Абди тоже вышел из машины, а следом за ним растерянная Фуския. Молодая женщина за час постарела на десять лет. Абди спокойно достал с крыши «лендровера» лопату и открыл заднюю дверцу. Малко подошел, чтобы помочь ему.

Шофер снял темные очки, не переставая «щипать травку». Его глаза, разъеденные конъюнктивитом и бессонницей, были краснее, чем когда-либо, но блестели лихорадочным блеском. Малко почувствовал нежность к этому мужественному и циничному старику.

– Спасибо, – сказал он. – Если бы не вы, мы были бы уже в тюрьме.

Абди пожал плечами.

– Я не люблю этих людей, они неверующие. Аллах сказал, что убить неверующего не грех. Да будет благословенно его имя. Раньше, даже при итальянцах, мы жили счастливо. Они были не злые и не презирали нас. Русские нас презирают. А эти – слуги русских.

Фуския подняла голову.

– Ну, что ж мы будем делать?

В ее голосе слышались истерические нотки. Как раз об этом спрашивал себя Малко. Тишина была абсолютная, если не считать жужжание насекомых. В саванне невозможно спрятаться. Журналиста ждут в Браве, значит, они должны ехать туда. Или продолжать путь к Кении. Вернуться в Могадишо было бы самоубийством.

Абди начал копать. Малко подошел к нему.

– Я помогу вам.

Шофер покачал головой:

– Нет, лопата только одна. А потом я смою кровь в машине. Пойдите отдохните там, в тени. И проследите, чтобы нас не увидели.

В глубине души Малко был счастлив, что не пришлось играть роль могильщика. Он взял Фускию под руку и повел прочь от машины. Сначала они шли молча, то и дело спотыкаясь о неровности почвы... Потом повернули за холм, и «лендровер» исчез из поля зрения. Вскоре тропинка стала подниматься. Они оба были мокрые и запыхавшиеся. В конце концов Фуския опустилась на землю возле какого-то куста. У нее под глазами обозначились темные круги, лицо осунулось.

– Что будем делать? – опять повторила она. – Русские не дураки. Люди из СНБ тоже.

– Не отчаивайся, – сказал Малко. – Я не один. В эту минуту десятки людей в разных концах света стараются нам помочь... Мощная организация, обладающая фантастическими возможностями, следит за каждым нашим шагом.

У него не очень-то получалось подбадривать. Фуския молчала. В знойном воздухе слышалось только жужжание насекомых. Все, что он говорил, выглядело довольно абстрактно.

Они снова двинулись в путь, дошли до вершины холма. Нигде никого не было. Они сели и просидели довольно долго, не говоря ни слова.

– Давай вернемся, – наконец предложил Малко.

Когда они вернулись к «лендроверу», никаких следов трупов уже не осталось. Оба были глубоко закопаны в красный латерит. А Абди тщательно вытирал передние сидения.

Он протянул Малко бумаги Хельмута Ламбрехта. – Мы едем в Браву? -уточнил он.

– Да, – решил Малко.

– Тогда вы – джаале Ламбрехт, – сказал шофер.

– Что мы скажем про Мусу? – спросил Малко.

– Что он остался повидаться с одной девицей там, где мы остановились. Он сказал, что догонит нас на грузовике. Благодаря моему присутствию у них не будет никаких подозрений.

Разумеется, никто не заподозрит, что ЦРУ подкупило правительственного шофера. Десять минут спустя они вернулись на главную дорогу. До Бравы оставалось полчаса езды.

Неожиданно Малко почувствовал, что у него засосало под ложечкой. Он вдруг вспомнил, как Хельмут Ламбрехт ему говорил, что уже ездил в Браву. Те, кто будет их встречать, сразу же догадаются об обмане. Он не стал ни с кем делиться своей тревогой, продолжая смотреть по обочинам, где росли колючки такой причудливой формы, что казалось, будто они вырезаны рукой мастера. Тревога Малко росла с каждым оборотом колеса.

Браве было девятьсот пятьдесят лет, но она выглядела старше тысячи на три. Грязно-серые кубики домов, зажатые между пустыней и громадным пляжем, старая мечеть и разрушенный мол, тянущийся до рифов. Рыбацкие лодки, стоящие на якоре в подобии естественной бухты между рифами и пляжем. А вокруг верблюды и большой лагерь кочевников на краю деревни.

