– Не угадал – худых. Здесь есть нечего. В общем, самая обычная гостиница.

– Что-то постояльцев в ней не густо.

– Кого ты сюда заманишь? – рассмеялся полковник ФСБ. – Строили ее для дальнобойщиков из Совтрансавто. Ни ресторанов здесь, ни девушек, один единственный автобус ходит в Псков два раза в день – развозит персонал. Место тихое и уединенное.

– Тебе бы, Крапивин, рекламным агентом работать, а не в спецслужбе.

Табличка с двумя тройками оказалась прикрученной к двери в самом конце коридора. Хорошо смазанный замок легко открылся. Мужчины шагнули в недавно проветренный номер, загорелась хрустальная люстра под низким потолком. Глеб оказался прав: здесь тоже царило буйство провинциальной фантазии. Те же гипсовые плиты, раскрашенные золотом и серебром, на стенах ковры, мягкая мебель, в советские времена способная поразить воображение, теперь же – не привлекательнее прошлогоднего, недавно появившегося из-под снега окурка «Примы». В высокой керамической вазе у подножия буфета топорщился целый сноп озерного камыша. За стеклом поблескивал хрусталь, громоздились тарелки с надписью «Ресторан».

– Что поделаешь – люкс!

– Не нравится, иди жить в коридор.

Полковник Крапивин, не раздеваясь, опустился в мягкое кресло и, не прикасаясь к обуви руками, сбросил ботинки. Закурил. Немного подумав, забросил ноги на журнальный столик и обратился к Глебу:

– Располагайся, мы дома.

Глеб щелкнул кнопкой телевизора. Замерцал экран, номер наполнила музыка.

– Что в конверте? – поинтересовался Глеб. Крапивин бросил конверт на стол и предложил:

– Вскрывай.

– В конвертах обычно вручают деньги.

– Не только.

– Еще в них пересылают миниатюрные бомбы, чтобы оторвало пару пальцев.

– ..и девушек поздравляют с днем первой менструации…

– Замечание не по адресу.

– Тогда – поллюции.

– Полиции, – поправил Крапивина Глеб, – полиции нравов, – и вскрыл конверт.

В руках у Сиверова оказалась тонкая пачка долларов, бумага, свидетельствующая о том, что Людгардас Дебилюнас приобрел их в одном из питерских банков, связка ключей с брелком, который украшал фирменный знак БМВ. Международные права, техталоны, техпаспорт.

Глеб отодвинул все это богатство на край стола и, вытащив из бумажника паспорта, внимательно принялся изучать их – фотографии Людгардаса Дебилюнаса.

– Да, ты, конечно, от души расстарался. Ну и морду нашел! Свиного рыла не хватает, а так, все остальное, можно считать, в порядке.

– Сейчас твою морду подправим, родная мать не отличит, – полковник Крапивин легко сбросил пальто и прямо в носках отправился в ванную. – Чего расселся, – крикнул он Глебу, – пошли.

В просторной ванной комнате висело зеркало в фигурной пластмассовой раме. Крапивин уже расставлял на полочке привезенные с собой флаконы.

– Люблю я это дело, – приговаривал полковник, – сразу молодость вспоминаю. Я до армии актером хотел стать, даже в театр работать устроился – помощником гримера.

Сиверов поискал глазами, где бы сесть. Стульев в номере не было, а кресло не прошло бы в узкую дверь. Пришлось опустить крышку унитаза и сесть на него.

– Зря штаны не спустил.

– А я – по-богатому, не снимая, новые себе куплю, крутые.

– Сбрасывай рубашку, сейчас мы тебе благородную седину подправим.

Сиверову пришлось склониться над биде, а полковник, размотав гофрированный шланг душа, включил горячую воду. Затем запахло парикмахерской. Едкая жидкость полилась на волосы Глебу. Крапивин ловко замотал ему голову полотенцем и засек время.

– Через пять минут снимешь.

Этого времени хватило, чтобы выкурить сигарету. Вновь в биде полилась вода, на этот раз окрашенная черным. Зажужжал фен. Полковник Крапивин артистически работал расческой. Театральный гример из него получился бы неплохой.

– Можешь смотреть, – наконец разрешил он.

– Не испугаюсь?

Крапивин пожал плечами.

– Случалось и хуже.

Глеб поднялся с унитаза, подошел к зеркалу. Черные, как поздняя южная ночь, волосы, смотрелись вполне натурально.

