Литмир - Электронная Библиотека

— Директор предложил вам уйти на пенсию?

— Нет, — сказал генерал, — не предложил, и это меня удивляет. Но «нагрузил» по полной программе: и здесь упущение, и здесь недоработка, и это не успел, и это не вовремя... С него, я понимаю, тоже требуют, он тоже человек не свободный. А еще бриллиант, черт бы его побрал... Бизнесмены начали в коалиции сбиваться, на премьер-министра давят, на президента умудрились выйти. Жалуются на нас, что мы их не охраняем. А у них охраны больше, чем у меня сотрудников.

— И охрана хорошая, — вставил Глеб.

— Хорошая... Да только убивают их одного за другим, каждый месяц кого-нибудь хоронят. Не в Москве, так в Питере, не в Питере, так в Красноярске или Хабаровске, Владивостоке. По всей России крупных бизнесменов молотят, щелкают, как орехи.

— Никто не заставлял, сами такой путь выбрали. — Они, в принципе, хорошее дело делают: людям рабочие места обеспечивают, налоги платят, вносят свой вклад в строительство государства. Баневского вспомни, — Потапчук хотел сказать, «земля ему пухом», но не сказал, поднял рюмку, и они с Глебом, не чокаясь, выпили. Получилось, что они выпили за упокой души бизнесмена. Глеб улыбнулся.

— За Баневским тоже люди стояли, и они, по всей видимости, на директора влияют. Да и журналисты угомониться не могут, все еще пишут, говорят, сюжеты стряпают. Вот давеча целую программу по телевизору выдали про убийство бизнесмена. И знаешь, что самое интересное? Говорят, что мы так никого и не нашли, что ни одно из громких убийств по сей день не раскрыто. Словно мы сидим и ждем, когда заказчики с убийцами сами придут, сами на себя напишут, а нам останется лишь наручники на запястьях защелкнуть и в Лефортово их спровадить.

— Что, Федор Филиппович, совсем тяжко? — спросил Глеб, вытаскивая из пачки сигарету и неторопливо прикуривая.

— Тяжко, Глеб, поверь мне, старику.

— Хватит вам про старость сказки рассказывать! Вы любому молодому фору в пять очков дадите.

— Врешь ты все, Глеб. По глазам вижу, тоже чувствуешь, что я старым стал и никчемным. Чутье потерял, тебя по пустякам дергаю. И Князева, если бы ни ты, еще неделю или месяц искал бы.

— Он не прятался, просто не попадался на глаза. Прятаться ему ни к чему, он уверен, что он царь российский, а мы все — рабы его.

Генерал грустно улыбнулся. Он был похож на пенсионера, который сидит в парке на лавочке и ждет, когда придут партнеры по домино или шашкам. И тогда он сможет два-три часа не думать о собственном здоровье, о таблетках, детях, внуках, а будет наслаждаться игрой и неторопливой беседой с такими же, как он сам. Глеб спросил, глядя прямо в глаза Потапчуку:

— Вы что, Фёдор Филиппович, на самом деле о пенсии подумываете или просто меня стращаете?

— Нет, Глеб, не стращаю. Подумываю и всерьез. Но дела, черт бы их побрал, не пускают. Сам себе говорю: вот этого найдем, это дело закрою, и можно будет уйти на заслуженный отдых. Глеб рассмеялся:

— За город уехать, капусту, помидоры выращивать, плодовые деревья сажать, кустарники. Собачку, наверное, заведете, книжки читать станете?

— Ага, — признался Потапчук, — как точно ты все нарисовал.

И они, глядя друг на друга, рассмеялись так задорно, так весело и искренне, словно не было никаких убийств, словно им сейчас лет по тридцать и впереди огромная жизнь, беззаботная, светлая. А здоровья у них — на сто лет хватит.

У Потапчука даже слезы выступили. Он принялся вытирать покрасневшие глаза носовым платком.

— Рассмешил ты меня, Глеб, повеселил.

— Так я же вам, Федор Филиппович, не все рассказал.

— Что забыл?

— Еще вы рецепты разные осваивать будете.

— Медицинские рецепты?

— Вин, наливок, закаток всевозможных, огурчиков, помидорчиков, салатиков, ассорти, соляночек, аджичку будете делать. Можем с вами даже маленький ликеро-водочный заводик на участке смайстрячим.

