Правое боковое стекло опустилось до конца, и Валька увидела, что водитель сидит в машине один. Машина оказалась “Ладой” десятой модели – не шибко круто, конечно, но солидно. И потом, в навороченных иномарках чаще всего ездит всякая сволочь, от которой никогда не знаешь, чего ожидать. Валька-Балалайка давно заметила, что чем круче у клиента машина и чем больше у него в лопатнике денег, тем чаще он норовит свалить, не расплатившись. Ведь, казалось бы, для него, козла, пятьдесят баксов – не деньги, мог бы и заплатить, и какую-нибудь мелочишку на новые колготки подбросить, так нет же – так и смотрит, как бы ему попользоваться задаром, да еще и матом обложить на прощанье...

Серебристая “десятка” тихо и ровно клокотала движком у самой бровки тротуара, оранжевый огонек указателя поворота размеренно вспыхивал и гас, освещая бордюр, часть газона и великолепные Балалайкины ноги. Водитель неподвижно сидел за рулем и молча разглядывал Вальку. Лица его видно не было Балалайка видела только красноватую точку тлеющей сигареты, которая медленно разгоралась в темноте салона, да освещенные зеленоватым отблеском приборной панели руки, спокойно лежавшие на рулевом колесе. Ладони этих рук были небольшие, сухие, с длинными нервными пальцами, аккуратно подстриженными ногтями и без колец. На левом запястье поблескивали белым металлом часы на простом кожаном ремешке, в сумраке салона призрачно белела крахмальная рубашка с темным узким галстуком.

Балалайка шагнула вперед, украдкой выбросив на газон испачканную землей салфетку, и, положив локоть на крышу кабины, игриво заглянула в салон, заодно выставив на обозрение потенциального клиента свое ослепительное декольте и тяжелую золотистую косу.

– Прокатимся, дружок? – хрипловатым бархатным голосом произнесла она.

– Возможно. – Огонек сигареты разгорелся ярче, осветив впалые, гладко выбритые щеки и крылья короткого прямого носа. – Это будет зависеть от того, что вы можете мне предложить.

Валька невольно оглянулась через плечо, но позади нее по-прежнему никого не было. Только тогда она сообразила, что, говоря “вы”, клиент имел в виду ее одну. Балалайка едва не прыснула. Нет, она не видела ничего необычного в том, что к ней обратились на “вы” – то есть не видела бы, если бы это случилось днем, где-нибудь в магазине или просто на улице. Но не на работе же!.. Ей даже интересно стало: он что же, и в койке будет ей выкать?

– Мы вам много чего можем предложить, – тем же кошачьим голосом пообещала Валька, невольно выделив голосом слово “мы”. – В пределах разумного, конечно. Извращения и групповуха – это не ко мне. В общем, все зависит от оплаты. Ты что, красавчик, первый раз плечевую подхватываешь?

– Это несущественно, – объявил клиент, из чего следовало, что Балалайкина догадка была верна. – А какие у вас расценки?

– Полтинник в час, – сообщила Балалайка. – Поверь, малыш, это того стоит. На меня еще никто не жаловался.

– Полтинник чего?

Валька фыркнула.

– Ну, не рублей же! То есть рублями я тоже могу взять, но по курсу. А лучше все-таки долларами. Надежнее. Да и мне хлопот меньше – не надо бегать, менять...

– Ошибаетесь, – неожиданно сказал клиент. – Впрочем, меня это не касается. А сколько будет стоить ночь?

Валька хмыкнула. Вообще-то, с учетом жесткой конкуренции, за ночь она обыкновенно брала не более двухсот баксов, и случалось такое нечасто. Ленинградка – не “Интурист”, тут все, как правило, происходит по-быстрому, чаще всего на заднем сиденье или в кабине грузовика. Кому нужна плечевая на всю ночь? То-то, что никому. Да и где найти мужика, который мог бы заниматься этим всю ночь напролет? Это они только на словах половые гиганты, а как дойдет до дела, мало кто способен продержаться дольше двух минут. Чих-пых, и готово дело, можешь собирать тряпки и отправляться в ванную...

– Пятьсот, – нагло сказала она. – И шампанское.

– Шампанское – это обязательно, – сказал клиент. – Но вам не кажется, что пятьсот – это многовато? Впрочем, это не имеет значения. Садитесь.

