– Чего?! – Казаков задохнулся. – Да ты... Да я... Да я тебя самого ликвидирую, идиот! Что значит – машина всмятку? Ты что себе позволяешь?!

Глеб усмехнулся и легким тычком ноги уложил на место водителя джипа, который, приподняв голову, с интересом прислушивался к разговору.

– А что такое? Обычная самозащита... Разве я что-то неправильно сделал?

В трубке послышался странный звук, как будто на том конце провода находился только что всплывший из-под воды бегемот, Казаков немного помолчал, борясь с душившим его раздражением, а потом сказал тоном ниже:

– Ладно, плевать... Пошутили, и будет. Кончай дурака валять, Комар.

– С удовольствием, – сказал Глеб, присаживаясь на подножку джипа. – Вы не беспокойтесь, Андрей Васильевич, ваши люди целы, да и машина пострадала не так уж сильно.

– А кто тебе сказал, что это мои люди?

– Гм... Мне показалось, что вы только что предложили перестать шутить.

– Это я ТЕБЕ предложил, понял?

– Да, конечно. Что позволено Юпитеру... Так люди не ваши? Тогда я их... того. Не волнуйтесь, я все сделаю чисто. Уж очень они меня достали. Одного бензина из-за них сколько сжег!

Казаков крякнул.

– Ладно... Раз ты такой дошлый, черт с тобой. Извиняться не буду. Должен же я был тебя проверить!

– Проверили?

– Более или менее... Только ты, голубчик, не думай, что перевернул машину – и дело в шляпе. Я с тобой еще не закончил.

– К вашим услугам, – сказал Глеб.

– За мои деньги, – в тон ему проворчал Казаков. – В общем, считай, что первый этап проверки ты прошел – доказал, что крутой, как вареное яйцо, и можешь за себя постоять. Но это многие могут. Второй этап будет посложнее.

– Можно вопрос? – вежливо перебил его Глеб. – А сколько их будет всего, этих этапов?

– Сколько надо, столько и будет, – буркнул Казаков. – Ты вот что... Они как там, самостоятельно передвигаться могут?

Глеб посмотрел на распластанных по земле охранников. Один из них, ушибленный, по всей видимости, не так сильно, как другие, потихонечку тянул руку к лежавшему неподалеку пистолету. Сиверов наступил ему на запястье, а когда тот вздрогнул и повернул к нему испуганное, перепачканное землей и кровью лицо, ласково улыбнулся и укоризненно качнул стволом “глока”: дескать, не шали.

– Захотят – смогут, – сказал он в трубку.

– Тогда передай трубку Байконуру, – велел Казаков, – а сам садись в машину и дуй обратно в банк. Когда будешь?

– Мы за городом, – сказал Глеб, – так что, наверное, где-то через час. Андрей Васильевич, может, я их все-таки подвезу?

– Сами доберутся, – кровожадно прорычал банкир. – У них машина хорошая, почти сорок тысяч стоит, на такой грех не добраться. Трубку Байконуру отдай, а сам – пулей сюда. Даю тебе сорок пять минут.

Глеб пожал плечами и поставил пистолет на предохранитель.

– Который из вас Байконур? – спросил он, ни к кому персонально не обращаясь.

Здоровенный охранник у его ног завозился, пытаясь встать. Глеб убрал свой ботинок с его запястья, и Байконур сел. Вид у него был потрепанный, но на деле все сводилось к нескольким царапинам и ушибам. Сиверов отдал ему трубку и сказал:

– Подъем, гаврики, хватит спать.

“Гаврики”, ворча, покряхтывая и вполголоса отпуская крепкие словечки, начали подниматься с земли. На Глеба они старались не смотреть. Байконур беседовал по телефону, то есть сидел на земле, слушал, кивал, и с каждым кивком выражение его лица становилось все более кислым. Закончив разговор, он спрятал трубку в карман мятого грязного пиджака, перекатился на четвереньки, медленно принял вертикальное положение и присоединился к своим коллегам, которые, сопя и матерясь сквозь зубы, корячились возле тяжелого джипа, силясь поставить его на все четыре колеса.

