Поэтому он, привезя в институт коробку из-под чая, немедленно разобрал тетради, разложив их в том порядке, как было указано в последнем письме академика. Виктор Павлович закрылся у себя в кабинете и, попросив, чтобы его не беспокоили, принялся просматривать одну тетрадь за другой, пока наконец в его руки не попал один теоретический труд, находившийся в одной из толстых тетрадей в клеточку. Дата свидетельствовала, что работа закончена академиком Лебедевым в 1978 году, то есть, почти двадцать лет назад.
«Мне тогда было чуть больше тридцати… Я находился в возрасте Христа», – подумалось ученому.
И Кленов, протерев очки, принялся читать. То, что предстало его взору, было удивительно. Но еще больше Виктора Павловича поразило послесловие, написанное аккуратным, почти каллиграфическим почерком его учителя, тем самым почерком, который Кленов не мог спутать ни с чьим другим. В 1978 году, когда еще никому даже в голову не могли прийти подобные мысли, Иван Николаевич Лебедев сделал расчеты, из которых следовало, что он предвидел и уже тогда смог спрогнозировать то, над чем так упорно работали теперь ученые в России и в США.
Да, академик Лебедев, можно сказать, уже тогда, двадцать лет тому назад, сделал всю теоретическую часть по разработке генетического оружия. Это была блестящая научная работа.
И Виктор Павлович Кленов, всю свою жизнь посвятивший той же проблеме, понял: этому труду нет цены, это великое открытие, сделанное великим человеком. Но тут же, еще не читая послесловия, Виктор Павлович задался вопросом: почему Иван Николаевич это свое достижение, законченные теоретические разработки спрятал в стол и до самой смерти никому о них не сказал ни слова, как будто их и не существовало? Почему академик даже в разговорах с глазу на глаз со своим лучшим и любимым учеником ни разу не обмолвился об этой работе, молчал, словно бы ее и не было? И только прочитав послесловие. Кленов понял все.
Да, Иван Николаевич Лебедев был великим ученым, настолько великим, что Кленов даже не знал, с кем его можно сравнить, не существовало аналогов ни в прошлом, ни в настоящем. Человек, сделавший великое открытие, держал его в столе, скрывал двадцать долгих лет. И возможно, будь бы академик Лебедев еще жив, этот труд так никто бы и не увидел.
«Как он смог? Где взял силы отказаться от великого открытия? Почему, почему предоставил мне право решать, что делать?»
Крупные бусинки пота покрывали лоб Виктора Кленова. Он скрежетал зубами, нервно хохотал, сжимал и разжимал кулаки, хрустел суставами, словно все еще не веря своим глазам.
«Да, теперь я знаю как завершить исследование, как сделать это оружие. Я могу поставить последнюю точку и пожать лавры… Вот, вот! – он смотрел на листы бумаги, плотно заполненные формулами, понимая, что здесь придраться не к чему, все выполнено безупречно, рассчитано до мелочей и ошибки быть не может. – И все же… Мораль, нравственность – вот что помешало академику Лебедеву дать ход своей работе, стать еще более великим, чем он был… Нет, наоборот, – прошептал Виктор Кленов, – он великий человек именно потому, что нашел в себе силы отказаться от страшного открытия, законсервировал его на целых двадцать лет».
– Зачем он поступил так, Виктору Кленову понять не составило труда: академик подозревал, что человечество еще не готово к такому открытию. Попади это оружие в руки государственных деятелей – и они незамедлительно им воспользуются. А тогда весь мир окажется перед страшной пропастью, выбраться из которой уже не сможет. Даже открытие термоядерной реакции, изобретение ядерной, водородной, нейтронной бомб, биологического и химического оружия – это мелочь по сравнению с тем, что провидел и открыл Лебедев.
«Да, он действительно великий ученый, возможно, один из самых величайших, равных которому пока в России нет, да и в мире тоже», – думал, качая головой, ученик покойного академика.
Три дня и три ночи Виктор Кленов был вне себя от того, что смог узнать, ознакомившись с архивом академика Лебедева.