Валька отступила на шаг, опасливо вглядываясь в тускло освещенный уличными фонарями салон машины. Исходя из собственного богатого опыта, она знала, что деньги – особенно такие большие – могут не иметь для клиента значения в одном-единственном случае: если он вообще не намерен платить.

– Садитесь, садитесь, – настойчиво повторил клиент и потянулся к дверце, чтобы открыть ее.

– Деньги вперед, – еще немного попятившись, заявила Балалайка. Она попятилась бы и дальше, но помешал бордюр.

– Разумеется, – сказал клиент.

Валька увидела, как он вынул откуда-то бумажник и, покопавшись в нем, протянул ей пять купюр по сто долларов. Это не лезло ни в какие ворота: на ощупь деньги были как настоящие, и ничто не мешало Вальке прямо сейчас, не утруждая себя посадкой в машину, стрекануть вдоль по Ленинградке под крылышко к двухметровому Вадику. Нужно было быть последним кретином, чтобы не учитывать такой возможности, следовательно, клиент либо действительно был полным лохом, либо полштуки баксов для него деньгами не являлись.

Валька прислушалась к своей интуиции, но та впервые в жизни растерянно молчала: похоже, она, интуиция, тоже не знала, что ей думать по этому поводу. На маньяка клиент как будто не походил, но... Вот именно – но! Так мог вести себя стопроцентный лох, впервые попавший в Москву из какого-нибудь Мухосранска и решивший побаловаться с настоящей проституткой. Но откуда у лоха такие бабки? В казино, что ли, выиграл? Или украл?

– А деньги настоящие? – спросила она, чувствуя себя при этом последней дурой. (Так он тебе и сказал!)

– Да, – сказал водитель “десятки”. – Деньги настоящие, не волнуйтесь. Откровенность за откровенность: а ваша коса настоящая?

Валька невольно усмехнулась.

– Если не будешь меня обижать, я тебе разрешу это проверить, – пообещала она и, махнув рукой на свои смутные страхи, полезла в машину. В конце концов, за ней наблюдал Вадик, который в случае чего не даст ее в обиду. Прежде чем захлопнуть за собой дверцу, она сделала незаметный знак в сторону стоявшего поодаль “БМВ”, знак этот означал, что ее сняли до утра и что за клиентом необходимо присмотреть. Она увидела, как “БМВ” Вадика завелся, вытолкнув из выхлопной трубы облачко казавшегося в свете фонарей белым дыма.

– Ну, и чем мы будем заниматься целую ночь? – спросила она, хлопая заедающей дверцей и размещая в тесноватом салоне свои длинные ноги в сверкающих лаковых ботфортах.

– Вы очень красивая, – вместо ответа заявил клиент, включая указатель левого поворота и кладя ладонь на рычаг переключения скоростей. Рука его при этом случайно задела Валькино бедро; Валька не обратила на это внимания и не убрала ногу, а клиент смущенно кашлянул и извинился.

– Чудак, – засмеялась Валька, – это же моя работа! Хочешь меня потрогать? Я не против, если деньги у тебя и вправду настоящие. И перестань выкать, это же просто смешно! Ты что, действительно в первый раз снимаешь проститутку?

– Не вижу, что здесь смешного. – Клиент включил передачу и вырулил на шоссе, вклинившись в сплошной поток движения с врожденной ловкостью коренного москвича. – По-моему, обращаться к незнакомому человеку на “вы” – это нормально. Так принято повсюду, разве нет?

– Господи, – сказала Валька, удивленно глядя на его освещенный летящими отблесками уличных фонарей профиль, – да откуда ты свалился? Мало ли что принято! Мало ли что нормально! Жизнь у нас ненормальная, а ты – “принято”... Ты меня видишь впервые в жизни, а через полчаса мы с тобой уже будем трахаться, как кролики, – это нормально? И обращаться при этом друг к другу на “вы” – это же... это... Это извращение какое-то! Хотя... В этом что-то есть. Надо попробовать!

– Вы же сами сказали, что извращения не по вашей части, – заметил клиент, и Валька заметила, как уголок его тонкогубого рта слегка приподнялся, обозначив ироничную улыбку.

Вообще-то, клиент был даже симпатичный – молодой, не старше тридцати, подтянутый, интеллигентный. На переносице у него строго поблескивали очки в тонкой стальной оправе, надо лбом топорщились жесткие темные волосы – видно было, что парень уделяет своей прическе не так много внимания, как некоторые, и любит ерошить волосы пятерней.