возникнет нужда, а нырять за ним в холодную воду и на ощупь разыскивать чертову штуковину в темном трюме… Бр-р-р!..

Он рассеянно полез в карман и вынул оттуда пачку с тремя последними сигаретами. Из пачки текло. Она расползалась в пальцах, а внутри обнаружилась неаппетитная каша из мокрого табака и раскисшей бумаги, в которой издевательски желтели невредимые цилиндрики сигаретных фильтров. Иларион напомнил себе, что японцам, да и вообще всем приличным людям на свете, свойственно философское отношение к жизни, в том числе и к имеющим место неприятностям. Подумаешь, сигареты пропали…

Он привстал на цыпочки, дотянулся до круглого провала выбитого иллюминатора и бросил бывшую пачку с бывшими сигаретами туда, чтобы не оставлять на берегу следов своего пребывания. Пачка канула в темноту абсолютно беззвучно, как будто там, за иллюминатором, была бездна. Иларион зябко передернул плечами и подумал, что пачка скорее всего просто упала на что-нибудь мягкое — на водоросли, например, или на остатки груза…

Становилось холодно. Постукивая зубами, Иларион наклонился за чемоданом и застыл в странной позе, глядя на море. Из-за мыса, размеренно постукивая дизельным движком, неторопливо двигался серый корпус сторожевого катера. Слишком неторопливо, подумал Иларион. И слишком близко к берегу. Там же камней до черта, им что, делать нечего? Какого дьявола они там ищут?

Впрочем, он тут же сообразил, что ищут пограничники, и напрягся, соображая, в какую сторону бежать. День явно не задался, причем с самого начала. Хотя, с другой стороны, все зависело от точки зрения. Если рассмотреть ситуацию под определенным углом, вся эта суета была Илариону на руку. Единственное, что от него требовалось, это все время делать правильные ходы.

«Да уж, — иронически подумал Иларион, осторожно отодвигаясь под прикрытие ржавой кормы катера и втаскивая туда же чемодан. — Мелочь какая делать правильные ходы! Да это нам раз плюнуть. Вот именно — нам. Мне и моему чемодану…»

Бежать, пожалуй, было бесполезно: вооруженные морскими биноклями пограничники живо засекли бы его на пустом каменистом берегу. Они, наверное, даже не стали бы терять время, гоняясь за ним по суше, а просто вызвали бы по рации поселок и сообщили ментам координаты места, где был замечен подозрительный тип, выдававший себя за корреспондента газеты «Красная звезда». Да и зачем это нужно — бежать? «Я не бегать сюда приехал, — подумал Иларион, вглядываясь в белевший на хищно вытянутом вперед носу сторожевика бортовой номер. — Пускай теперь они от меня бегают. Вот только чемодан…»

Он посмотрел на чемодан, а потом снова на сторожевой катер. Теперь, когда корабль подошел поближе, номер на его носу был хорошо виден. Иларион беззвучно рассмеялся и сказал своему неразлучному спутнику:

— Чемодан, чемодан, улыбнитесь! Камни снова заскрипели под подошвами его армейских ботинок, когда он уверенно шагнул из укрытия. Отойдя от катера на несколько шагов, Иларион принялся размахивать руками над головой и пронзительно вопить, привлекая к себе внимание. Между делом он подумал, что сейчас, наверное, очень сильно напоминает потерпевшего кораблекрушение, увидевшего входящий в бухту спасительный корабль. Главное, подумал он, чтобы на борту корабля оказались не пираты…

Его усилия вскоре увенчались успехом. Сторожевик застопорил ход, и с его борта спустили шлюпку — не шлюпку, собственно, а резиновую лодку с мотором. Мотор несколько раз чихнул, взревел, затрещал и запел на высокой ноте. Описав стремительную пенистую дугу, лодка пошла к берегу, высоко задирая нос и подпрыгивая на мелкой волне.

В нескольких метрах от берега мотор заглох, и лодка с громким шорохом выползла на пляж. Из нее молодцевато выпрыгнули двое матросов в линялых синих робах, и один из них немедленно навел на Забродова автомат. Лица у обоих были по-мальчишески округлые, с пухлыми, почти детскими губами, а у того, который целился в Илариона из автомата, физиономия была густо усыпана веснушками бледно-морковного цвета. Автомат у него стоял на предохранителе, но Забродов не стал делать по этому поводу никаких замечаний: так было спокойнее.

— Все, все, ребята, — сказал он миролюбиво. — Воевать не будем.

Второй матрос казался чуть-чуть постарше конопатого, и на плечах у него Иларион разглядел старшинские нашивки, такие же линялые и обесцвеченные, как и сама роба. Услышав слова Забродова, он едва заметно усмехнулся краешком рта: вероятно, заявление какого-то подмокшего штатского, вооруженного одним пластиковым чемоданом, о том, что он не будет с ними воевать, показалось смешным.

— Мы доставим вас на борт для установления личности, — веско сообщил старшина. — Необходимо выяснить кое-какие обстоятельства.

— Это факт, — сдерживая улыбку, согласился Иларион. — Поехали, старшина. Будь так добр, возьми чемодан. Он мне все руки оборвал, черт тяжеленный!

Старшина оказался парнем покладистым и не стал мелочиться. Он присел, придерживая правой рукой заброшенный за спину автомат, и схватился левой за ручку чемодана. Иларион наблюдал за ним с живым интересом.

— Ох, ни х… себе! — удивленно выдохнул старшина, оторвав чемодан от земли. — У вас там камни, что ли?

— Атомная бомба, — сказал Иларион.

Мальчишеское лицо старшины сразу посуровело: он не собирался шутить шутки с потенциальным нарушителем государственной границы и, может быть, даже шпионом. С усилием приподняв чемодан обеими руками, старшина перевалил его через надувной борт и плашмя уложил на дно моторки. Илариона погрузили следом, конопатый матрос столкнул лодку в воду, и она, набирая скорость, взяла курс на стоявший в полусотне метров от берега сторожевик.

Труднее всего оказалось втащить на борт чемодан. Матрос, который перегнулся через леера, чтобы принять у своих товарищей имущество задержанного, слово в слово и даже с той же интонацией повторил то, что сказал по поводу чемодана старшина. Вслед за злополучным чемоданом на палубу поднялся Иларион и сразу же нос к носу столкнулся со старым знакомым.

— Здорово, корреспондент, — приветствовал его капитан-лейтенант Кривоносов, с которым Иларион пил медицинский спирт на Шикотане. Признавайся, чего ты тут наколбасил.