Сухтелен во второй раз пересказал все случившееся в Рудне. Вплоть до своего приказа вбить в трупы убитых рудненцев осиновые колья.

– Вы бы видели, каких размеров у них клыки! – оправдывал свое решение гусар. – Клянусь чем угодно, у людей таких не бывает! Вершок, не меньше! Потом они стали, правда, уменьшаться. Представляете: лежит мертвец, а у него зубки на глазах становятся меньше! Жуть!

Барталов попробовал себе это представить и невольно передернулся. Зрелище явно было не для слабонервных.

– А перед этим? Что было перед этим? – Профессиональный интерес почти сразу взял верх перед какими-то мелкими, по нынешним временам, ужасами.

– Я же все рассказал, – непонимающе посмотрел на доктора Сухтелен.

– Клыки перед этим у них были? – терпеливо уточнил свой вопрос Барталов.

– Нет, конечно. Черт! Да если бы у них были подобные украшения, то мы бы ликвидировали всех сразу. Тогда бы хоть в рукопашную не пришлось вступать.

Мысль о потерях мучила подполковника. Он поневоле искал свою вину в том, что четыре солдата были убиты, когда при некоторой предусмотрительности с его стороны вполне могли бы жить.

– Значит, клыки отрасли у них во время схватки? – вновь уточнил Павел Петрович. – А вы не заметили у них еще каких-нибудь других нехарактерных, так сказать, особенностей?

– У покойников?

– И у покойников тоже. Но прежде всего у живых. Отличаются они чем-то от нормальных людей или нет?

Сухтелен вздохнул. Он уже сам задумывался над этим вопросом, опрашивал людей, узнавал, кто что видел перед столкновением и во время его.

Конечно, требовать от человека наблюдательности в подобной ситуации глупо. Тут все идет на сплошных навыках, отработанных заранее приемах, и вспомнить реальную картину рукопашной не в состоянии практически никто.

– Утверждать не берусь, но некоторым из нас показалось, будто глаза у упырей время от времени светились красным. Ну, как примерно у Александра Дмитриевича.

Бровь Канцевича приподнялась в демонстрации легкого удивления. Красноглазый от усталости полковник не мог видеть себя со стороны, и сказанное для него было новостью. А уж сравнение его с вампиром…

– Так. Положим, это вам могло показаться, – губы Аргамакова тронуло подобие улыбки.

Он выглядел чуть бодрее своего начальника штаба и даже был в состоянии оценить юмор сказанного.

– Извините, Александр Дмитриевич! – До Сухтелена дошла двойственность сравнения.

– Ничего, – кивнул Канцевич.

Ему было абсолютно все равно, на кого он похож или не похож.

– Черт! Я не утверждаю, что так и было. – Гусар повернулся к Барталову. – Самому мне было не до того, чтобы рассматривать эту нечисть. Могу лишь сказать, что живучесть этих упырей превышает человеческую. Если не считать скрывавшегося под мостом Ваську.

– А ведь вы верно заметили, – после короткого молчания отозвался доктор. – Живучесть ныне не показатель, вампир перед вами или нет. Неуязвимыми хотят стать многие. Да и не стрелять же в каждого, проверяя, человек перед вами или нет. – Барталов улыбнулся, демонстрируя, что сказанное – лишь шутка, и тут же опять стал серьезным. – А вот краснота, если она имела, так сказать, место, могла бы стать критерием, приметой. Если легенды о вампирах справедливы и они могут увеличивать численность за счет жертв, то нельзя исключить их существование в Смоленске. Раз уж банда Яниса побывала здесь.

– Три тысячи чертей! Но не можем же мы проверить все население! – выругался Сухтелен.

– Кроме того, в самой Рудне наверняка остались другие вампиры, – деловито продолжал рассуждать Барталов. – Боюсь, никого другого там остаться и не могло. Не сочтите меня жестоким, но надо было, так сказать, пройтись по городу огнем и мечом.

То, что подобную мысль высказал не кто-нибудь, а интеллигентный доктор, оказало впечатление на офицеров. Раз уж Павел Петрович настаивает на самых крутых мерах, то положение намного серьезнее, чем предполагали военные.

Впрочем, в армии учили бороться не с тайными, а с явными противниками. И уж никогда – против мирного населения.

