Вспоминалось, что офицеры говорили о полученном задании. Посмотреть, что творится в покинутом бандой городке, – и сразу назад. Сил не так много, нельзя разбрасываться ими просто так, тем более главный удар теперь ожидался с юга.
А раз так, то отряд Сухтелена уже должен вернуться. Сколько ехать-то до той Рудни? Полчаса? Час? Помнится, она где-то совсем рядом от Смоленска.
Между тем за выходящим в сад окном потихоньку становилось темнее. Еще не ночной зловещей тьмой и даже не вечерним намеком на нее, так, легкими сумерками, скорее – уходом ослепительного солнечного дня.
Раньше в эту пору хорошо мечталось о чем-то смутном, однако несомненно прекрасном, сейчас же все мысли роились вокруг одного: «Как там?» Но разве может что-нибудь случиться с опытным воином? Он же все умеет, все прошел и просто не может погибнуть глупо в мелкой стычке с осколками банды. Не может, когда его ждут!
Надо было оставаться в госпитале. Все равно отряд вернется в казармы. Хотя… напрашивался же барон в гости! И даже был позван… от лица тетушки. Не может же он отказать уважаемой даме! Офицеры так не поступают!
За окном несколько раз щелкнули выстрелы. Где-то далеко, поодиночке, и вообще, подобные забавы в последнее время стали настолько привычны, что воспринимались как неизбежный фон. Вот если они зачастят, тогда дело другое. А так… Мало ли кто в кого стреляет! Да может, и просто – в воздух. Невидаль…
Не считая этого, в городе было тихо. Словно вернулись старые времена, и больше не надо с опаской посматривать на соседа или вздрагивать при каждом звуке шагов.
Ну, где же он? Вернулся отряд или нет? Должен был вернуться. Ведь нет больше никакого Яниса, и не надо больше прижимать к плечу тяжеленную винтовку, стараться поймать в прицел фигуру, в свою очередь пытающуюся убить тебя…
Может быть, закурить? Ольга несколько раз тайком пробовала длинные дамские папиросы. Хотелось вообразить себя светской львицей, этакой роковой особой, у ног которой застыла толпа сошедших с ума от любви мужчин, но все это было давно, до революционного угара, когда на первый план выступили другие мечты, старые же исчезли без следа.
В ридикюле хранился узенький портсигар на десяток папирос, да только толку-то в них! Судорожно кашлять, не получая никакого удовольствия и наверняка успокоения!
Осторожный стук в дверь прервал размышления, и голос горничной Маши оповестил:
– Барыня! К вам пришли!
А она-то не слышала! Конечно, окно выходило не на улицу, но могла бы, могла…
Подскочить к двери, отворить ее рывком оказалось секундным делом.
– Господи! Как вы меня напугали! – Хорошенькое личико горничной и в самом деле отражало испуг. – Рази ж так можно!
Ольга протиснулась мимо нее и лишь тогда запоздало произнесла:
– Извини, Маша! – И сразу главный вопрос: – Кто?
В глазах горничной вспыхнули плутоватые искорки, а на губах зазмеилась понимающая улыбка.
– Офицер. Капитан. Ждет в гостиной. Красивый…
Капитан – значит, ротмистр. Красивый… Но Ольге один гусар действительно казался теперь красавцем, и она была уверена, что ее взгляды разделяют все.
Спрашивать дальше Ольга не стала. Он пришел и ждет, живой, невредимый, так что еще надо?
Она не шла, а летела, и лишь у самой двери в гостиную приостановилась, постаралась принять приличествующий девушке вид. Такой, которому ее учили.
Щеки раскраснелись не то от смущения, не то от волнения, но внутрь Ольга вошла плавно и медленно, чтобы не сказать, величественно, хотя хотелось – ворваться.
Вошла и застыла. Из кресла навстречу ей, как всегда, щеголеватый и эффектный, поднялся Либченко.
– Вы?
– Конечно же я, несравненная Ольга Васильевна! Ваш верный поклонник у ваших ног! Или вы ждали кого-то другого?
В последнюю фразу капитан попытался вложить ревнивые нотки.
Все-таки капитан, а не ротмистр! Хотя и у того и у другого практически одинаковые беззвездные погоны.
– Во всяком случае, вас я не ждала, – может, чуть резко ответила девушка.
