– А что прикажешь думать, когда Янис произносит пароль, известный лишь нам двоим? – уже без упрека спросил Георгий.

Если подумать, в жизни случается и не такое. Можно думать о Яшке всякое, однако вряд ли он будет гадить самому себе. В его положении входить в сговор с заезжей бандой нет никакого смысла. Проще создать свою собственную. Чтобы хоть не делить власть с уже существующим атаманом.

Да и просить удержать дворец лишь для того, чтобы избавиться от заподозренного приятеля… Абсурдно, ибо слишком сложно.

– Признаю, погорячился, – после краткого раздумья признался Орловский.

– Вот. Ты горячишься, а мне отдуваться. – Яшка старательно изобразил возмущение.

– Ангел нашелся, – не сдержавшись, хмыкнул Георгий. – Хочешь сказать, что безгрешен?

Но напоминать про интриги не стал. Захочет, вспомнит сам. Нет – будет с пеной у рта доказывать, что хотел как лучше. А уж что в итоге вышло…

– Ты тоже хорош! – Намек был проигнорирован. – Выслужился он. Скромняга!

Шнайдер кивнул на золотые погоны, где три звезды помещались среди двух просветов.

Ордена Орловский давно снял. Оставил лишь солдатские «Георгии» еще за японскую, да на шашке висели оба темляка, Анненский и Георгиевский.

– Я, между прочим, чины кровью заработал. По тылам не отсиживался и в штабах штаны не протирал.

– Ладно. Давай мириться. Как говорится, кто старое помянет… – произнес Яшка.

– Мы вроде и не ссорились. – Орловский пожал протянутую руку.

Конечно, Шнайдер был врагом. Его мир и мир Орловского ужиться вместе не могли. Но стоит ли конфликтовать в открытую? Тем более сейчас, когда от миров этих один пшик…

– А насчет всяких условий – инициатор не я. Это все Трофим. Он воду старательно мутит, – сказал Шнайдер.

Орловский чувствовал, что бывший приятель тоже имеет камень за пазухой, скорее всего – не один.

Тут откуда-то появился Курицын. Увидел, с кем разговаривает Георгий, и скромно остановился в сторонке.

– Извини, Яков. Скоро объявят посадку, а мне еще столько проверить надо.

– Между прочим, тобой очень интересовалась Вера. Передавала привет. Надеется на встречу. – Яшка подмигнул. Мол, ты и хват.

– Передавай и ей. – Привет ни к чему не обязывает. А встреча… Нужна ли она?

Яков прощально махнул рукой и решительно ввернулся в толпу.

– Что у тебя, Иван Захарович? – Курицын для Орловского был важнее всех граждан правительства вместе взятых.

Бородач замялся. Ему было неловко докучать просьбой, да, видно, иначе поступить не мог.

– Тут такое дело, ваше высокоблагородие, – как-то официально выдохнул соратник по последним странствиям. – Вдова Степана очень просила подсобить. Там делов-то на день. Ну и…

После освобождения Смоленска бородач так и остался при Орловском. Это получилось у него естественно, словно иначе быть не могло.

– Какие проблемы, Иван Захарович? Надо так надо. В списки ты не занесен. Да и дома, небось, ждут.

– Ну, нет, Егорий Юрьевич. Вместях вмешались в энто дело, вместях и до конца пойдем, – убежденно произнес солдат. – Да я токмо подмогну, а завтра ужо к вам.

– Договорились. – Улыбка Орловского была открытой. – Завтра жду. А пока считай себя в увольнительной.

Короткий гудок паровоза напомнил о скором отправлении.

– Ну, будь, Иван Захарович!

– Вам тоже счастливо, ваше высокоблагородие. Чтоб, значица, все было спокойно.

– А вот этого обещать не могу. Не от меня зависит.

– Господин подполковник! – послышался голос Петрова, и Орловский коротко отозвался:

– Иду.

В кабинете Яшку уже дожидались Либченко и Бородавкин. Новый начальник школы удобно устроился в гостевом кресле и коротал время, полируя холеные ногти. Бородавкин вел себя проще: уселся прямо на подоконник у раскрытого по случаю хорошей погоды окна и одну за другой смолил хозяйские папиросы.

– Скучаете? – осведомился Шнайдер, поглядывая на соратников с изрядной долей насмешки.

