– Есть один самолет, который рано утром летит в Кочабамбу. Она поедет со мной... Самолет сядет в Лиме... Все устроила Хосефа. За пятьсот долларов.

– Это было трудно?

Лукресия иронически улыбнулась.

– В Боливии, – произнесла она, – имеется около трехсот тайных аэродромов, обслуживающих контрабандистов и торговцев наркотиками... Так что...

Малко вдруг подумал, что, к его великому сожалению, кроме имени, о Мартине ему не известно ничего.

Лукресия наклонилась к его уху и спросила:

– О чем думаешь?

– О визите к дону Федерико Штурму.

Малко искоса поглядел на Фридриха. Подбородок таксиста был заметно недоразвит, а глаза его прятались под очками-линзами. Череп водителя был гол, как колено. Одну ногу Фридрих приволакивал. Вся его манера держаться была заискивающая.

Как было условлено, он подобрал Малко в девять часов у Дверей гостиницы «Ла-Пас». У него была старая «Импала» кремового цвета. Прошедшей ночью Малко спал мало и плохо. Словно желая изгнать из его памяти воспоминание о Мартине, улетевшей несколько дней назад, Лукресия превзошла самое себя... Вчера вечером она договорилась с Фридрихом относительно поездки на озеро Титикака. И вот уже час, как они катились по прямому, как стрела, шоссе, пересекавшему Альтиплано, пустынный пейзаж которого без особого успеха разнообразили редкие саманные хижины.

Зацепившись за массив Иллимани, высота которого достигала шести тысяч метров, тяжелые тучи висели над горизонтом.

Неожиданно Фридрих нажал на газ, пытаясь обогнать группу пешеходов. Повернувшись к Малко, он сказал на немецком языке:

– Эти молодые – совершенно ненормальный народ! Каждую Пасху они таскаются к Копакабане... Три дня пешкодралом.

Он имел в виду один из священных городов на Титикаке.

Три дня пешком... Навьюченные, как верблюды, сотни юношей и девушек, в одиночку или группами, шагали по шоссе.

– Вам часто приходится возить народ с озера? – задал вопрос Малко.

– Почти каждый день.

Малко подался немного вперед, чтобы в зеркале заднего обзора уловить выражение лица таксиста.

– Вы их привозите всегда?

Фридрих нахмурился, а затем засмеялся, хрипло и устало:

– Разумеется! И их всех привожу обратно, майн герр! На Альтиплано ничего интересного нет.

Малко не поддержал его смеха.

– А вот Джима Дугласа, американца, вы не привезли, – заметил он с деланным безразличием.

Глаза таксиста вдруг застыли под толстыми стеклами. Шоссе он больше не видел. Малко взглянул вперед и заметил на дороге двух индианок, тащивших на веревке черного поросенка. Фридрих смотрел на них как бы в бессознательном состоянии. Его «Импала» неслась прямо на женщин.

– Осторожно! – крикнул Малко.

В последнюю секунду немец нажал на тормоза, и машина остановилась в клубах пыли. Одна из индианок отлетела в кювет вместе с черной свиньей, но сбитая левым крылом «Импалы» старуха упала на обочину. Страшно ругаясь, Фридрих заковылял к ней.

Сбежались работавшие неподалеку «чуло». Малко вылез из машины. Таксист достал двадцать песо (около двадцати долларов США) и протянул их старой индианке, не переставая осыпать ее бранью. Младшая индианка меланхолично протянула руку за деньгами.

Малко думал, что их сейчас линчуют, но никто из индейцев даже не пошевелил пальцем. Двадцать песо оказались достаточным выкупом за одну человеческую жизнь. Старуха же получила, как видно, довольно серьезную контузию. Но из-за бесчисленных юбок определять ее состояние было невозможно.

– Поехали, – буркнул Фридрих.

Они сели в машину. Немец сердито ворчал:

– Дуры! Так и лезут под колеса...

Малко спросил его:

– Вас выбил из колеи мой вопрос о Джиме Дугласе? Вы знаете, о ком я говорю... о парне с бородой, которого вы возили к дону Федерико Штурму.

Таксист снова сделался похожим на старую сердитую сову.

