– Пьяный соискатель – отвергнутый соискатель, – объявил Глеб. – На эту удочку вам меня не поймать, Андрей Васильевич.
– Да кто тебя ловит!.. Кому ты на хрен сдался? Ловят его... Все вы, бывшие чекисты, этим болеете...
– Чем?
– Да этой, как ее, заразу... Па... паранойей, вот! А впрочем, дело хозяйское, Может, ты и прав. Пускай из двух голов хоть одна будет трезвая. Расскажи лучше, что там у тебя с Байконуром вышло.
Глеб рассказал – кратко, но подробно. Казаков выпил, закусил виноградиной, закурил и взялся было за пояс брюк, словно собирался снять штаны, но вовремя спохватился и оставил брюки в покое.
– Да, – сказал он, посасывая сигарету, – а ты крут, подполковник. Охрана у меня дрессированная, отборная – этим еще Полковник занимался, земля ему пухом, а он был спец – всем спецам спец... А ты, значит, его выучеников мордами в землю уложил, а сам даже не запачкался. Ну-ну.
– Да они просто не ожидали такого, вот и попались, – скромно возразил Глеб.
– Должны были ожидать! Я их лично инструктировал и предупредил, что с тобой шутки плохи. Ну, черт с ними, сами виноваты, что нарвались. Я вижу, ты не задаешь вопросов...
– Каких?
– Ну, например, что было бы, если бы не ты их, а они тебя.
Глеб пожал плечами.
– Знаете, Андрей Васильевич, – сказал он, – сослагательное наклонение меня как-то не волнует. Все эти “если бы” да “кабы” – пустая болтовня" Если бы они меня подловили, я бы быстро узнал, что со мной будет. А поскольку ничего подобного не произошло, то и думать об этом нечего. Кроме того, я полагаю, что ничего страшного со мной бы не случилось. Если бы вы хотели от меня избавиться, то подложили бы в машину не радиомаяк, а радиоуправляемый фугас.
– А откуда ты знаешь, что его там не было? – резко подавшись вперед, спросил Казаков и тут же, откинувшись на спинку кресла, расхохотался: – Шутка!
Он снова наполнил свою рюмку, ткнул в пепельницу окурок.
– Так не хочешь выпить? Ну, как знаешь. Твое здоровье! Вот что, – продолжил он сдавленным, сиплым голосом, жуя виноградину и одновременно затягиваясь сигаретой, – у меня к тебе дело, Комар. Боец ты отменный и при этом имеешь на плечах голову, а не кочан капусты. Я такого человека давно ищу – с тех самых пор, как Полковника подстрелили. Да и Полковник... Староват он был, если честно, потому на пулю и наскочил. М-да...
Он замолчал и молчал так долго, что Глебу показалось, будто его собеседник заснул с открытыми глазами.
– Я слушаю вас, Андрей Васильевич, – напомнил он.
Казаков вздрогнул, выходя из ступора, проглотил виноградину и усиленно задымил сигаретой, обильно слюнявя фильтр. Глеб отвел глаза – иногда, когда мог позволить себе такую роскошь, он был брезглив.
– Понимаешь, Комар, – сказал Казаков неожиданно нормальным человеческим голосом, – у меня к тебе просьба. Я понимаю, ты пришел ко мне, чтобы выйти из подполья и зажить по-человечески, но я прошу тебя потерпеть еще немного. Сделай для меня одно дело, а я в долгу не останусь. Деньги, статус, чистые документы – все у тебя будет. Жена будет в высшем обществе вращаться – с артистами, политиками, учеными, хоть с самим президентом. Детям образование дашь, сам жирком обрастешь, а то стыдно в твоем возрасте живота не иметь... Все, что хочешь, тебе дам, но сначала – дело.
– Конкурент? – понимающим тоном спросил Глеб. Казаков презрительно фыркнул.
– Не родился еще такой конкурент, против которого мне бы киллер понадобился, – заявил он. – Я любого могу деньгами задавить, причем в соответствии с действующим законодательством. Это мне – раз плюнуть, понял? Тут, брат? все намного сложнее. Тут, если хочешь знать, мистикой пахнет.
– Мистикой? – вежливо приподнял брови Глеб.
– Именно мистикой, черт бы ее побрал! Да такой, что волосы дыбом становятся!
– Слушаю вас, – повторил Сиверов.
Он никак не мог понять, куда гнет господин банкир. Впрочем, вполне могло оказаться, что Казаков никуда не гнул? а просто молол пьяную чушь, полагая, что подвергает своего нового сотрудника очередной проверке.