– Бездельники пусть скучают. Мне, к примеру, некогда, – подал голос Либченко и вновь вернулся к прерванному занятию.

– Ну-ну… – Как революционер старой закалки, Яшка франтовства не одобрял. Считал, что надо быть проще, понятнее народу.

Бородавкин затушил о подоконник выкуренную папиросу и с сожалением поднялся с насиженного места.

– Как дела в школе?

– Порядок. – Либченко оторвался от созерцания ногтей и поднял взгляд на хозяина кабинета. – Что с ней теперь сделается? Не сегодня завтра подпишу указ о роспуске, и одной головной болью будет меньше. Покойный полковник воспитал волчат. Теперь они все только и ждут, когда мы все одной дружной семьей вступим под команду славного Аргамакова. Ничего, недолго им уже осталось.

Шнайдер забрал у Бородавкина свой портсигар, достал папиросу и уселся на свое место.

Бородавкин с явным сожалением посмотрел на то, как его непосредственный начальник прикуривает и пускает дым в потолок.

– А ты знаешь, школу, пожалуй, распускать как раз и не надо, – изрек Яков в промежутке между затяжками.

– Как? – на редкость дружно выдохнули оба гостя. Взглянули друг на друга, и Бородавкин уточнил:

– Почему?

– Разве непонятно? – Губы Шнайдера слегка скривились в пренебрежительной улыбке. Мол, все надо объяснять и разжевывать, как несмышленым детишкам.

Судя по недоумевающим лицам соратников, с понятием у них было непросто.

Шнайдер перевел взгляд с холеного офицера на угрюмого борца с контрреволюцией и протянул многозначительно:

– Да…

– Ты это, лучше объясняй, а не наводи тут тень на плетень, – буркнул Бородавкин.

– Что объяснять? Ну, распустим мы школу, и куда денутся юнкера? По домам пойдут?

– К Аргамакову, – первым понял мысль Шнайдера капитан.

– Вот! – Для убедительности Яков даже поднял палец. – А этого нам не надо. И без них бригада как кость в горле. Поэтому надо сделать все, чтобы школа оставалась одним целым. В этом случае мы сможем держать волчат под контролем. Раз уж у Муруленко не вышло прижать их всех к ногтю до подхода Аргамакова. Сейчас хоть начальником свой человек.

Гражданин по борьбе чуть поклонился Либченко.

Капитан озадаченно прикидывал новые варианты. Он-то уже настроился распустить юнкеров к чертовой матери да и податься на менее хлопотное место: или в управление по борьбе с контрреволюцией, или в военный отдел. А там, чем черт не шутит, можно будет занять место самого Муруленко. И вместо этого опять скрывайся, делай вид, что исправно несешь службу и с пренебрежением относишься к новым порядкам! Надоело и, опять-таки, постоянно приходится переживать, что правда может выплыть наружу. Во всяком случае, часть правды.

– Это первое, что мы, вернее, наш доблестный капитан, должны будем сделать. Есть еще и второе… – Яшка вновь достал папиросу, но портсигар, к заметному сожалению Бородавкина, немедленно упрятал в карман. – Вступать в открытый бой с бригадой нет никакого резона. Разложить их при помощи баюнов-краснобаев тоже маловероятно. Раз уж с фронта дошли до этих мест, то народ там подобрался упертый, голым словесам не поверит.

– Ты намекаешь, что надо кого-нибудь из них приобщить? – На этот раз Яшкину мысль капитан понял сразу.

– Почему бы и нет? Не может быть, чтобы среди такого количества мужиков не нашлось никого, кто хоть на некоторое время не поддастся какой-нибудь слабости.

– Ну, это больше по Вериной части, – улыбнулся Либченко.

Сам он в число приобщенных попал именно через нее.

– Не только. Помнится, в школе была еще какая-то девица, – напомнил Яков.

– Ольга, что ли?

– Откуда я знаю: Ольга, Света, Лена?! – даже возмутился Шнайдер. – Хотя, раз вы знакомы, то это упрощает дело. Женщины вообще гораздо лучше поддаются приобщению…

Мужчины плотоядно усмехнулись. Только глаза их осветились не маслянисто-кошачьим, а каким-то кровавым блеском.

– Это для нас. Для них же легче приобщению поддаемся мы, – все с той же ухмылочкой поведал Либченко.