– Не понимаю, о ком вы говорите... Столько всякого народа приходится возить на Титикаку.

– Да, конечно... Но этот парень так и не вернулся, – безжалостно отметил Малко. – Мне известно, что вы отвезли его к дону Федерико. Но после этого никто его больше не видел.

Узловатые руки старого таксиста судорожно вцепились в баранку. Глаза его неотрывно смотрели на дорогу, избегая взгляда Малко.

– Вы ошибаетесь, – заявил он уже более твердо. – Этого молодого человека я обратно привез... Я вспомнил... Его ждала еще одна очень красивая блондинка.

– В котором часу это было?

– Часов в восемь или девять. Уже стемнело...

Мартина была арестована в пять. Фридрих врал.

– Почему вы не хотите мне помочь? – настойчиво продолжал Малко. – Дон Федерико Штурм – нацист, один из тех, кто преследовал ваш народ... Это ваши враги.

– Моя мать погибла в Освенциме, – глухим голосом произнес старик. – Но я ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю.

Растянутые и вялые губы Фридриха от страха побелели. Похоже, дон Федерико был действительно могущественным человеком, коли его так боялись даже враги. Все замолчали.

До озера Титикака оставалось но более десятка километров. Справа от шоссе Малко заметил ведшую к группе домов аллею.

– Не знаете, чье это хозяйство? – спросил он.

Таксист ответил не сразу.

– Это владение дона Федерико.

– Я передумал, – бросил Малко. – Мы едем туда.

Ему показалось, что Фридрих едва не зарыдал.

– Я не могу туда ехать, – застонал он. – У меня будут неприятности. Дон Федерико не любит, когда его беспокоят...

– Если вы отказываетесь туда везти, – пригрозил Малко, – я выйду здесь и пойду пешком. Но вы уже не получите ничего.

Буркнув что-то себе под нос, Фридрих пожал плечами и замолчал. Проехав около ста метров, он притормозил и свернул вправо, к аллее. Сердце Малко бешено колотилось. Несколькими днями раньше этот же путь проделал Джим Дуглас, после чего оказался в гробу другого человека.

Фридрих остановил «Импалу» посреди двора, перед свежевыбеленным домом.

– Подождите меня здесь, – распорядился Малко.

Он вылез из машины и подошел к тяжелой деревянной двери. Справа, в загоне, с гордым видом жевала свою жвачку лама-викунья. Все дышало миром и спокойствием. Не успел Малко постучать в дверь, как она открылась, и показавшийся на пороге индеец спросил:

– Что угодно, сеньор?

– Мне нужно видеть дона Федерико.

Индеец подумал несколько мгновений и впустил гостя в библиотеку. Ее стены были уставлены полками, украшенными альпинистскими принадлежностями и картинами примитивистов. Это напомнило Малко его собственный замок. Индеец закрыл за ним дверь. Малко опустился в широкое и глубокое кресло. Миниатюрный пистолет слегка надавил на правое бедро. Малко не хотелось повторять участь Джима Дугласа.

Он прислушался, ловя каждый звук... А что если Клаус Хейнкель где-то здесь, рядом?

Стального цвета глаза Штурма были остры, как скальпели. Его кисть была энергична и значительно более красноречива, нежели голос, которым он произнес:

– Вы хотели меня видеть, герр...

– Линге, князь Малко Линге.

Титул гостя, похоже, не произвел впечатления на бывшего эсэсовца. Как кол, прямой, с безукоризненным пробором, в твидовом пиджаке, он стоял перед Малко, явно удивленный визитом.

– Вероятно, у нас есть общие знакомые?

Малко понял, что дон Федерико его прощупывал, желая донять, к какой категории посетителей отнести визитера. Только знание гостем немецкого языка удерживало хозяина дома от того, чтобы приказать его выпроводить. Для Малко наступил момент, так сказать, бросаться в воду.

– В некотором смысле – да, – ответил он. – Я ищу следы некоего Джима Дугласа. В последний раз его видели здесь. И мне подумалось, может, вы располагаете сведениями о его дальнейшей судьбе.

Немец остался холоден, как мрамор. Но его нижняя губа непроизвольно напряглась. Голос Штурма стал ледяным.