Сухтелен опять прикурил, нервно затянулся и выдохнул:

– У меня не было достаточно сил.

– И приказа, – уточнил Аргамаков.

Уточнил, а сам подумал: смог бы он хладнокровно отдать подобное безжалостное распоряжение? В числе уцелевших жителей несчастного городка вполне могли оказаться обычные люди.

С другой стороны, если доктор прав в своих рассуждениях, то зараза будет разрастаться, и под угрозой окажутся все жители ближайших деревень. А также случайно занесенные в этот район люди. Которые, в свою очередь, станут переносчиками «заразы».

Главное же – решать все равно предстоит ему.

Человек военный, Аргамаков часто оказывался перед проблемой выбора, но перед такой страшной – ни разу. Можно было бы благодарить стечение обстоятельств и недостаток сил, не дающих возможность немедленно провести карательную операцию. Только стоит ли?

Закрывая глаза на проблему, лишь даешь ей время разрастись, стать еще более грозной. Как следствие: разрешить ее становится намного труднее. Порою настолько, что потом вообще не можешь справиться с ней.

Или собрать поутру отряд да и обрушиться на ставший малонаселенным город? Взять на душу еще один грех, зато спасти других людей, которые позднее наверняка заклеймят спасителя безжалостным палачом? Как заклеймили когда-то Мина, Меллер-Закомельского, Дубасова, Чухнина. Тех, кто дюжину лет назад решительно погасил вспыхнувшие костры, грозившие всеобщим пожаром.

Вся интеллигентная Россия возмущалась неслыханной жестокостью рыцарей долга, не понимая, что благодаря им большинство людей смогут спокойно прожить еще долгие годы. Пока вновь вырвавшаяся наружу стихия не сметет с лица земли всех и вся.

Нельзя. Интуитивно Аргамаков чувствовал, что главный враг сейчас – матрос. Колдун-самородок, сплотивший вокруг себя банду и наделавший столько бед, что куда там полчищам вампиров! Оставлять против такого противника крохотный заслон, все равно что заранее согласиться с собственным проигрышем. И стократное счастье, что Горобец приковал себя к рельсам своим бронепоездом. Оборонять Смоленск на широком фронте двумя с половиной сотнями штыков – одной полной ротой! – даже чисто физически невозможно. Как загасить лесной пожар ведром воды или остановить наводнение, имея вместо дамбы – щит.

– Как думаете, осиновые колья помогут?

Аргамаков настолько ушел в свои мысли, что голос Сухтелена прозвучал словно из другого мира.

– Думаю, что они вообще не нужны. Так сказать, плоды народной фантазии и откровенных преувеличений. Хотя… Во всяком случае, хуже они не сделают. – Барталов сидел в излюбленной позе, сложив руки на животе и описывая большими пальцами круговые движения.

Он бы рассуждал еще очень долго, поворачивая проблему с разных сторон и всюду находя аргументы «за», однако Канцевич сверился с ручными часами и обратился к Аргамакову:

– Время, Александр Григорьевич. Прикажете играть зорю с церемонией или просто отбой?

– Зорю. – Полковник также посмотрел на часы.

Раз уж судьба подарила крохотную передышку, то надо сполна воспользоваться ее подарком.

А то что армия базируется на субординации, дисциплине и традициях, Аргамаков усвоил твердо. Чем больше и яростнее весь мир отказывался от прошлого, тем тверже Аргамаков придерживался всех проверенных временем ритуалов.

Приверженность традициям не сила – источник сил. Быть может, один из последних, что дает людям крепость духа даже перед лицом всеобщего развала. Да еще понятие высокого воинского долга и любовь к Родине.

Последнее выспренно, зато верно.

– Я все-таки думаю, Александр Григорьевич, что Орловского необходимо срочно поддержать. Подобный разброс сил противоречит всем канонам военной науки, но и держать одну полуроту на таком расстоянии, согласитесь, тоже не вписывается ни в какие правила.

Несмотря на раннее утро, в кабинете Аргамакова было накурено так, что папиросный дым не успевал рассеяться и плавал по всему помещению густыми клубами, похожими на облака. Притом что сидели полковники сейчас вдвоем.