– Почему же? Разве я когда-нибудь изменял вашему милому образу? – Либченко словно бы не заметил реакции Ольги.
– Помнится, покойный полковник Мандрыка старался не покидать территорию школы без особой необходимости. А вас, кажется, можно поздравить с назначением на более высокую должность? – с оттенком язвительности напомнила Ольга.
Капитан на самом деле всегда старательно играл роль ее пылкого поклонника. А может, и не играл.
Обычно девушки переоценивают свою внешность и оказываемое на окружающих впечатление, но Ольга была действительно хороша, и многие мужчины смотрели на нее с искренним восхищением. Почему бы не предположить, что и курсовой офицер испытывал к девушке то же чувство?
Ольга тоже если и не заигрывала с ним раньше, то порою кокетничала без задней мысли.
Где ж найти девушку, которой будет неприятно мужское внимание, если оно не переходит известных приличий? Притом что Либченко, с одной стороны, был ей все-таки неприятен. Вокруг война, мужчины на фронте, дядя в первый же день надел мундир, а тут здоровый офицер сидит в тылу и учит других воевать. Тому, чем сам заниматься не пробовал…
При малейшем намеке на это Либченко немедленно начинал сетовать, что начальство ни в какую не отпускает его из школы. Мол, он необходим на этом посту, и вообще, фронту требуется хорошо обученное пополнение, поэтому подготовка юнкеров не менее важна для победы, чем отбитие у неприятеля какой-нибудь безымянной горки.
У капитана был определенный дар убеждения, только проходило совсем немного времени, и те же вопросы всплывали перед Ольгой опять. Понятно, когда воспитанием занимаются искалеченные Мандрыка и Кузьмин, но пышущий здоровьем Либченко…
Сейчас же дело было даже не в прежней легкой неприязни. Вот он сидит, холеный и какой-то обтекаемый, в то время как другие в который раз рискуют жизнью!
– Решили, что больше возглавить школу некому. – Либченко развел руками. Мол, я бы с радостью отказался, но долг… – И потом, Ольга Васильевна, разве существует в мире более уважительная причина, чем желание повидать вас? Клянусь святостью носимых мной погон, никто и никогда не сможет остановить меня на дороге к вам!
Ах, если бы эти же слова сказал другой!
Только все равно слышать это было приятно.
– Это вам! – Усиливая эффект фразы, Либченко несколько картинным жестом указал на стол.
На столе в вазе стоял роскошный букет роз. Нежно-розовых, приличествующих для подарка девушке.
– Спасибо, – уже без тени язвительности поблагодарила Ольга.
– Не за что, Ольга Васильевна, не за что.
– Где вы их достали? – Букет был прекрасным, и действительно казалось чудом, что где-то еще может быть подобная красота.
– Какая разница? Мне главное – порадовать вас! – Либченко склонил голову в поклоне, поэтому красноватый отблеск в его глазах остался незамеченным.
Когда он выпрямился, глаза уже приняли нормальный цвет.
– Садитесь, – кивнула Ольга и села сама.
В кресло, так, чтобы кавалер не смог сесть рядом.
Либченко приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент в гостиной появилась Маша.
– С вашего позволения… – Горничная зажгла свечи в подсвечниках.
Перебои с электричеством начались с самого начала революции, сейчас же горящая лампочка казалась чудом.
– Настасья Петровна велела передать, что через полчаса в столовую будет подан чай.
– Спасибо, Маша.
Горничная ушла. Свет свечей пришелся кстати. Вечер за окном уже старательно вступал в права, и в доме становилось темновато.
– Как вам служится в новой должности? – вполне по-светски осведомилась Ольга.
– И не говорите, Ольга Васильевна, не говорите. В прежние времена был бы рад, а сейчас… – Капитан многозначительно развел руками.
– Что так? Боитесь не справиться?
– Разве я когда-нибудь боялся, Ольга Васильевна? Да и справляться не с чем. Бессмысленно все это, вот что угнетает. Раньше наша служба была необходимой, а сейчас? Подопечные давно закончили курс, мы же даже не можем произвести их в офицеры. Никто не имеет на это права. О том, чтобы набрать новых, даже речи нет. Скажу вам по секрету: правительство давно хочет закрыть школу за ее, по их мнению, ненадобностью.