— Ага, Глеб, смайстрячим, — подхватил веселую интонацию генерал и взял в руки бутылку с водкой. — Давай еще по одной, и я поеду, посплю хотя бы часика четыре.

— А лучше шесть, Федор Филиппович.

Генерал сам налил водку. На этот раз они чокнулись, и Глеб, глядя в глаза Потапчуку, сказал:

— За ваше здоровье, Федор Филиппович.

— Нет, Глеб, давай за тебя.

— Ну, если так, тогда за нас. Они чокнулись, выпили.

Немного помолчав, Глеб вынул и показал Потапчуку фотографии Розы. Он уже выяснил, что она является дорогой проституткой и встречается, кроме Гусовского, еще со многими влиятельными людьми.

На генерала это особого впечатления не произвело, его больше интересовала сейчас судьба бриллианта Романовых.

— Ничего удивительного, Глеб, они и дома друг другу продают, и заводы. Так что женщина для них такой же товар, как и все остальное.

— Не скажите, Федор Филиппович, Гусовский ее ценит. Генерал с любопытством рассматривал фотографии.

— Согласись, красивая женщина?

— Красивая, — согласился Глеб, — но не в моем вкусе.

— Ой, ладно тебе! Ирине привет от меня передавай.

— Хорошо, передам. Правда, видимся мы с ней в последнее время крайне редко.

— Понимаю. Я своих тоже только спящими вижу, — опять с грустной улыбкой сказал генерал.

— Гусовский в Питер собирается завтра или послезавтра, так что я, наверное, тоже туда рвану.

— Не лезь, пожалуйста, никуда, — попросил Потапчук.

— Ясное дело. Буду наблюдать. Есть у меня предчувствие, что очень скоро все на свои места встанет.

— Что ты имеешь в виду, Глеб?

— Найдем мы и того, кто Баневского заказал, и того, кто заказ выполнил. Поверьте мне, Федор Филиппович, найдем. И вы тогда доложите начальству, что дело сделано, а они вам новое подбросят еще позаковыристее. И будет вам не до помидоров с огурчиками, а будете вы бежать, высунув язык, и тяжело дышать. Жизнь у вас такая, судьба. На роду было, наверное, написано «охотничьим псом» родиться.

— Наверное, — сказал генерал, вставая. — Спасибо тебе, Глеб, развлек. Отдохнул я с тобой. А насчет Князева ты, наверное, прав. Подключу специалистов-психиатров, пусть им займутся.

— Правильно, — кивнул коротко Глеб.

Он проводил генерала до двери. Потапчук неторопливо спустился по лестнице. Машина с шофером ждала его в соседнем дворе. Глядя ему вслед, Глеб думал, что кому на роду написано быть «охотничьим псом», тот будет им до последних мгновений жизни. А Потапчук был именно таким — «породистым охотничьим псом» с прекрасным чутьем. Таких — на тысячу один.

***

Старый, разменявший восьмой десяток, ювелир Соломон Ильич Хайтин, вечно брюзжащий и всем недовольный, был удивлен телефонным звонком старого знакомого Тихона. Они не встречались уже достаточно давно и, как думал Хайтин, навсегда потеряли друг друга. Ювелир считал, что карманник Тихон мотает где-нибудь на далекой зоне за Уральским хребтом очередной срок. Павлов, набирая номер ювелира, нервничал, он не был уверен, что ювелир не уехал на постоянное место жительство в Израиль или Австрию, или, того хуже, не лежит на кладбище под мраморной плитой, на которой высечена шестиконечная звезда Давида.

Звонок Тихона Павлова вернул Соломона Ильича к жизни. Тот встрепенулся, ожил, словно молодость вспомнил, словно этот звонок был чудодейственной инъекцией, которая придала ему сил и уверенности. Он ждал прихода неожиданно объявившегося Тихона и по этому случаю облачился в старомодный темно-синий костюм, белую рубашку и даже бабочку надел, будто собрался в филармонию на концерт симфонической музыки. Он побрился, причесался и помолодел лет на десять-пятнадцать.

Павлов пришел к нему один. Соломон Ильич, увидев Тихона, развел руки в стороны, закивал седой головой и стал похож на курицу, клюющую зерно. Его влажные, чуть выпученные глаза слезились, а толстые губы растянулись в улыбке.

— Здравствуй, Тихон, — с нескрываемым уважением и почтением, почти нежно поприветствовал гостя Соломон Ильич.

28
{"b":"29909","o":1}