Он пристально, как гипнотизер на зрителя-простака или как удав на мышь, посмотрел на девушку, прямо в глаза, не мигая. Та не отвела взгляда, но вдруг побледнела до синевы.

– Ты никому не скажешь о том, что нашла в квартире? Ведь это Николай оставил для меня… А ты выдала себя с потрохами.

– Нет, нет, конечно, не скажу! Оно там, в сумке, в платяном шкафу! Я случайно туда забралась, поверьте, случайно… Белье и тапочки искала…. Я же не знала, что это ваше, честное слово!

– Ничего страшного, я сейчас взгляну, все ли там на месте.

Глеб открыл шкаф, словно заранее знал, где находится искомое, сбросил вытертый плед, легко поднял тяжеленную сумку и поставил ее между собой и девушкой.

– Так, значит, здесь, в сумке?

– Да-да, на дне.

– Хорошо.

Глеб вытряхнул тряпье и бритвенные принадлежности, раскрыл сначала верхнюю коробку, затем нижнюю, достал пачку денег и, глядя на Катю, пролистал ее, как будто у него между пальцев пряталась миниатюрная счетная машинка.

И тут Катя зажмурилась. Глеб улыбнулся. Одной этой улыбки было достаточно, чтобы Катя созналась:

– Я.

Я.., для него же, всего три сотни взяла…

– Для него? – спросил Глеб, и посмотрел на нее в упор.

И Катя, потупив взор, глядя на носки своих давно требующих замены туфель, пробормотала:

– Я испугалась, мне стало страшно. Я никому не скажу ни слова…

– И правильно сделаешь. В какой, ты говорила, он больнице и в какой палате? – Глеб задал вопрос таким тоном, словно бы две минуты тому назад Катя назвала и больницу, и номер палаты, а он вот запамятовал и теперь просил напомнить.

Девушка тотчас ответила:

– Больница «Скорой помощи», это три остановки отсюда… – тотчас подсказала она.

– А, знаю, знаю, – сказал Глеб и хлопнул себя по колену. – Так ты говоришь, ты сотни взяла?

– Да, три.

– На тебе еще две, – Сиверов вытащил две купюры, подал женщине. – О том, что я тебе дал, никому ни слова. И Николаю не говори. Небось, он тебя не балует?

– Да, не балует.

– Ну вот и не надо ему знать.

Разговаривая с Катей, Глеб раскрыл паспорт, найденный им в сумке. Николая Меньшова на фотографии он узнал сразу же, хоть между тем снимком, который он видел в руках генерала Потапчука, и тем, что был приклеен на документе, пролегала огромная разница, лет десять, «У Софьи Сигизмундовны Баратынской, – подумал Глеб, – действительно память прекрасная и взгляд цепкий. Описала она Николая так, словно рассказывала о нем, глядя на фотографию».

Но имя и фамилия в паспорте были другими.

– А что это Коля фамилию поменял? – усмехнулся Глеб, показывая паспорт Кате. – Фамилию обычно женщины меняют, но, насколько я знаю, он замуж не вышел.

– Сама не знаю.., сама удивилась, – затараторила Катя. – Мне его портмоне в больнице отдали. Он мне ничего не говорил, а паспорт его другой тоже есть.

– Давай-ка сюда.

Катя с легкостью рассталась с паспортом и портмоне.

Теперь в руках у Сиверова было уже два паспорта. Сходилось абсолютно все – оружие, обнаруженное в сумке, даже лекарство – такая же коробочка с «Де-Нолом» лежала в кармашке. Сомнений больше не оставалось, Николай Меньшов – тот самый человек, который приходил к Софье Сигизмундовне Баратынской и ее мужу под видом телефонного мастера. Возможно, Глеб Сиверов узнал бы от Кати еще много любопытного: где и при каких обстоятельствах, например, она познакомилась с Николаем Меньшовым, кто еще у него бывает…

Но сделать это он не успел. Во входной двери резко скрежетнул ключ. Глеб лишь успел соскочить с кресла и расстегнуть молнию на своей куртке, чтобы в случае чего выхватить пистолет…

Бывший полутяжеловес, двоюродный брат Николая Меньшова Игорь Потапов праздно слонялся по району. Встретил таких же бездельников, как и он сам, позубоскалил, покурил. Но те, как и он, были пусты, ни у кого денег не наскреблось даже на пиво.

И тогда Игорь снова вспомнил о внезапно разбогатевшем братане:

«Мать его ., этого Кольку! Ему бабки привозят, еще разыскивают, охламона, пусть-ка и со мной поделится!»