– Ты заметил, что в последнее время творится с курсом доллара? – спросил Казаков.
Глеб слегка вздрогнул. Вопрос был совершенно неожиданный. С таким же вопросом буквально на днях к нему обратился генерал Потапчук; можно было подумать, что Казаков подслушал их разговор и теперь решил блеснуть своей осведомленностью. Разумеется, быть этого не могло ко определению, и Слепой быстро взял себя в руки. “Странно, – подумал он. – Помешались они все на этом курсе доллара, ей-богу. Сначала генерал, а теперь вот Казаков – между пpoчим, главный подозреваемый... Он что, хочет сделать чистосердечное признание? Вот было бы славно! Он бы мне сейчас подробненько рассказал, как ему удается влиять на результаты биржевых торгов, а я бы его после этого придушил голыми руками и пошел бы себе восвояси – докладывать Потапчуку, что задание выполнено и мир в очередной раз спасен. Да, но мистика-то здесь при чем?”
– Курс доллара понижается, – спокойно сказал он, – а курс рубля соответственно растет. По-моему, для российской экономики это хорошо.
– Стреляешь ты отлично, – проворчал Казаков, – а вот в экономике, я вижу, разбираешься, как я в планерном спорте.
– Грешен, – признался Глеб.
– Ничего, – утешил его банкир, – это не грех. Наоборот, если бы ты при всех своих талантах еще и в экономике шарил, я бы обязательно решил, что тебя ко мне из налоговой полиции подослали. Ну, так вот, подполковник, для российской экономики нынешнее положение на валютной бирже – нож острый, понял? Понимаешь, если бы такое положение возникло в результате наших усилий, если бы мы его планировали, готовились к нему, работали на него – тогда, конечно, я бы первый сказал, что все прекрасно. Но ведь по всем прогнозам должно было получиться наоборот! Все знали, выстраивали стратегию, вкладывали средства и брали кредиты, исходя из твердой уверенности – да нет, из знания. – что все будет наоборот. То есть что доллар будет продолжать расти, а рубль, наоборот, падать. И вот прямо в середине года, когда все схемы запущены и работают полным ходом, начинается вся эта ботва на валютной бирже... Это как в том анекдоте, где новый русский каждый день менял коробку передач в своем “шестисотом”. Механик его спрашивает: дескать, извини, браток, как ты ездишь, что у тебя каждый день из коробки шестерни сыплются? А тот ему: обыкновенно, мол, езжу. Включаю первую, разгончик, вторую, потом третью, четвертую, пятую, а потом еще разгончик, и R – “ракета”, значит". Вот и у нас сейчас то же самое творится: какая-то сволочь прямо на полном ходу взяла и врубила заднюю передачу, и теперь не из одного меня – из всего нашего брата-банкира шестеренки сыплются. Со стороны это пока незаметно, но держимся мы, чтоб ты знал, из последних сил.
– Неприятное положение, – сказал Глеб. Казаков покосился на него налитыми кровью глазами и залпом опрокинул рюмку.
– А ты не иронизируй, – сказал он, подавив раздражение. – Я понимаю, банкир не может вызывать сочувствия у простого смертного. Наоборот, ты сейчас, наверное, сидишь и думаешь: дескать, ага, припекло тебя, борова плешивого! Так, мол, тебе и надо, не все коту масленица, будет и Великий Пост... Да только того вы все не понимаете, что я-то этот Великий Пост худо-бедно переживу, а вот вы, нищеброды, бездельники, с голодухи загнетесь! И Америка устоит, сколько бы доллар ни падал и сколько бы дурачье по этому поводу ни злорадствовало, А вот о том, что вся мировая экономика на долларе построена, от него зависит и без доллара недели не протянет, вы все подумали? Ведь сколько народу нашему ни тверди, что рубль надежнее, он все равно будет баксы в наволочку складывать! И вот когда бабуся, которая отложила себе две сотни зеленых на похороны, обнаружит, что на ее сбережения даже бумажного венчика на лоб не купишь, вот тогда вы все взвоете! Да некоторые уже волосы на ж... рвут. Мелкие предприниматели, например. Тут ко мне давеча один явился – типа делегат от обеспокоенной общественности. Пожалейте, говорит, Андрей Васильевич, не губите! Я, говорит, понимаю – биржа там, игра на понижение и все такое прочее, – но надо же, говорит, меру знать! Или хотя бы подскажите, что делать: сейчас валюту на деревянные менять или подождать маленько? Ну, послал я его, конечно, куда подальше, потому что сказать-то мне ему нечего!