"Ну, а ты. Кленов, как себя поведешь? – без конца задавал он себе один и тот же вопрос. – Неужели ты тут же дашь всему этому ход и подтолкнешь человечество к страшной черной пропасти? Думай, Кленов, думай, – все время шептал себе ученый, – у тебя слишком мало времени, ты должен решить! Ты тоже должен отказаться от всего того, что знаешь. И если ты честный человек, если ты действительно считаешь себя учеником академика Лебедева, лучшим, любимым учеником, то будь достоин своего учителя. Тебе тоже предстоит отказаться от славы величайшего ученого и остаться в тени, заняться чем-нибудь другим. Ведь ту вершину, к которой ты стремишься, на которую ты карабкаешься и на которую пытаются взобраться с другой стороны такие же ученые, уже двадцать лет как открыли. Двадцать лет назад там побывал академик Лебедев, побывал и увидел всю ту бездну, о которой ты до сих пор не подозревал. Он увидел мрак, который несет его открытие, и отшатнулся. Он смог все это положить в простую до банальности коробку из-под чая.
И как это ни удивительно, двадцать лет демон или страшный черный джин находился в запертой бутылке. И вот сейчас. Кленов, все в твоих руках, все зависит от твоего решения… А может, от моей совести? – спрашивал сам себя ученый и тут же отвечал себе:
– Да, от твоей совести. Ты можешь выпустить джина на свободу, дать волю этому страшному черному демону. Да, ты прославишься, возможно, станешь еще более известным, чем твой учитель. Но если он смог удержаться, неужели ты. Кленов, настолько слаб, что предпочтешь славу? Нет!" – решительно сказал сам себе Виктор Павлович Кленов.
И вот по истечении трех дней и трех бессонных ночей Виктор Павлович вошел в помещение, где стояла машина по измельчению документов, машина, превращающая записи в ничто. Под мышкой он держал рукопись академика Лебедева. Он и сам не знал, почему, засовывая толстую тетрадь в жерло машины, правой рукой перекрестился и лишь после этого нажал белую клавишу. Машина зажужжала, механизм начал работать, и уже через пять секунд тетради академика Лебедева не существовало.
Теперь лишь Кленов знал, каким способом можно дойти до цели; этот способ был изыскан, красив. Он, как ученый, понимал это, не мог не оценить. Работа, превращенная в бумажную пыль, была своеобразным шедевром, памятником человеческой мысли, человеческого гения. Он, Кленов, собственными руками уничтожил страшный шедевр, гениальное произведение великого ученого. Но угрызений совести он не испытывал. Он знал: Иван Николаевич Лебедев одобрил бы поступок своего ученика. Ибо величайшие открытия человеческого гения порой несут людям не счастье и изобилие, а разрушения и смерть…
Теперь один только Кленов мог закончить разработку генетического оружия. Но он твердо решил, что больше никогда в обозримом будущем не станет этим заниматься, не возьмется продолжать разработки ни под какими угрозами – ведь жизнь человечества дороже всего на свете.
На четвертый день Виктор Павлович Кленов, сидя в своем кабинете, набрал на компьютере письмо на имя президента России. В нем он подробно объяснил причины, по которым отказывается продолжать исследования. Это письмо Виктор Павлович Кленов буднично и спокойно вручил человеку из Совета безопасности, который курировал военные научные разработки.
Тот прочел и посмотрел на ученого круглыми от изумления глазами.
– Вы можете говорить все что угодно, вы можете меня уничтожить, можете посадить в тюрьму, но больше этим я заниматься не стану.
– Почему? Почему? – воскликнул важный чиновник, утратив от растерянности весь свой лоск.
Кленов улыбнулся:
– Я в письме достаточно ясно изложил свои взгляды на свой поступок.
– Неужели вы не понимаете, Виктор Павлович, что если не мы, то это оружие сделают они?
– Может, вы и правы. Хотя я сомневаюсь, что американцы в ближайшие пять или десять лет смогут довести работы до завершения, до, так сказать, производственных результатов. Знаете, с некоторых пор я начал понимать, что заниматься этим преступно, и, если я продолжу свои работы, мне не простят этого ни потомки, ни современники. Потому что, возможно, уважаемый, прощать уже будет некому.