Действительно, вариант с братом был самым реальным из всех существующих для Игоря способов разжиться хоть небольшой суммой денег. И он решил:

«Не хрен шляться по району. Ну, выпьешь в лучшем случае стакан водки, ну, бутылку. А завтра, послезавтра? Нет, надо ехать».

Единственное, чего он опасался – вдруг Кольки не окажется дома. Но на такой случай у него был ключ – как-никак, квартира-то его. Меньшов замки не менял, а у брата в холодильнике всегда пара бутылок найдется.

Сам он не пьет, но для друзей, знакомых держит.

«Так что, была не была, не застану его, так выпью на халяву, а если застану, то все равно нальет. Да и деньжат подбросит».

Выходил полный профит, со всех сторон ждала выгода. В самом радужном настроении Игорь забрался в автобус и вальяжно развалился на заднем сиденье. Он не боялся общественных контролеров, понимал, что к мужчине такой комплекции приставать с дурацкими штрафами – себе дороже. Ведь такой и по роже заедет, не задумываясь. А заденет своим кулачищем челюсть, как минимум, надвое расколется и придется ходить потом с гипсовым воротником, из которого голова торчит, словно из унитаза.

Игорь сидел, закинув ногу за ногу, рядом с ним садиться никто не рисковал. Он совсем расслабился и сел по-другому, широко расставил ноги, опершись кулаками в колени. Двое немолодых мужчин в очках и шляпах поспешно прошли вперед, не задерживаясь рядом с ним. Автобус трясло, водитель объявлял остановки, но Игорь, и так прекрасно знал, где ему выходить. Сотни раз и почти в бесчувственном состоянии, как говорят, на автопилоте, догребал до своей квартиры, и если дома слышал слово поперек, то с женой у него был разговор короткий. Разборки случались страшные. Игорь ревел как бык, его глаза наливались кровью, ручищи сжимались в кулаки, а каждый кулак можно было сравнить с футбольным мячом, правда, волосатым, как кокос.

– Я те, бля, голову отшибу! Дура, закрой пасть и не вякай! – кричал Игорь в закрытую дверь ванной, когда жена пряталась там с ребенком.

Наконец он доехал, лихо спрыгнул с подножки на тротуар, когда автобус еще не остановился, и вразвалку, словно моряк, сошедший на землю после долгого плавания, двинулся знакомым маршрутом.

Был еще один вариант, еще одна выгода: можно встретить кого-нибудь из старых дружков-товарищей.

А как не выпить за встречу? Правда, сам Игорь сегодня был на мели, налить не мог. Но неужто друзья не угостят такого славного мужика?

Однако никого из знакомых по дороге не попалось.

Увидел Игорь пару знакомых женщин, но подходить не решился, все-таки мужскую гордость имел. Баб надо угощать, это последнее дело, когда баба наливает. Во дворе Игорь остановился, запрокинул голову и, как скворец из скворечника смотрит на небо, посмотрел на окна своей бывшей квартиры.

«Сколько это я уже здесь не был? Даже отвык, – пальцы в кармане нащупали ключи. Он постоял, подбрасывая связку на ладони. – Да, интересно, дома Колька или нет? Форточка вон открыта, а он же не мудак какой-нибудь, чтобы бросить форточку настежь, шторы задвинув. Может, спит? – Игорь вспомнил, что Николай часто пропадает по ночам, днем отсыпается. – Точно, наверняка дрыхнет без задних ног. Даже звонить не буду, а то разбужу. Лучше войду тихо, к себе же домой иду, не к чужим людям».

Он взбежал на площадку своего этажа, привычно сунул ключ в замок, с хрустом повернул его на один оборот, а левой рукой уже нажал на ручку. Рассеченные шрамами губы расползлись в приторной улыбке и стали похожи на мятые, надломанные сосиски.

И тут слух его резанул истошный женский крик.

– Убьет!

В глубине квартиры мелькнуло перекошенное ужасом женское лицо.

Кто убьет, кого – Игорю было уже без разницы.

Сработала реакция профессионального боксера – он тут же стал в стойку, прикрывшись руками, и метнулся в комнату. Пистолет в руках Глеба он заметить не успел, разглядел лишь мужчину, но даже не сообразил, что видел его не далее как сегодня: в комнате из-за сдвинутых штор царил полумрак. Катя продолжала визжать, вид грузного Игоря в расстегнутой кожанке, изготовившегося к драке, привел ее в панический ужас.