Малко прищурился от ослепительного солнца.

– Джаале, вас примет руководитель района, – торжественно объявил высокий грузный сомалиец, глаза которого были скрыты очками, что делало его похожим на фантастическое насекомое.

Товарищ Абшир, руководитель Революционной социалистической партии в Браве, встретил их у въезда в деревню. «Лендровер» остановился возле подобия арки. Напротив двухэтажного строения, которое станет их резиденцией, с надписью по-сомалийски и по-арабски на плоской крыше «Мечта Гууска».

– Заходите, – пригласил Абшир.

Фуския вошла первой. Чтобы подавить свой страх. Не было заметно, чтобы Абшир был удивлен. Немецкого он не знал, а английский – чуть-чуть. Абди объяснил ему по-сомалийски, что Фуския – подруга крупного партийного чиновника и что «гид» джаале Ламбрехта сделал остановку в пути, чтобы повидаться с девочками. По длинному коридору они вошли в небольшой внутренний дворик, посреди которого стояла огромная туша с очень темной кожей в великолепной леопардовой шапочке, из-под которой выбивались курчавые волосы, и хитро поглядывала на них смеющимися глазами. Типичный весельчак.

– Джаале Али Хадж <святой> Абокор, – объявил Абшир, – руководитель района.

На Малко руководитель едва взглянул. Но при виде Фускии у него в глазах появилось откровенное грубое вожделение. Он пробормотал несколько приветственных слов, а Абшир тут же превратил их в долгую пропагандистскую речь. После нескончаемого «чена» <чен – чай> их отвели в номера, окна которых выходили в другой внутренний дворик. Руководитель района старался задеть Фускию в узком коридоре при каждом удобном случае. Через Абшира он объявил:

– Я рад встретиться с товарищем журналистом, так как в его последний приезд в Браву я совершал свое десятое паломничество в Мекку.

Малко расцеловал бы его. Он обернулся к Абширу.

– Мне хотелось бы посетить лагерь кочевников, которых вы перевели на оседлый образ жизни, – попросил он. – Когда я приезжал последний раз, их еще тут не было.

– Хорошая мысль, джаале, – важно одобрил Абшир. – Вам надо понаблюдать, как они ловят рыбу. Сегодня вечером джаале Али устраивает ужин вместе с советским джаале, который помогает нам советами на рыбной ловле. К сожалению, это не тот русский, что был в прошлый раз. Определенно, с Малко Бог. Он в Браве, и он – Хельмут Ламбрехт. Только Фуския все еще держалась, как натянутая пружина.

Он с удовольствием смотрел на прощающихся хозяев. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы поразмышлять. Едва дверь закрылась, как Фуския рухнула на постель, готовая к истерике.

– Я боюсь, – запричитала она.

– Пока все идет хорошо, – сказал Малко, чтобы успокоить мулатку. -Теперь надо узнать, где заложники. Мне кажется, ты очень нравишься руководителю района. Он не выглядит убежденным социалистом.

Малко был полон решимости использовать все средства. Фуския мрачно взглянула на него.

– Даже если ты их найдешь, этих заложников, что ты сделаешь? Ты никогда не сможешь покинуть страну или даже добраться до Могадишо. Это безумие. Надо спасаться бегством, пока они ничего не поняли. Они будут искать тебя в Могадишо.

Могадишо...

Это на другой планете. Слава Богу, нет телефона...

– Сначала давай найдем их, – сказал Малко. – Потом посмотрим.

Он принял душ и вышел, оставив Фускию отдыхать. Абди устроился в соседней комнате на походной койке и тут же уснул. Но когда Малко прикоснулся к нему, он мгновенно вскочил. Удивительно: сомалиец и спал в черных очках.

– Все хорошо? – поинтересовался Малко. – Не слишком много вопросов задавали?

– Порядок, – ответил шофер. – Они ни о чем не подозревают. Руководитель района находит, что Фуския очень красива. Ему на политику плевать. Но надо остерегаться Абшира. Здесь его называют «гадвен», «горлодер». Это – стукач, присланный из Могадишо. Будущий руководитель района.