– А теперь очки с фотохромами.

В маленьком чемоданчике полковника Крапивина, наверное, мог бы спрятаться реквизит среднего по размерам театра.

– Все равно не похож, – Глеб поворачивался к зеркалу то боком, то анфас.

– Не беспокойся.

Крапивин подошел к, нему сзади и поправил волосы.

– Нагни голову.

– Куда?

– Не мне же на грудь… Набок!

Глеб склонил голову, прижав ухо к правому плечу. Запахло клеем. И скоро на щеке Глеба красовался выгнутый полумесяцем шрам, точно такой же, как на фотографии, приклеенной в паспорте. Этот последний штрих достойно завершил дело.

– Вылитый Дебилюнас, – рассмеялся Крапивин, глядя на дело своих рук. – Литовец, мать твою.

– Вылитый-то вылитый, а литовского языка я не знаю, даже пары слов. Мама не научила.

– Никаких проблем! Ты же в Латвии, хватит с тебя русского и английского.

Сиверов сам с трудом узнавал себя, глядя в зеркало.

– Давай, думай, – напомнил ему Крапивин, – что тебе еще нужно. Я сразу же свяжусь и все привезут.

– Как я понимаю, оружие с собой не протащишь?

– Навряд ли, – наморщил лоб полковник. – В аэропорту я тебе ничем не могу помочь.

– А я только на твою помощь и рассчитывал, – рассмеялся Глеб.

– Ну так, что, надумал что-нибудь?

– Я и здесь отыщу все что мне нужно. Пошли.

– Кепку надень, – забеспокоился Крапивин. – И очки не снимай. Еще не хватало, чтобы дежурная запомнила тебя в новом обличий.

Глеб надвинул на глаза кепку, надел очки и прошел мимо дежурной так, что та заметила только его спину.

Машина, принадлежащая когда-то Людгардасу Дебилюнасу, оказалась стареньким БМВ темно-зеленого, почти болотного цвета. Новизной в автомобиле сияли только заднее и переднее стекла.

– Заменить пришлось, – сказал Крапивин, – когда стреляли – вдребезги разлетелись. Только представь себе, одна пуля пробила заднее стекло, голову и вышибла переднее – ветровое.

– Салон хоть от крови вымыли?

– Обижаешь, Глеб, наилучшим образом. Сиверов уселся за руль, завел машину, проверил показания приборов. Полный бак, аккумуляторы заряжены под завязку, давление масла в порядке. Среди кассет на самом видном месте лежала кассета с записью с музыки Вагнера.

– Приятно, когда помнят о твоих слабостях, – сказал Глеб, выбираясь из машины.

– Я все делаю от души.

Заснеженный двор. У дощатого забора протянулись веревки с задубевшим, словно отлитым из матово-белого стекла бельем. Глаза Глеба просияли, и он, утопая в снегу, двинулся к веревкам. Крапивин, застыв в удивлении, остался стоять возле машины.

– Ты что задумал, Глеб?

– Сейчас увидишь.

Сиверов снял с веревок пару новеньких деревянных прищепок и, сжимая их в кулаке, вернулся к автомобилю.

– Теперь, Крапивин, ты отыщешь мне с десяток канцелярских кнопок. Только смотри, не новомодных, не фирменных, а штампованных – из жести, пару проводков по метру каждый и пару кусков хозяйственного мыла.

– На хрена тебе все это сдалось?

– Если прошу, значит, нужно.

Глеб поправил кепку и вновь прошмыгнул мимо дежурной. Крапивина пришлось ждать недолго. Вскоре он вернулся с тремя кусками хозяйственного мыла, разноцветными проводками, коробкой отечественных канцелярских кнопок.

Глеб запаковал это сомнительное богатство в портфель и поинтересовался у Крапивина:

– Машина хоть не краденая?

– Разводная, чеченские бандиты за долги отписали, – отвечал полковник.

– Нигде в компьютерах не числится?

– Информация о том, что Дебилюнас убит, никуда не просочилась. Голову даю на отсечение.

– Тогда я укладываюсь спать.

Глеб перешел во вторую комнату номера и, не раздеваясь, улегся на широкой двуспальной кровати прямо посередине, всем своим видом показывая, что полковнику здесь места не найдется.

– На этом, Глеб, моя помощь заканчивается, – Крапивин присел на край прикроватной тумбочки.