Наконец машина качнулась и грузно, с шумом коснулась дороги. Один из охранников сразу же полез в багажный отсек за домкратом, другой принялся снимать с задней двери запасное колесо. Водитель уже поднял слегка помятый капот и, озабоченно посвистывая, время от времени утирая рукавом сочившуюся из пореза на лбу кровь, осматривал двигатель. Байконур боком приблизился к Глебу и, по-прежнему избегая смотреть ему в лицо, торопливо собрал разбросанные по земле пистолеты.

– Байконур, – сказал ему Глеб, – откуда такое странное погоняло?

– А я знаю? – угрюмо огрызнулся тот, – Шеф придумал, вот и хожу в Байконурах. У него, видите ли, на имена память хреновая, так он людям, как собакам, клички дает.

– М-да, – сказал Глеб. – Ну ладно, ребята. Давайте без обид, идет? Нам с вами еще работать и работать.

– Чего? – опешил здоровенный щекастый детина, до сих пор молча крутивший ручку домкрата.

– Я ваш новый начальник, – представился Глеб.

– Чего? – повторил щекастый. Челюсть у него отвисла, глаза выпучились.

– Вместо Полковника, что ли? – спросил водитель, держа на весу крышку капота.

– Ага, – сказал Глеб и пошел к своей машине.

– Блин, – послышался позади него голос Байконура, – ну и шуточки у Андрея Васильевича!

Водитель молча уронил крышку капота, и та с громким лязгом захлопнулась. Глеб не оглянулся, но в глубине души вынужден был признать, что целиком и полностью согласен с Байконуром: шуточки у Андрея Васильевича и впрямь были еще те.

До банка он добрался за тридцать с небольшим минут – не так уж это было далеко, да и Слепой умел ездить, не попадая в пробки. Правда, с каждым годом это становилось все сложнее, и он все чаще думал, что рано или поздно, чтобы хоть куда-нибудь успеть вовремя, ему придется пересесть на велосипед, в крайнем случае – на мотоцикл. Мотоциклы Глеб недолюбливал, главным образом потому, что при всей своей мобильности несущийся во весь опор по оживленной городской улице мотоциклист поневоле привлекает к себе внимание.

На сей раз охрана даже не подумала его остановить, и Глеб сам, по собственной инициативе, подчеркнуто демонстративно сдал охраннику у входа свой воняющий пороховой гарью “глок” с глушителем. Охранник шарахнулся было в сторону, но тут же взял себя в руки и принял у Глеба пистолет с таким видом, словно это была бомба. Все это произошло прямо под любопытным взглядом следящей видеокамеры. Глеб подошел к зеркалу, поправил узел галстука, застегнул пиджак, скрывая испачканную на животе рубашку, и, отказавшись от сопровождения, широким шагом двинулся через операционный зал.

Банкир Казаков по-прежнему сидел в своем роскошном кабинете, но уже не за письменным столом, а за низким стеклянным столиком в углу, вокруг которого были расставлены удобные кожаные кресла с низкими спинками. На столике красовались хрустальный графин с чем-то, по цвету напоминавшим слабо заваренный чай, две рюмки и блюдо с фруктами. Одна рюмка была пуста и суха, а на донышке второй Глеб углядел остатки все той же коричневатой жидкости. Знаменитая банкирская бородавка пламенела, как стоп-сигнал. На обширной лысине поблескивала испарина, а глаза не то чтобы глядели в разные стороны, но и трезвыми их назвать было нельзя.

– Садись, Комар, – предложил он, указав Сиверову на кресло напротив себя. – Садись, выпьем. Имей в виду, с этим делом у меня просто, безо всяких там этикетов – сам наливай, сам пей, сам блюй и сам за собой убирай.

– Благодарю вас, – сказал Глеб, усаживаясь, – но я лучше воздержусь.

– Хозяин – барин, – сказал Казаков. – Не хочешь блевать – не блюй. Я тоже никогда не блюю. Еще чего – добро на пол выплескивать!

– Я хотел сказать, что не пью на работе, – уточнил Глеб.

Он смотрел на Казакова и никак не мог понять, кто перед ним – великий хитрец, актер, умело маскирующий острый ум и звериное чутье, или обыкновенная свинья, которой против ее воли навязали прямохождение и которая делает все от нее зависящее, чтобы как можно скорее вернуться в первоначальное животное состояние.

– А ты пока не на работе, – напомнил Казаков, снимая с графина пробку и наливая себе до краев. В воздухе запахло спиртом и дубовой бочкой. – Ты пока этот... абитуриент. Соискатель, понял?