– Владислав Андреевич, – сказал Юрий как можно более естественно, – мне необходимо с вами поговорить. Это касается ночного происшествия в вашем охотничьем домике. Знаете, у меня почему-то сложилось впечатление, что вы имеете к нему самое прямое отношение.

Школьников медленно, как-то заторможенно повернул к нему широкое бульдожье лицо. Глаза у него были пустыми, обращенными внутрь, словно Владислав Андреевич целиком углубился в обдумывание какой-то сложной проблемы и никак не мог понять, кто и с какой целью вмешался в этот важный процесс.

Зато блондин отреагировал сразу. Его лицо оставалось бесстрастным, но правая рука почти незаметным и в то же время стремительным движением выскользнула из-под полы пиджака, и в живот Юрию уставился ствол пистолета.

– Ну конечно, – сказал он. – А я-то думаю: где я эту физиономию видел? На озере, вот где! Помнишь, старик, – обратился он к Школьникову, – этот тип привозил туда твоего журналюгу?

– Не припоминаю, – бесстрастно ответил Школьников. – На каком озере?

– Да ладно тебе, дед! – с каким-то нездоровым весельем бросил блондин. – Здесь же, насколько я понимаю, все свои…

Он не успел договорить. В следующее мгновение произошли три события одновременно: лифт остановился, его двери распахнулись, и Школьников с неожиданной в его возрасте и при его комплекции прытью набросился на своего конвоира. Он схватил его одной рукой за запястье, пытаясь отобрать пистолет, а другой за глотку. Хватка у него, судя по всему, была железная, и, если бы блондин не успел вовремя прижать подбородок к груди, его гортань наверняка была бы сломана.

Все произошло очень быстро. Юрий еще только раздумывал, кому бы из дерущихся лучше врезать, чтобы дальнейший разговор протекал в более спокойной и деловой обстановке, а они уже выкатились из лифта на лестничную площадку, хрипя, выворачивая друг другу руки и яростно лягаясь, как два взбесившихся мула. Туго набитая сумка соскользнула с плеча блондина и повисла у него на локте. Блондин раздраженно стряхнул ее и попытался ударить Школьникова освободившейся левой рукой. Школьников уклонился от удара, и его ладонь при этом, прорвавшись сквозь защиту противника, мертвой хваткой вцепилась в горло блондина. Сухопарый издал задушенный хрип, рванулся, пытаясь обеими руками оттолкнуть от себя здоровенного, как боевой слон, Владислава Андреевича, и в это мгновение раздался выстрел. Он прозвучал приглушенно, потому что дуло пистолета упиралось в живот Школьникова. Огромное тело бизнесмена напряглось в последний раз, а потом обмякло и стало грузно опускаться на пол.

– Твою мать, – прохрипел блондин, и в этом хрипе Юрию послышались нотки растерянности.

Впрочем, в данный момент Юрию было не до раздумий. Если раньше, в лифте, ситуация была просто опасной, то сейчас в ней появилась полнейшая определенность: блондину ничего не оставалось как застрелить опасного свидетеля, а Юрий мог либо попытаться этому помешать, либо безропотно умереть. Что-то подсказывало ему, что, стреляя в него с двух метров, блондин вряд ли промахнется.

Тело Школьникова еще падало, продолжая из последних сил цепляться холодеющими пальцами за одежду убийцы, а Юрий уже метнулся вперед. У него было чертовски мало времени, и он ударил изо всех сил, запоздало вспомнив о том, что бить нужно было с левой, потому что правой сегодня уже и без того досталось. В следующий миг расшибленная о подбородок Мирона кисть взорвалась такой адской болью, словно внутри нее разом разлетелись вдребезги все кости.

Удар пришелся точно в переносицу. Блондин не успел ни уклониться, ни прикрыться руками, на которых, как огромная гиря, все еще висело не желающее расставаться с последней искрой жизни тело Школьникова. Юрий услышал негромкий, но очень отчетливый хруст и не понял, что это хрустело: нос противника или его собственная многострадальная кисть.

Блондин отлетел назад и упал на спину под дверью, которая вела на пожарную лестницу. Юрий шагнул следом, машинально баюкая ушибленную руку, и остановился, увидев, что противник выведен из строя. Глаза блондина были закрыты, из приоткрывшегося рта медленным густым потоком стекала яркая кровь. Еще две блестящие, словно лакированные, струйки крови сбегали из ноздрей. Крови было как-то уж очень много, и Юрий понял, что хрустела все-таки переносица блондина.

Отлично, подумал Юрий. Вот тебе и интервью, оно же допрос с пристрастием. Называется, поговорили. Заставь дурака Богу молиться…

Позади него что-то лязгнуло. Юрий резко развернулся на сто восемьдесят градусов, но увидел только сомкнувшиеся створки дверей лифта. Оранжевая лампочка вызова, немного помедлив, погасла. Юрий снова резко обернулся: ему показалось, что блондин очнулся и целится в него из пистолета. Но тот лежал в прежней позе, широко раскинув по кафельному полу руки, одна из которых все еще сжимала рукоятку старенького безотказного “вальтера”.

Юрий перешагнул через ноги лежавшего на боку Школьникова, заметив при этом, что старик, кажется, еще дышит. Из-под него тоже растекалось медленно растущее кровавое пятно. “Нужно вызвать “скорую”, – подумал Юрий. – Но сначала – блондин. Надо, как минимум, забрать у него пистолет, не то, чего доброго, очнется и начнет палить в самый неподходящий момент."

Он подошел к блондину, присел над ним и для начала попытался нащупать пульс. Пульса не было ни на запястье, ни под подбородком. Юрий озадаченно почесал затылок здоровой рукой. “Чепуха какая-то, подумал он. – Только не надо мне рассказывать, что я укокошил его одним ударом. Или все-таки?.. Где-то я то ли читал, то ли слышал о подобном случае, и именно после удара по переносице. Кость ломается, и осколок может вонзиться в мозг… А ведь похоже, что так оно и было. Иначе с чего бы ему не дышать? Раз так, то к пистолету я не притронусь, решил он. Пусть лежит, где лежит."

Он медленно встал и сделал шаг назад, не торопясь поворачиваться к блондину спиной из уважения к смерти, пусть даже смерть эта была нелепой и вполне заслуженной. Его нога зацепилась за что-то, с глухим шорохом поехавшее по кафелю, и Юрий вздрогнул, решив, что запнулся о ногу Школьникова. Однако это оказалась не нога. Обернувшись, Юрий увидел брошенную блондином сумку. Сам не зная, зачем ему это нужно, он присел и машинально расстегнул “молнию”.

Первым делом под руку ему подвернулась туго набитая картонная папка. Юрий развязал тесемки, перебросил несколько верхних листков, рассмотрел пару фотографий и отложил папку в сторону. Того, что он увидел, было достаточно, чтобы понять: перед ним досье на блондина, начатое много лет назад и составленное тщательно и скрупулезно. Судя по этому досье, блондин был очень любопытной и очень опасной фигурой. Юрий подумал, что ему чертовски повезло, раз он вступил в единоборство с этим типом, даже не зная, кто он такой, и остался при этом в живых. Ядовитые змеи опасны не сами по себе, а лишь тогда, когда ты не знаешь, с кем имеешь дело и обращаешься с коброй как со шнурком от ботинка. “Впрочем, – подумал Юрий, – он ведь тоже не знал, с кем едет в одном лифте. Если бы знал, пристрелил бы сразу. А он, наверное, решил сначала выяснить, кто еще, кроме меня, в курсе дела. А я ведь до сих пор так и не понял, в курсе какого именно дела нахожусь. И понимать не хочу, если уж быть до конца честным…"

Под папкой лежали деньги – не так уж и много для человека, лично вернувшего в банк украденные четыре с половиной миллиона долларов, но гораздо больше, чем он мог бы заработать за несколько лет, крутя баранку в редакции, в таксопарке или где бы то ни было. Юрий ненадолго задумался, а потом, невесело усмехнувшись в ответ на какие-то свои мысли, задернул “молнию” сумки. “Давай, – подумал он, – отнеси деньги в милицию. А еще лучше отдай Мирону: уж он найдет, куда их пристроить…"

Школьников застонал, приходя в сознание, и Юрий склонился над ним. Рана у Владислава Андреевича была скверная. Юрий подумал, что, будь старик чуть-чуть пожиже, он умер бы сразу. Впрочем, и при железном здоровье Школьникова ему, похоже, осталось совсем немного – какая-нибудь пара минут, от силы полчаса. Юрий знал толк в огнестрельных ранениях и видел, что перед ним не жилец.